Чтение 12–й страницы книги ~Кулак Аллаха~

видом; по предложению бригадира здание посольства было немедленно
блокировано солдатами Республиканской гвардии. Пока что осаду никто снимать
не собирался. Правда, даже иракская служба безопасности не могла запретить
иностранным дипломатам поддерживать радиосвязь со своими правительствами с
суверенной территории посольств. Больше того, Рахмани понимал, что у Ирака
нет суперкомпьютеров, необходимых для разгадывания сложных шифров, которыми
пользуются англичане и американцы.

Тем не менее в силах руководителя отдела контрразведки Мухабарата было
сделать так, чтобы американцы, если и смогли о чем-то сообщить своему
правительству, так разве что о прекрасном виде из окон посольства.

Конечно, не исключалась возможность получения американцами информации от
их друзей националистов, которых в Кувейте оставалось еще предостаточно.
Значит, прежде всего нужно было отрезать внешние телефонные линии посольства
или установить на них подслушивающую аппаратуру. Последний вариант казался
более выгодным, но, к сожалению, большинство квалифицированных специалистов
бригадира остались в Багдаде. Там им тоже хватало работы.

Хассан Рахмани повернул к номерам, зарезервированным за сотрудниками
контрразведки, снял форменную куртку, бросил ее ординарцу, который,
обливаясь потом, только что внес два тяжелых чемодана с документами, и
подошел к окну, выходившему на бассейн отеля. Неплохо бы попозже поплавать
там, подумал Рахмани, но потом заметил двух солдат, которые набирали воду во
фляжки прямо из бассейна, и еще двоих, которые мочились туда же. Хассан
Рахмани вздохнул.

В свои тридцать семь лет бригадир Рахмани был статен, аккуратен, всегда
гладко выбрит. Ему не было нужды отращивать усы в подражание Саддаму
Хуссейну. Он знал себе цену, потому что на своем месте был незаменим. Между
прочим, это место он занял не по протекции, а только в силу своих высочайших
профессиональных качеств. Рахмани считал себя единственным интеллигентным,
образованным человеком в толпе кретинов, поднявшихся наверх на гребне
политической волны.

Почему ты служишь этому режиму, часто спрашивали его зарубежные друзья.
Такие вопросы иностранцы чаще всего задавали, когда Рахмани поил их в баре
отеля "Рашид" или в еще более укромном уголке. Рахмани дозволялось общаться
с иностранцами, такова была специфика его работы. Впрочем, сам он всегда
оставался трезвым. Он не был религиозным фанатиком и в принципе не возражал
против спиртных напитков, но себе всегда заказывал джин с тоником,
предварительно предупредив бармена, чтобы тот наливал ему чистый тоник.

Так вот, в ответ на подобные вопросы Рахмани улыбался, пожимал плечами и
говорил:

- Я - гражданин Ирака и горжусь этим. Вы хотели бы, чтобы я служил
другому правительству?

Конечно, сам Рахмани отлично знал, почему он служит режиму, руководителей
которого большей частью тайно презирал. Если бы он был склонен к эмоциям - а
сам Рахмани часто говорил, что они ему совершенно чужды, - то он бы
признался, что одной из истинных причин является искренняя любовь к стране и
ее народу, обычным простым людям, интересы которых баасистская партия уже
давно не представляла.

Но основная причина заключалась в другом. Рахмани хотел преуспеть в
жизни. Для человека его поколения в Ираке существовало немного путей к
успеху. Он мог бы стать противником диктаторского режима, уехать за границу
и там влачить жалкое существование, постоянно скрываясь от наемных
профессиональных убийц и зарабатывая крохи переводами с арабского на
английский или наоборот.

Он мог остаться в Ираке; тогда перед ним открывались три пути. Можно было
опять-таки стать противником режима и распрощаться с жизнью в одной из
пыточных камер этого зверя Омара Хатиба, которого он ненавидел всей душой,
отлично зная, что Хатиб питает к нему такие же чувства. Можно было
попытаться стать независимым бизнесменом, что казалось весьма проблематичным
в стране, где систематически попирались все законы экономики. Рахмани выбрал
третью возможность: используя свой незаурядный ум и проявляя должную
находчивость, улыбаться идиотам и занять высокое положение в их рядах.

С точки зрения самого Рахмани, в этом не было ничего предосудительного.
Служил же Рейнхард Гелен сначала Гитлеру, потом американцам, потом
правительству ФРГ. Служил же Маркус Вольф восточногерманским коммунистам, не
веря ни одному их слову. Вольф был игроком, он жил своей игрой,
хитросплетениями шпионажа и контрразведки. Для Рахмани игральным столом был
Ирак. Он знал сколько угодно других профессиональных разведчиков, которые
поняли бы его.

Хассан Рахмани отошел от окна и сел за стол, чтобы записать самые
неотложные вопросы. Если в будущем Кувейт должен стать хотя бы сравнительно
надежной и безопасной девятнадцатой провинцией Ирака, то нужно срочно
провернуть чертову тьму дел.

Главная трудность заключалась в том, что Рахмани не знал намерений
Саддама Хуссейна и сомневался, знает ли сам президент, чего он хочет и как
долго он намерен оккупировать Кувейт. Если иракские войска скоро уйдут, то
не имело смысла затевать гигантскую контрразведывательную операцию, затыкать
все возможные источники утечки информации, все лазейки для шпионов.

По мнению Рахмани, Саддам Хуссейн мог бы выйти сухим из воды, но для
этого нужно будет умело вести переговоры, ловко маневрировать, говорить то,
что хотят услышать другие. Первым этапом должна стать назначенная на завтра
конференция в Джидде. Там следовало бы, не скупясь на лесть в адрес короля
Фахда, заверить, что Ираку ничего не нужно, кроме справедливого
распределения запасов нефти, выхода к Персидскому заливу и решения вопроса о
невыплаченном долге. Если все эти требования Ирака будут удовлетворены, то
иракская армия тотчас вернется домой. Предоставив возможность арабам
разрешить конфликт самим и любой ценой не допуская к участию в конференции
американцев и англичан, Саддам Хуссейн сможет спать спокойно, не без
оснований полагаясь на традиционную любовь арабов к бесконечным переговорам.

Западным странам уже через несколько недель эта история надоест, и они
решат, что в конфликте должны разбираться сами арабы - два короля и два
президента. Англичане и американцы останутся довольны, если к ним
по-прежнему будет течь рекой арабская нефть, чтобы отравлять их города
удушающим смогом. Если к тому же в Кувейте не слишком зверствовать, то
средства массовой информации скоро оставят кувейтскую тему, всеми забытый
Аль Сабах будет мирно доживать свои дни в изгнании где-нибудь в Саудовской
Аравии, кувейтцы привыкнут к новому правительству, а конференция под
лозунгом "руки прочь от Кувейта" может пережевывать одно и то же еще лет
десять, пока проблема не решится сама собой.

В принципе такой сценарий вполне реален, нужно лишь выбрать правильную,
выгодную позицию, вроде позиции Гитлера перед началом второй мировой войны:
я всего лишь ищу пути удовлетворения моих справедливых требований, это мое
самое последнее территориальное притязание. Король Фахд попался бы на такую
удочку, ведь никто не испытывает особых симпатий к кувейтцам, не говоря уже
о сибаритствующем семействе Аль Сабаха. Король Фахд и король Хуссейн в конце
концов плюнут на них, как Чемберлен плюнул на чехов в 1938 году.

Беда в том, что Саддам Хуссейн, бесспорно, чертовски умный и коварный
бандит (иначе он не дожил бы до этих дней), был никудышным дипломатом и
стратегом. Не сегодня, так завтра, рассуждал Хассан Рахмани, раис допустит
серьезную ошибку, например, захватит саудовские нефтяные месторождения и
поставит западные страны перед свершившимся фактом. Тогда Западу ничего не
останется, как уничтожить нефтяные скважины и тем самым на поколение
расстаться с мечтами о собственном процветании.

Запад - это значит Америка плюс всегда поддерживающая ее Великобритания.
Словом, англосаксы, а англосаксов Рахмани знал хорошо. Пять лет в частной
приготовительной школе мистера Хартли не прошли даром. Рахмани в
совершенстве владел английским, понимал западный образ мыслей и научился
остерегаться англосаксонской привычки без предупреждения наносить сильнейший
удар в челюсть.

Рахмани потер подбородок в том месте, где много лет назад он заработал
такой удар, и громко рассмеялся. Его адъютант, сидевший в другом углу
комнаты, от неожиданности вздрогнул. Майк Мартин, сукин сын, где ты сейчас?

Хассан Рахмани, умный, способный, образованный, свободный от национальных
предрассудков, утонченная натура, выходец из привилегированного сословия,
служивший теперь режиму плебеев, сел за решение задачи. Это была непростая
задача. В августе 1990 года из 1,8 миллиона жителей Кувейта коренных
кувейтцев было лишь шестьсот тысяч. Кроме них здесь жило примерно столько же
палестинцев; одни из них останутся верны старому Кувейту, другие перейдут на
сторону Ирака, потому что Саддама Хуссейна поддержала Организация
освобождения Палестины, а третьи - и таких будет большинство - покорно
склонят головы и будут стараться выжить и при новом режиме. Помимо кувейтцев
и палестинцев здесь было еще примерно триста тысяч египтян; конечно, многие
из них работали на Каир, а теперь Каир не особенно отличался от Вашингтона
или Лондона. Еще примерно двести пятьдесят тысяч человек приехали из
Пакистана, Индии, Бангладеш и с Филиппин; это главным образом чернорабочие и
домашняя прислуга - в Ираке все были уверены, что, если кувейтца укусит
комар, он не сумеет почесать собственную задницу, не позвав
слугу-иностранца.

И наконец, пятьдесят тысяч граждан первого сорта: англичан, американцев,
французов, немцев, испанцев, шведов, датчан - всех не перечесть. А перед
Рахмани была поставлена задача подавить иностранный шпионаж... Он с тоской
вспомнил те старые добрые времена, когда шпионские сведения передавались
через нарочных или по телефону. Шефу контрразведки ничего не стоило закрыть
границы и обрезать все телефонные кабели. Теперь же любой дурак, в
распоряжении которого есть спутник, может нажать несколько кнопок на
переговорном устройстве сотовой радиосвязи или на компьютерном модеме и
говорить с Калифорнией. Засечь такого шпиона или перехватить секретное
сообщение можно только с помощью самых современных приборов, которых у
Рахмани не было.

Хассан Рахмани понимал, что не в его силах предотвратить утечку
информации или помешать беженцам пересекать границу. Не мог он помешать и