мужчин завалились на кровати и уснули. Пока они похрапывали
на непривычных матрасах под невероятно белоснежными
простынями, Ван Клееф поднял свой ДС-4 над пыльной взлетной
полосой, пролетел в миле от окон отеля "Гамба" и направился
на юг, в сторону Каприви и Иоганнесбурга. Его миссия тоже
закончилась.
последнем этаже отеля четыре недели. Только тогда интерес
журналистов к ним заглох, и редакторы отозвали своих
корреспондентов обратно, не видя причин дольше держать людей
в городе, где ничего нового не происходит.
французский капитан из штата командующего Ле Бра. Он широко
улыбался.
улетаете. В Париж. Вам всем заказаны места на рейс "Эр Африк"
в 23. 30.
взбодрились.
и Ницце. Около десяти часов на следующий день они окунулись в
пронизывающий холод февральского утра в аэропорту "Ле Бурже".
За кофе в буфете аэропорта они распрощались. Дюпре решил
добраться на автобусе до Орли и купить себе билет на
ближайший самолет компании САА до Иоганнесбурга и Кейптауна.
Земмлер вызвался ехать вместе с ним, а потом ненадолго
махнуть в Мюнхен. Вламинк сказал, что направляется на
Северный вокзал, откуда первым же экспрессом доберется до
Брюсселя, а оттуда-в Остенде. Лангаротти собирался ехать на
Лионский вокзал, чтобы сесть на поезд до Марселя.
и посмотрели на Шеннона. Он командир. Он должен позаботиться
об очередном контракте, подыскать новую работу, еще одну
войну. Ну а если кто-нибудь из них прослышит о работе для
группы, ему надо будет с кем-то связаться, очевидно, с
Шенноном.
больше шансов найти временную работу, чем в Лондоне.
адресами баров, где бармен сам передаст письмо или подержит
его у себя, пока адресат не зайдет пропустить стаканчик.
После чего они распрощались и каждый пошел своей дорогой.
потому что в аэропорту журналистов не было. Но кое-кто слышал
об их прибытии и ждал, пока Шеннон, после того как остальные
разойдутся, выйдет из здания аэропорта.
не дружелюбным тоном. Шеннон повернулся, и глаза его
сузились, когда он увидел фигуру, стоящую в десяти ярдах от
него. Крупный мужчина с обвислыми усами. Одет в добротное
пальто, предохраняющее от зимней стужи. Он сделал несколько
шагов навстречу, и они оказались лицом к лицу в двух футах
друг от друга.
нетрудно было догадаться - о любви и дружбе речи нет.
Отправляйся в свою страну. Не оставайся здесь. Это было бы
неразумно. Этот город мой. Если здесь и возникнет слух о
возможном контракте, я первый об этом узнаю и подпишу его. И
сам буду подбирать исполнителей.
бросил сумку на заднее сиденье. Ру шел вслед за ним, и лицо
его покрывалось пятнами от злобы.
снова обернулся.
столько на сколько захочу. Ты на меня и в Конго никогда не
производил впечатления, не производишь его и сейчас. Так что
заткнись.
пробубнил себе под нос, направляясь к стоянке, где оставил
машину. Завел мотор, включил передачу и на мгновение застыл,
напряженно вглядываясь в лобовое стекло.
себя. Но эта идея так и не вывела его из дурного настроения.
прикрытой пологом от москитов, и заметил, что темнота над
кронами деревьев на востоке понемногу рассеивается. Еле
заметно, но достаточно для того, чтобы стали видны очертания
обступающего поляну леса. Он потянулся за сигаретой, проклял
окружившие его первобытные джунгли и в очередной раз задал
себе традиционный для белого человека в Африке вопрос:
бы признать, что не может жить где-либо еще, во всяком случае
ни в Лондоне, ни вообще в Британии. Он не выносил больших
городов, условностей, налогов и холода. Как все белые
ветераны, он одновременно любил и ненавидел Африку, но
признавал, что она впиталась в его плоть и кровь за
последние четверть века вместе с малярией, виски и
миллионами укусов насекомых.
двадцати пяти лет после пяти лет службы в Королевских военно-
воздушных силах в качестве механика, причем часть времени
провел в Такоради, где залатывал изрешеченные "спитфайеры",
готовя их к очередному полету в Восточную Африку и на Средний
Восток. Это было его первое знакомство с Африкой, и после
демобилизации, забрав выходное пособие, он сделал ручкой
холодному, сидящему на карточках Лондону и в декабре сорок
пятого ступил на борт корабля, отправляющегося в Западную
Африку. Кто-то сказал ему, что в Африке можно быстро
сколотить состояние.
континенту приобрел, наконец, небольшую концессию по добыче
олова на Плато Бенуе, в восьмидесяти милях от Джоса, в
Нигерии. Пока сохранялось чрезвычайное положение на Малайях,
цены были высокими, олово стоило дорого. Он работал бок о бок
со своими африканскими помощниками, и в английском клубе, где
колониальные леди провожали сплетнями последние дни угасающей
империи, поговаривали, что он "совсем отуземился" и что "на
это страшно смотреть". На самом деле Малруни действительно
предпочитал африканский образ жизни. Он любил джунгли, любил
африканцев, которые не протестовали, когда он ругался, орал
на них и даже колотил, пытаясь заставить работать лучше. Он
любил посидеть с ними, попивая пальмовое вино, и посмотреть
на ритуальные танцы. Он не относился к ним свысока. Срок его
концессии истек в 1960 году незадолго до провозглашения
независимости, и он нанялся на сезонную работу в компанию,
владеющую большей и существенно более богатой концессией
неподалеку. Компания называлась "Мэнсон Консолидейтед", и
после того, как и эта концессия иссякла, его зачислили в
штат.
сильным, здоровым и мощным как бык. У него были громадные
руки, покрытые шрамами и задубевшие за долгие годы работы в
рудниках. Одной из них он провел по буйной, кудрявой седой
шевелюре, а другой вмял окурок во влажную красную землю под
раскладушкой. Светало, скоро солнце встанет. Он услышал, как
его повар раздувает костер на другом конце поляны.