Дик Фрэнсис.

Испытай себя

ГЛАВА 1

Я принял предложение, отвергнутое четырьмя другими писателями, но в то
время я просто-напросто голодал и нуждался в деньгах.

Год назад я предполагал, что какое-то время мне придется вести
полуголодное существование в мансарде, однако теперешняя моя жизнь в
насквозь промерзшем доме тетки моего друга, да еще в снежном, январе, была
настолько близка к собачьей, что, не имея хорошего питания и достаточно
тепла, я был готов принять любое рискованное решение.

Безусловно, я сам был тому виной. Мне было проще найти какую-нибудь
работу, связанную с физическим трудом. Конечно, не стоило сидеть и дрожать
от холода в лыжном костюме, покусывая конец карандаша, уставившись в блокнот
в полной неуверенности в себе, в своих способностях и в том нимбе славы,
который когда-либо мог бы окружать мою голову.

Как бы то ни было, мое настоящее неважное состояние вовсе не являлось
следствием жалости к себе как к неудачнику; скорее, меня несколько знобило
от неуверенности в том, что мой недавно изданный первый роман будет тепло
встречен читателями. К-тому же я испытывал тревогу по поводу своих финансов.
Уже полученный аванс за книгу я должен был распределить следующим образом:
рассчитаться с долгами, оставить определенную сумму на существование и
заплатить за жилье за полгода вперед.

Хорошо, думал я, всех полученных денег мне хватит на пару лет, но, если
за это время у меня не будет новых публикаций, придется признать, что мои
писательские потуги были чистой воды фантазией, и вернуться на круги своя.

Можно было, конечно, в отчаянии гнать мысль о неоплаченных счетах,
однако ведь я пытался писать и перед работой и после нее -- в поездах и в
выходные дни, -- но все это было не то. Я надеялся на то, что никем не
нарушаемое одиночество так или иначе поставит все на свои места. И даже
близящаяся гипотермия не могла притупить ощущение счастья от того, что я
решился сделать первый шаг по весьма каменистому пути.

Я отдался на волю судьбы, зная достаточно о выживании в экстремальных
условиях, и мысль о грядущих невзгодах не пугала меня. Однако я просто не
предполагал, что, только сидя и размышляя, человеку очень легко замерзнуть.
Мне и в голову не приходило, что активно действующий мозг отнимает тепло у
ног и рук. Мой жизненный опыт напоминал, что в прошлом, испытывая холод, я
спасался от него движениями.

Письмо от Ронни Керзона пришло в то особенно холодное утро, когда
морозные узоры, подобно роскошным занавесям, разукрасили окно моего
теперешнего обиталища. А окно, с открывающимся из него видом на Темзу в
районе Чизвика, на грязь, принесенную приливом, на парящих в воздухе чаек --
это окно, источник моего наслаждения, -- как я полагал, открывало мне доступ
в мир слов. Я привык сидеть возле него и писать, поглядывая на торчащие у
горизонта верхушки деревьев Кью-Тардена. Я и одного предложения не мог
написать, если сидел, уставившись в пустую стену.

"Дорогой Джон! -- говорилось в письме. -- Может, заглянешь ко мне*в
контору? Есть необходимость обсудить вопрос об издании твоей книги в
Америке, тебя это заинтересует.

Всегда твой Ронни.

P. S. Почему бы тебе не поставить телефон, как у всех? "

Получить право на издание книги в Америке! Просто не верится!

День волшебным образом вдруг потеплел. Такое случается в основном с
преуспевающими авторами, а не с теми, кто вынужден приноравливаться к
непривычному пейзажу, бороться с вечными сомнениями и неуверенностью; не с
теми, кому необходимо постоянно твердить, что твоя книга в полном порядке,
что все нормально и не надо сходить с ума.

-- Не сходи с ума, -- сердечно сказал мне Ронни, пригласив к себе после
прочтения рукописи, которую я без всякого предупреждения выложил ему на стол
двумя неделями раньше. -- Не трясись; уверен, мы найдем издателя. Предоставь
это мне. Позволь мне самому судить, что из этого выйдет.

Ронни Керзон, с его хорошо подвешенным языком, действительно нашел мне
издателя, Причем престижного настолько, что я о нем и помышлять не мог.

-- У них полно заказов, -- снизошел Ронни до объяснения, -- но они
готовы рискнуть издать и новичка, хотя сейчас это гораздо труднее, чем
прежде. -- Он вздохнул. -- Черту под издательским планом они уже подвели;
вопрос в том, как бы тебя подсунуть под нее. Тем не менее, -- он послал мне
многозначительный взгляд, -- тебя пригласили на обед, чтобы познакомиться.
Не подкачай и надейся на лучшее!

Я уже привык к неожиданным переходам Ронни от пессимизма к оптимизму. С
той же самой интонацией он уведомил меня о том, что если удача будет на моей
стороне, то я смогу реализовать пару тысяч своих книжек. Одновременно он не
преминул сообщить о некоей писательнице, исчисляющей свои тиражи миллионами.

-- Все возможно! -- подбодрил он меня.

-- В том числе и удариться мордой об стол?

-- Не сходи с ума!

В тот день, когда я получил это письмо, я вышел, как обычно, из дома
тетки моего друга, направляясь пешком в контору Ронни, которая была милях в
четырех, на Кенсингтон Хай-стрит. Поскольку я уже кое-чему научился к тому
времени, то не бежал бегом, а, выйдя утречком, шел не спеша, с тем чтобы
подойти к полудню. В свое время я обнаружил, что примерно в час дня Ронни
имел обыкновение предлагать своим визитерам вино и посылать рассыльного за
бутербродами. Я не очень-то рассказывал ему о своих стесненных
обстоятельствах, поэтому щедрость его была бы ничуть не наигранной.

Я тешил себя подобными иллюзиями до тех пор, пока не уткнулся в
закрытую дверь его кабинета. Обычно она была распахнута настежь.

-- Он занят с другим клиентом, -- сказала мне Дэйси.

Она лучезарно улыбнулась -- для секретарши это было подвигом. Зубы на
ее черненьком личике ослепительно блеснули. Не прическа, а нечто
феерическое. Изысканный оксфордский акцент. Учит итальянский в вечерней
школе.

-- Я сообщу ему, что вы пришли, -- сказала она, поднимая телефонную
трубку и связываясь с боссом. -- Он просит вас подождать.

Я кивнул и приготовился терпеливо ждать, усевшись в одно из двух почти
удобных кресел, поставленных, похоже, просто так, на всякий случай.

Контора Ронни представляла собой довольно значительное помещение:
большая приемная, часть которой была занята столами Дэйси и ее сестры Алисы
-- они обе следили за различными счетами; в другой части находи-лись
стеллажи с папками и огромный стол, заваленный образцами издаваемой
литературы. В коридоре были видны двери трех кабинетов, два из которых
принадлежали коллегам Ронни, а в конце его располагалась комнатка без окон,
нечто вроде библиотеки, где на полках от пола до потолка стояли книги,
увидевшие свет благодаря усилиям самого Ронни и его отца.

Я сидел и рассматривал стеллажи, на которых покоились одетые в пыль
творения, еще только ожидающие своего рождения. Мне стало вдруг интересно,
как в данный момент мог бы выглядеть мой опус. Похоже, что авторы-новички не
пользовались большим почетом у оформителей.

-- Профессионалам нужно доверять, -- сказал как-то Ронни утешительно.
-- В конце концов, им лучше знать, какой товар пойдет.

"Как знать", -- мелькнула у меня тогда циничная мысль. Я мог только
надеяться.

Дверь его кабинета распахнулась, взору открылась голова Ронни, шея и
часть плеча.

-- Джон? Заходи!

Я вошел в комнату, где стояли стол, вращающееся кресло, два кресла для
гостей, шкаф, и еще там было где-то около тысячи книг.

-- Прости, что заставил ждать.

. Он выглядел настолько виноватым, как если бы назначил мне точное
время; весь его вид говорил о том, что мое присутствие доставляет ему
искреннюю радость. Таков он был со всеми. Он преуспевал, Ронни.

Выглядел он округлым и бодрым, готовым принять вас в свои объятия.
Невысокий, с гладкими темными волосами, мягкими и сухими ладошками; одевался
он только в строгие костюмы, белые рубашки; других галстуков, кроме
полосатых, не признавал. Своим внешним видом он как бы говорил, что автор,
если уж ему так хочется, может вырядиться в бледно-голубое или надеть лыжный
костюм и соответствующие ботинки, но серьезный бизнес требует приличной
одежды.

-- Прохладно сегодня, -- проговорил он, смерив мое одеяние извиняющим
взглядом.

-- Даже снег в. мансарде смерзся.

Он кивнул, слушая вполуха, не сводя глаз с другого клиента, который
сидел с таким видом, будто намеревался не вставать с кресла целый день. Мне
показалось, что Ронни скрывает свое раздражение под внешним фасадом
значительности -- удивительное для этого человека сочетание, поскольку
обычно его лицо выражало лишь неослабевающее искреннее добродушие.

-- Тремьен, -- веселым голосом "сообщил он своему гостю, -- это Джон
Кендал, блестящий молодой автор.

Так как Ронни обычно рекомендовал всех своих авторов исключительно как
блестящих, даже будучи полностью уверенным в обратном, то эти его слова
оставили меня абсолютно равнодушным. " Тремьен воспринял эту рекомендацию в
той же мере равнодушно. Седой, крупный, самоуверенный мужчина в возрасте
около шестидесяти лет, он явно не испытывал восторга от моего вторжения* - ^

-- Мы еще не закончили наш разговор, -- недовольно пробурчал он.

-- Самое время выпить вина, -- предложил Ронни, пропустив мимо ушей не
совсем любезный тон своего собеседника. -- Что будете пить, Тремьен?

-- Джин с тоником.

-- Э... Я имел в виду вино -- белое или красное?

-- Тогда красное, -- явно демонстрируя досаду и выдержав некоторую
паузу, буркнул Тремьен.

-- Тремьен Викерс, -- голосом, лишенным всяких ин-