Чтение 40–й страницы книги ~Испытай себя~

Непродолжительное молчание, повисшее в комнате после этого заявления,
никак нельзя было назвать недоверием.

-- А ты крутил с ней? -- спросил Тремьен.

-- Не в этом дело. Я не помню ни о каких июльских вторниках прошлого
года. А этот приятель Дун спрашивал меня, что я делал именно в один из
вторников, как будто это возможно вспомнить. Сказал, что возился на своей
лодке. Тогда он поинтересовался, веду ли я вахтенный журнал и записываю ли
время. Интересно, всерьез ли он это спрашивал? Я ответил, что у меня нет
никакой зацепки, чтобы припомнить те времена. Возможно, усмехнулся я,
развлекался с парочкой не очень привередливых девиц, но на мой юмор он никак
не отреагировал; по-моему, он его начисто лишен. В ответ Дун заявил, что в
подобных делах всякие смешки неуместны.

-- У него самого три дочери, -- пояснил я. -- Это убийство его очень
обеспокоило.

-- А чем я могу помочь в его долбаных приставаниях? Он заявил, что
должен проверить любую возможность; долго же ему придется повозиться с этим
делом, докапываясь, кому и где давала Энжи, ведь она не упускала ни одного
удобного случая. Даже Бобу Уотсону и то строила глазки.

-- Вряд ли бы ей это удалось из-за Ингрид, -- вмешалась Мэкки. --
Внешне Ингрид выглядит кроткой и добродушной, но вы бы посмотрели на нее,
когда она в гневе. Боба Уотсона она постоянно держит в поле зрения и не
доверяет его ни одной девушке из наших конюшен. Сомневаюсь, что Анжеле
удалось добраться до него.

-- Кто это может знать наверняка? -- мрачно возразил Сэм. -- Можно
выпить? Кока-колу?

-- В холодильнике на кухне, -- сообщил Перкин, даже не пошевелившись.

Сэм кивнул, вышел и вскоре вернулся со стаканом в руке. За ним в
комнату ввалились Гарет и Кокос, которые сразу заторопились к микроволновой
плите подогревать себе пиццу.

Посмотрев на еду, Тремьен вопросительно поднял брови.

-- Мы умираем от голода, -- начал объяснять его младший сын. -- Сегодня
нам пришлось питаться корешками, березовой корой, одуванчиками и вполне в
здравом уме жить в Шервудском лесу в ожидании солдат шерифа.

-- О чем это ты? -- Сэм явно был сбит с толку.

-- Выживание -- это сложная проблема, -- ответил Гарет.

Он прошествовал к письменному столу, взял "Дикую местность" и вручил ее
Сэму.

-- Эту книгу написал Джон, -- объяснил он, -- как, впрочем, и еще пять
подобных. Вот мы и проверяем это на практике -- строим шалаши, разжигаем
костер, готовим пищу из подножного корма, кипятим дождевую воду для питья.

-- . А при чем здесь Шервудский лес? -- растягивая слова и улыбаясь,
спросил Гарри, хотя по его внешности было видно, что напряжение его не
отпускало.

-- Холод и голод -- это ладно, но за деревьями могли прятаться враги,
-- объяснил Кокос.

-- Э-э... -- протянул Сэм.

Изумленный Тремьен поведал собравшимся о нашей затее и ее благополучной
реализации.

И вот что я вам скажу, -- в задумчивости дополнил рассказ отца
Гарет, -- такие экспедиции помогают лучше осознать, насколько приятно
вернуться домой к привычной пицце и любимой кровати.

Тремьен взглянул на меня из-под полуприкрытых век:

-- Учите их ценить домашний уют. -- Губы Тремьена скривились в улыбке.

-- В следующий раз, -- поинтересовался Кокос, -- не захватить ли нам с
собой луки со стрелами?

-- Для чего? -- переспросил Перкин.

-- Естественно, для того чтобы перестрелять воинов шерифа.

-- А какими глазами ты смотрел бы на виселицу в Ноттингеме? -- спросил
Тремьен. -- Лучше уж стебли и листья одуванчика. -- Он бросил взгляд на
меня:

-- Следующая экспедиция тоже планируется? Не дав мне собраться с
мыслями, Гарет ответил:

-- Да, -- и после некоторой паузы добавил: -- Сегодняшняя наша прогулка
была явно не увеселительным мероприятием, но кое-чему мы научились. Я не
отказался бы это повторить. Оказывается, я смогу выжить и в холод, и в
дождь... я ни о чем не сожалею, вот и весь мой к вам•разговор.

-- Неплохо сказано, -- искренне воскликнула Фиона. -- Гарет, ты
замечательный парень.

Ему несколько польстила такая похвала, мне же она показалась вполне
заслуженной.

-- Каковы же ваши дальнейшие планы? -- спросил Тремьен.

-- В следующее воскресенье, -- ответил я, -- мы могли бы совершить еще
одну вылазку и испытать себя в чем-нибудь ином.

-- Интересно, в чем?

-- Пока еще не знаю.

Моего неопределенного обещания хватило на то, чтобы мальчики вновь
убежали на кухню за очередной порцией пиццы, а Сэм углубился в мою книгу о
выживании, по мере чтения которой делал замечания, что мои ловушки больше
подходят для людей, чем для Оленей.

-- Убийство оленя в Шервудском лесу каралось петлей, -- заметил Гарри.

-- Ловушки нужно ставить аккуратно, убедившись, что за тобой никто не
подглядывает, -- согласился я с Гарри.

-- Зачем вы учите этому Гарета? -- недружелюбно спросил Нолан из
глубины своего кресла. -- Чего вы добиваетесь? Звания супермена?

-- Мною руководит только смирение, -- без всякой иронии в голосе
ответил я.

-- Просто пай-мальчик, -- саркастически возразил Нолан, добавив в своей
манере парочку непристойностей. -- Встретился бы я с тобой на скачках.

-- Я бы тоже хотел на это посмотреть. -- В голосе Тремьена появилась
какая-то мягкость и душевность. Он сделал вид, что принял наш разговор за
чистую монету. -- Мы сделаем заявку на разрешение вашего участия в скачках,
Джон.

Никто из присутствовавших никак не отреагировал на это заявление
Тремьена. Нолан же явно принял вызов. "Я понял, что ему не по нутру даже
Слова, сказанные вполу-шутку. Своих позиций он не желал уступать никому.

Утро следующего дня застало Ди-Ди над набором для определения
беременности. В ее глазах стояли слезы, но, как мне показалось, не слезы
сочувствия, а слезы зависти.

В понедельник вновь на пороге дома появился Дун -- ему требовалось
узнать, в каких забегах выигрывала Гвоздичка и на каких из них присутствовал
Гарри.

-- Мистер Гудхэвен? -- гулко переспросил Тремьен. -- Эта лошадь
принадлежит миссис Гудхэвен.

-- Да, сэр, но в медальоне покойной была фотография мистера Гудхэвена.

-- Снимок был сделан ради лошади, -- возразил Тре-мьен. -- Ведь я же
говорил вам об этом.

-- Да, сэр, -- сухо согласился Дун, -- а теперь поговорим об алиби на
те дни...

Подавляя кипевший в нем гнев, Тремьен в задумчивости просмотрел
формуляры и с полной определенностью ответил, что без Фионы Гарри ни на
одних скачках не было.

-- А в последнюю субботу апреля? -- лукаво спросил Дун.

-- Что? -- вновь уткнулся в свои книги Тремьен. -- А в этот день что
произошло?

-- Ваш главный сопровождающий конюх сказал, что миссис Гудхэвен в тот
день свалилась с воспалением легких. Он помнит ее слова, сказанные потом в
Стратфор-де, когда ее лошадь выиграла в заезде, но затем была лишена титула
победителя из-за положительного анализа на стимуляторы, что она все равно
довольна, поскольку не видела победного заезда в Аттокстере.

Тремьен воспринял эту информацию, не проронив ни слова.

-- Бели мистер Гудхэвен отправился в Аттокстер один, -- рассуждал Дун,
-- а миссис Гудхэвен осталась дома, прикованная болезнью к постели...

-- Вы в самом деле не представляете реально, о чем толкуете, -- перебил
его Тремьен. -- Анжела Брнкел отвечала за лошадь. И она не могла просто так
вое бросить и уйти. Сюда же она вернулась вместе с лошадью в нашем фургоне.
Если бы это было не так, то я в любом случае узнал бы об этом и наказал ее
за халатность.

-- Но из слов вашего главного сопровождающего конюха, сэр, -- с
убийственными интонациями своим певучим голосом поведал Дун, -- я понял, что
им пришлось ждать Анжелу Брикел в тот день в Аттокстере, поскольку она
куда-то испарилась и ее не могли найти, а все уже были готовы к отъезду
домой. Она оставила лошадь без присмотра, сэр. Ваш главный сопровождающий
конюх решил подождать ее еще полчаса, и только тогда она явилась, причем не
объяснила, где отсутствовала.

-- Ничего подобного я не помню, -- сухо заметил Тремьен.

-- Нет сомнения в том, что они не захотели вас тревожить, сэр. В конце
концов, ведь никакого вреда причинено не было... или я ошибаюсь?

Дун отвесил один из своих излюбленных молчаливых поклонов, в котором
даже при наличии минимального воображения угадывалась его безусловная
уверенность в виновности Гарри.

-- На ипподроме ни у кого не может быть никаких секретов и личных дел,
-- заявил Тремьен, явно несколько лицемеря. -- Ни одному из ваших намеков я
не верю.

-- Анжела Брикел умерла через шесть недель после этого, -- сказал Дун,
-- и за это время она успела воспользоваться набором для определения наличия
беременности.

-- Прекратите, -- не выдержал Тремьен. -- Эти ваши инсинуации из
разряда гнуснейших. Они направлены против достойного, интеллигентного
мужчины, любящего свою жену.