Чтение 13–й страницы книги ~ИСТИНА~

- Хорошо, идите.

Коробков встал.

- А теперь не для протокола, почему вы выбивали долг?

- Такие, как Пончик, два падежа знают - дательный и брательный. А я
два действия арифметики - отнимать и делить. Такая нынче жизнь, майор.

Коробков вышел. Олег достал сигарету, закурил, не чувствуя вкуса.

В комнату вошел Толя.

- Ну как?

- Пустой номер.

- Я уже слышал, ты этого делягу из <Березки> привлеки.

- Постараюсь.

- Может, ко мне зайдем, я рядом живу. Чаю попьем, поговорим.

- А Зоя?

- Она привыкла, а тебе просто рада будет.

И тут Олег вспомнил о щенке и улыбнулся.

- Ты чего? - удивился Толя.

- У меня дома собака негуленая.

- Жениться тебе пора.

Олег вышел к машине. Прохоров и Сытин стояли молча и курили.

- Ну что, особая группа?

- Да ничего, - ответил Сытин.

- Тогда поехали.

Он только до ручки машины дотронулся, как во двор влетела синяя
<вольво>.

Коробков резко затормозил, вылез из машины.

- Явление второе, те же и Коробков, - сказал Прохоров.

- Майор, - не обращая внимания на реплику Прохорова, сказал Коробков,
- а где эта дача?

- Какая?

- На которой этого Барядина замочили?

- Бурмина.

- Какая разница. Где его дача?

- В поселке.

- Где находится, если от дачи Грушина смотреть?

- Чуть наискось.

- Вспомнил я. Ехал утром рано. На просеках никого. Повернул к даче, а
рядом с домом Грушина мужик стоит.

- Какой мужик?

- Ну, модный такой, высокий, в пиджаке светлом.

- Ну и что?

- Так он не то ту дачу фотографировал, не то в бинокль рассматривал.

- Пойдемте-ка в отделение, Коробков, вы там мне все подробно
расскажете.

И началось все сначала.

Леня Сытин сгонял в Управление за планом поселка. Коробков точно
нарисовал маршрут.

- Теперь о мужике. Где вы его увидели? Укажите на плане.

- Вот здесь, - Коробков поставил точку.

- Что он делал?

- Я ехал быстро. И в поворот вписался тоже на скорости. Он не то
фотографировал, не то в бинокль дачу Бурмина рассматривал.

Олег посмотрел на точку. Она была чуть наискосок от дачи Бурмина,
напротив дома Архипова. Утром надо будет съездить туда, благо генерал
встает рано.

- Коробков, опишите этого человека.

- Я на скорости шел. Высокий, пиджак светлый и штука какая-то в
руках. А потом уж из окна брюки бежевые увидел и ботинки <Хэрорртс>.

- Какие ботинки?

- Ну фирма такая, английская, дорогая.

- А вы не перепутали?

Коробков посмотрел на Наумова, как смотрят обычно на несмышленых
детей.

Второй раз за этот день Олег столкнулся с энциклопедическим знанием
западных изделий легкой промышленности.

- Ну, что было дальше?

- Я пошел к Грушину.

- Понятно. Слушайте, Коробков, если что-нибудь вспомните, то
позвоните мне по этому телефону.

На улице Прохоров спросил Олега:

- Что завтра делать будем?

- Ты, как и прежде, ищешь оружие, ты, Сытин, внимательно просмотришь
все газетные статьи Бурмина, запросишь дела, на основании которых он
писал. Проверь всех героев его выступлений. Кто где находится.

- Что вы имеете в виду?

- Кое-кто из них сидит, кое-кто освободился, а кое-кто и открутился
от ответственности. Понятно. Я поеду к генералу Архипову. Может быть, он
что-нибудь, кроме ботинок, видел.

Олег вышел из машины. Постоял у подъезда. Переулок был тих и
безлюден. Почти все окна в домах погасли, только в темноте на лавочке во
дворе напротив горели огоньки сигарет. Когда-то и он сидел там и курил
одну сигарету за другой.

Это место было своеобразным ночным клубом не одного поколения местных
мальчишек. Вот сидят и курят. Зимой пойдут в подъезды, а по телевизору
модные корреспондентки молодежных программ опять будут рассуждать о
проблемах свободного времени молодежи. И профессора будут рассуждать, и
комсомольские работники, а мальчишки по-прежнему будут сидеть в подъезде,
так и не зная, сколько умных людей пекутся об их досуге.

Когда Олегу приходилось видеть эти передачи, он почему-то испытывал
острое чувство неудобства за этих людей. Ну о чем говорить-то? Вон актер
известный как красиво говорил о помощи молодежным любительским студиям. А
ты не говори. Приезжай хотя бы на Патрики и организуй такую студию. Но как
же. У него времени нет. Театр, съемки, институт. Все эти говоруны,
теоретики порассуждали красиво и пошли, а ребята опять без дела.

Олег вошел в подъезд, открыл дверцы лифта и, только нажав кнопку
четвертого этажа, понял, как устал. День сегодня выдался на редкость
суетливый и пустой. Пока розыск не продвинулся ни на шаг. Нет, все-таки
продвинулся. Отпала хотя бы версия в отношении Коробкова. Да и наметки
кое-какие <ответственный работник> дал.

Олег открыл дверь и в свете, падающем с лестничной площадки, увидел
щенка. Он сидел у дверей и ждал. Господи! Как он обрадовался. Затявкал
смешно, запрыгал, пытаясь передними лапками стать на брючину.

- Ну что, дурачок, соскучился?

Олег зажег свет и увидел две лужицы в коридоре. Щенок сразу же
замолчал, вопросительно глядя на хозяина темными пуговицами глаз.

- Ничего, брат, ты еще маленький, правда?

Щенок согласно и радостно закрутил хвостом.

Да, он еще очень маленький, но очень любит своего хозяина и вести
себя будет хорошо.

Олег вытер тряпкой лужи, вымыл руки, накормил щенка.

И пока ел этот живой белый комочек, он бездумно сидел и смотрел в
окно.

- Все, брат, хватит. Пошли гулять.

Наумов взял щенка на руки и вышел из квартиры.

На улице тот сел и долго принюхивался к запахам ночи. Наумов медленно
пошел к прудам, а собачонка ковыляла за ним, иногда ворча недовольно.

Олег опять взял его на руки, переходя через улицу, и выпустил только
на аллее сквера.

Олег сел, откинулся на лавке и закурил. Сквер был пуст и тих. Только
невдалеке чуть шумело Садовое кольцо да лебеди плескались в воде пруда.

Олег прислушался к этим таким обычным звукам, и ему становилось
спокойно и хорошо. Давно он уже не сидел так вечером на Патриарших прудах.
Правда, они нынче называются Пионерскими, но все жители окрестных улиц да,
пожалуй, и все истинные москвичи называют пруды по-старому - Патриаршими.

Олег Наумов родился здесь, в самом центре Москвы. Он как истинный
патриот своего района считал его самым центральным. Что и говорить,
красивый район. Только жалко Спиридоньевку, ныне Алексея Толстого,
разрушили, застроили новыми однообразными домами. Жаль. Красивая была
улица. Олег очень любил Москву. Он искренне переживал, когда ломали Арбат,
не принял как истинный москвич нового сверкающего стеклами однообразных
домов проспекта. Такой проспект мог быть где угодно. В Черемушках,
Свиблове, Мытищах, Ангарске. А Арбат был один-единственный. Чисто
московский был этот район. Таких нет нигде. По сей день Олег любил гулять
по Москве. Город напоминал ему любимую книгу, к которой можно возвращаться
бесконечно. Но главное, сколько ни читай ее, всегда найдешь место, которое
переосмысливаешь заново. Москва была не просто городом, в котором жил и
работал Олег Наумов, она стала его судьбой и счастьем.

Щенок тявкнул. Он вернулся из увлекательного путешествия в высокой
траве газона, из мира новых запахов и звуков.

- Сейчас докурю и пойдем, - сказал ему Наумов.

Уходить не хотелось, уж очень ночь хороша была.

Затрещал под ногами гравий дорожки, кто-то шел к Наумову.

Он повернулся. К лавочке приближался человек в светлых брюках и
куртке.

Щенок заворчал, выкарабкался и стал перед Наумовым. Он защищал
хозяина.

- О, какой у вас защитник, - улыбнулся незнакомец, - вы позволите
прикурить?

- Конечно.

Олег протянул зажигалку.

- Спасибо. У вас тоже бессонница?