Чтение 22–й страницы книги ~ИСТИНА~

как возникает нить доверия и доброты между этими совершенно разными
людьми. Бурмин в своих письмах не декларировал, не изрекал избитых и
потому надоевших всем истин. Он писал о месте человека в жизни, о великом
счастье, которое оно дает. Ни тени назидательности не было на этих
страницах. Писал подлинный друг, горько и умно переживающий чужое
несчастье.

Борис никогда не видел таких писем. Он только читал нечто похожее в
книгах. И читая, не верил, что люди могут так писать друг другу, считая
опубликование письма неким литературным приемом. И вот он воочию
столкнулся с этими письмами.

- Он мне и книги дарил, - тихо сказал Чарский.

- Ты когда видел Бурмина в последний раз?

- Дней двадцать назад. Он ко мне приезжал, просил, чтобы я ему
крепления для книжных полок сделал.

- Сделал?

Чарский вынул из того же буфета горсть никелированных пластиночек.
Прохоров взял их в руки, покрутил. С душой было сделано, здорово.

И вдруг мысль, словно искорка, зародилась в глубине мозга. Глушитель.
Самодельный глушитель. А вдруг... Но Борис вспомнил письма Бурмина, и не
дал этой искорке разгореться.

Он посмотрел на Чарского. Тот сидел, и слезы медленно ползли у него
по щекам. Молча плакал Чарский, по-мужски.

Наумов, как и всякий человек, похорон не любил. После этой печальной
обязанности у него несколько дней бывало плохое настроение. И сегодня на
кладбище ему передалась боль и скорбь людей, пришедших проводить Бурмина в
последний путь.

Он знал только Новикова, Горелова и Елену Георгиевну, но кое-кого из
людей он видел по телевизору, в кино, на газетных портретах.

Когда он подъехал к воротам кладбища, там стояли <Жигули>. Дверь
открылась, и вылезла Алла в черном платье, напоминающем крылья летучей
мыши. Олег увидел, как к ней подошел Горелов. Сказал что-то короткое и
злое. Алла села обратно в машину, грохнула дверью, и <Жигули> умчались.

В книгах и фильмах были сцены, когда сыщики приходили на кладбище,
интуитивно догадываясь, что здесь может появиться убийца. Но детективы и
жизнь - вещи разные. Наумов слушал последние слова, видел слезы на лицах и
больше всего боялся, что все эти прекрасные люди узнают о том, что именно
он ищет и пока не может найти убийцу.

Среди прощающихся было трое. Они стояли немного отдельно от всех.
Чуть в стороне. Но стояли как солдаты на плацу. Это был строй, пусть из
трех человек, но все равно строй. Они были не похожи друг на друга, но
что-то общее роднило их.

- Кто это? - спросил Олег у Новикова.

- Герои последней повести.

- О разведчиках?

- Да.

Когда был опущен гроб и оркестр, доиграв траурный марш, собирал
инструменты, к Наумову подошел Горелов.

- Пойдем, я тебя познакомлю.

Люди уходили, а эти трое так и стояли у могилы, словно прощаясь с
однополчанином.

- Познакомьтесь, майор Наумов, - сказал Горелов, - он ведет дело об
убийстве Игоря.

- Брозуль, - протянул Олегу руку среднего роста человек в темном
костюме.

И Олег вспомнил то, что успел прочесть о нем. Это был партизанский
резидент в Гродно.

- Лунев, - сказал второй.

И Наумов увидел этого человека совсем молодым, готовым погибнуть,
чтобы спасти товарищей.

- Субботин.

Эта фамилия пока ничего не говорила Олегу, он просто не дочитал,
видимо, до того места, где она упоминалась.

Все трое молча смотрели на Наумова, словно спрашивая его: как ты мог
допустить? И Олегу неуютно стало под взглядами этих людей, знавших цену
дружбе, видевших горе и смерть.

Брозуль достал из кармана визитную карточку.

- Если я понадоблюсь. Готов помочь.

То же сделали Лунев и Субботин. Потом попрощались и пошли по дорожкам
кладбища.

- Ты поедешь на поминки? - спросил Горелов.

- Нет. Работа. Довези меня до Управления.

Горелов кивнул головой. Его машина стояла почти у самых ворот. Виктор
включил двигатель, посидел, прислушиваясь.

- Когда-то у Ремарка в <Трех товарищах> я прочел пронзительную фразу.

- Какую?

- Помнишь похороны Ленца?

Наумов кивнул.

- <Я оглянулся, за нами никто не шел>. Тогда я ее еще не понимал
по-настоящему. Осмыслил все сейчас, когда мы уходили с кладбища. Только я
не оглядывался. - Он выжал сцепление, плавно тронул машину.

- Ты, Олег, говорил, что я тебе нужен.

- В эти дни боялся тебе мешать, а сейчас...

- Это поможет найти убийцу?

- Поможет ответить на некоторые неясные вопросы.

- Значит, поможет. Прошу тебя, дай мне эту работу.

- Хорошо, на следующей неделе я позвоню.

- Ну, вот и улица Белинского.

Машина остановилась, Олег вышел.

Вестибюль был торжественно пуст. Милиционер на вахте. Он хорошо знал
Наумова, но все же проверил его документы. Олег подошел к лестнице.

- Наумов, - через вестибюль бежал помощник дежурного по Управлению, -
быстро в десятое, там Сытин, вооруженных по вашему делу берет.

А Леня Сытин утром приехал в десятое отделение. Дежурный
оперуполномоченный Сережа Проханов заканчивал с ним Московскую школу
милиции. Он и был первым, кого Леня встретил в отделении.

- Ты никак в город перешел? - удивился Сережа.

- Да нет пока. Все в деревне воюю.

- А чего к нам?

Леня объяснил.

- Сейчас разыщем книги происшествий. Когда эта драка была?

- Два года назад.

- На ключ. Мой кабинет седьмой. Иди, а я книги принесу.

И они погрузились в море квартирных склок, драк, наездов, краж.
Каждый день был аккуратно занесен в книгу происшествий. Разные люди
заполняли эти страницы. Это была печальная книга. В ней собиралось все то
невидимое другим, изнанка жизни огромного куска одного из центральных
районов Москвы. И не было дня, чтобы очередной дежурный не занес сюда
новое происшествие.

Раньше Лене как-то не приходилось сталкиваться с этой сферой работы
милиции. После окончания школы милиции он сразу попал в ГУВД
Мособлисполкома и, как говорили его коллеги, <на земле> не работал.
Конечно, он знал о существовании этих книг и даже заглядывал в них,
приезжая в те районы, которые курировал. Но так плотно, так надолго он
никогда не погружался в обыденность милицейской службы.

Через час они с Сергеем сделали перерыв. Закурили.

- Может, в <Молодежное> сходим поедим? - как гостеприимный хозяин
спросил Проханов.

- Давай еще посмотрим.

- Давай, время у нас есть.

Сергей раскрыл новую книгу, перевернул страницу и сказал радостно:

- Как говорят нынче, с тебя соковый коктейль.

- Нашел?

- Вроде. Значит, Бурмин и Чернов?

- Да.

- Вот смотри.

Аккуратным почерком было написано, что такого-то числа в такое-то
время дежурная группа доставила таких-то граждан за драку у ресторана
<София>.

Разобравшись, они выяснили, что Алексей Семенович Бобаков, Евгений
Петрович Федоров и Илья Дарханович Нурамбеков напали на гражданина Бурмина
Игоря Александровича.

- Ты этих людей знаешь? - спросил Леня.

- Бобакова Лешку по кличке <Бобак> у нас знают все. Вреднейший тип.
Освободился, нигде не работает, связан с ворьем.

- За что сидел?

- За квартирную кражу. Да что тут разговаривать, пошли, он рядом
живет. Ты мне так и не сказал, почему его ищешь?

- По подозрению в убийстве.

Сережа присвистнул, открыл сейф, вынул пистолет и сунул его в карман.

- Зачем? У меня есть оружие.

- Ты, Леня, этого Бобака плохо знаешь. Псих. Если пьяный, всего
ожидать можно.

Дом, где проживал Бобаков, был действительно в десяти минутах ходьбы
от отделения. Они шли по залитой солнцем улице Готвальда, по-субботнему
пустой и поэтому кажущейся особенно тихой. Машин не было, и ощутимее стали
звуки города: обрывки музыки, доносящейся из окон, приглушенный
расстоянием шум Новослободской, детские голоса из сквера.

Вместо вывески <Бар-ритм> висела другая: <Десертный бар>.