Чтение 12–й страницы книги ~Реквием для убийцы~

- Ты не должен говорить так...

- А как я должен говорить? Ну как? Может, ты знаешь имя убийцы? Тогда
назови его.

Этот диалог мы вели, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовал тепло
Лизиного тела, оно уже начало волновать меня. Кровь ударила мне в голову,
сделалось жарко, И все же я чувствовал, что Лиза старается развернуть меня
так, чтобы я встал к окну спиной. Она еще крепче обняла меня и впилась в
губы липким поцелуем.

Я сжал ее в объятиях, слегка приподнял и неожиданно резко повернул к
окну. Ее ноги еще не коснулись пола, а тело как-то странно обвисло у меня в
руках. Глаза закатились. Неужели она потеряла сознание? - мелькнуло у меня в
мозгу. Но даже если она действительно без чувств, то уж не от страсти.

Прижав к себе Лизу, я ждал, когда она придет в себя, но ее тело сделалось
таким тяжелым, что мне пришлось опустить его на пол. И тут я почувствовал,
как на руки мне течет что-то теплое. Кровь! Внимательно посмотрев на Лизу, я
заметил, как из-под волос у нее стекает струйка крови, а чуть выше шеи зияет
круглое отверстие...

Через мгновение я стоял у окна, сжимая пистолет, и успел заметить, как
через сад от дома убегает высокий мужчина с гривой светлых волос.

- Герман, стой, или я стреляю!

Но убегающий мчался, как рассвирепевший кабан, не разбирая дороги. Еще
несколько прыжков, и он доберется до высоких кустов роз, за которыми сможет
укрыться. Я выстрелил в потолок, одним махом перескочил через подоконник и
бросился в погоню.

После моего выстрела беглец остановился как вкопанный.

Подбегая, я крикнул:

- Не оборачивайся!

Метрах в пяти от него я остановился, чтобы перевести дух. Он тоже стоял,
тяжело опустив руки. После недолгого молчания, он спросил:

- Ну что, ублюдок, добился своего?

Я сделал два шага и ударил его ботинком в копчик. Удар не смертельный, но
очень болезненный. Он завертелся волчком, а потом повалился на землю, осыпая
меня проклятиями.

- Это всего лишь для того, чтобы ты был повежливей с незнакомыми людьми.
Может, с этой гривой ты кажешься себе львом? Да твоими патлами только
тюремные параши чистить! За что ты убил Лизу? Ведь она собиралась
заговорить!

- Это не я ее...

Но не успел он договорить, как я носком правой ноги ударил его в бок.
Хрустнули сломанные ребра, Герман покатился по земле.

- Не ты? А зачем же убегал в таком случае? Задыхаясь, с лицом, искаженным
болью, он сказал:

- Я только слышал, как вы разговаривали, а потом увидел кровь у нее на
спине и понял, что она мертва. Тогда я совсем потерял голову и бросился
бежать.

- Ты думаешь, что полиция поверит в этот бред?

- Но это правда, клянусь!

Я снова ударил Германа по ребрам. На этот раз он от боли потерял
сознание. Я подошел ближе и стал рассматривать его физиономию. Теперь мне
сделалось понятно, почему он нравился Лизе. Герман открыл глаза, поразившие
меня голубизной, сквозь яркие полные губы блестел жемчуг зубов. Профиль у
него был как на медали за взятие Пхеньяна. Заметив, что он пришел в себя, я
продолжил допрос.

- Если не ты, то кто?

Герман задрожал. Я видел, как он кусает губы, борясь с искушением
говорить.

- Даю тебе пять секунд...

Но я не оценил возможностей моего противника. Молнией метнувшись над
землей, он из лежачего положения ударил меня по бедру, к счастью, с наружной
стороны, иначе я не имел бы счастья рассказывать всю эту историю. Удар был
неожиданным и таким сильным, что меня буквально швырнуло на землю. Через
мгновение я уже стоял на коленях с пистолетом в руке, но Герман вторым
ударом, как молотом, вышиб у меня не только пистолет, но и возможность
всякого сопротивления. От его третьего удара в грудь с лета я бездыханно
распростерся на земле и приготовился к худшему.

С лицом, перекошенным ненавистью, Герман подскочил ко мне, одной рукой
схватил за лацканы пиджака, другой за пояс и поднял меня, как ребенка. В его
глазах я увидел свою смерть. - Ты думал, со мной так легко справиться? -
процедил он. - Сейчас я послушаю, как хрустнет твой позвоночник.

Я знал этот трюк. Стоило ему резко опустить меня, одновременно подняв
навстречу колено, как я сделался бы неподвижным инвалидом на всю оставшуюся
жизнь. Провести остаток жизни со сломанным позвоночником! Нет, лучше смерть!
Я чувствовал, как напряглись его мышцы. Неужели все? Конечно, все!

Но ведь во мне больше ста килограммов, неужели я дам разорвать себя
пополам, как лягушку? Не раздумывая, я вцепился рукой в щеку Германа. Он
отпрянул. Этого-то я и ждал! Мой большой палец мгновенно очутился у него во
рту, за щекой. Теперь Герман резко рванул голову вправо, а я дернул его за
щеку влево и вниз и тут же увидел зловещий оскал разорванной почти до уха
щеки с жутким рядом на редкость красивых зубов. А еще мгновение спустя мы
оба были залиты потоком хлынувшей из раны крови.

Обезумев от боли, Герман отпустил меня, и я, не теряя времени, ударил его
в глаза растопыренной ладонью. Мой палец вошел во что-то мягкое, и я
почувствовал, как по руке потекла густая жидкость, смешанная с кровью.

Мой противник, как подкошенный, рухнул на землю, увлекая меня. Падая, он
накрыл меня своим гигантским телом, и я с трудом смог выбраться из-под него.
Глава 10

- Каждый раз, когда мы встречаемся с вами в этом доме, - сказал лейтенант
Мэрфи, - здесь обязательно появляется труп.

- Но в любом случае вы не можете объявить меня убийцей! К тому же, находя
трупы, я ставлю в известность полицию.

- Что верно, то верно. Но вы становитесь удивительно однообразны, -
саркастически заметил лейтенант. - Вы никогда не знаете имени убийцы, а
зачастую, и жертвы. Могу поклясться, что и сейчас вы не знаете, кто убил
Лизу Гордон.

Вообще должен заметить, что все окружение вашего покойного друга в высшей
степени подозрительно. Разве не так?

- По-вашему, Джордж Калливуд был головорезом? спросил я, с трудом
сдерживаясь, потому что, как бы там ни было, лейтенант Мэрфи все-таки был
полицейским офицером, а стало быть - представителем власти.

- Нет, я не думаю, что Джордж Калливуд был, как вы говорите, головорезом,
однако, у меня есть основания подозревать его в контрабанде наркотиков.

Я вытаращил на лейтенанта глаза, не зная, что и ответить, хотя в глубине
души я тоже допускал такую возможность.

- А на чем основываются ваши подозрения? - язвительно усмехнулся я,
стараясь вытянуть из Мэрфи как можно больше информации.

Сделав вид, что не замечает моего тона, лейтенант серьезно произнес:

- После смерти вашего друга, в тот момент, когда его жена была в
Нью-Йорке, мы, как и полагается в подобных случаях, произвели здесь обыск.
Результаты были самые неожиданные. Кроме нескольких килограммов героина, мы
нашли и другие наркотики.

- Но зачем ему понадобилось заниматься этим сомнительным промыслом, если
он и так был чертовски богат?

- Богат? Сомневаюсь. Вот его жена действительно состоятельная женщина.

- Но может быть, Джордж предназначал наркотики для личных нужд? Мэрфи
задумался.

- Если бы это было так, мы смогли бы смотреть на слабость вашего друга,
как бы это получше выразиться, ну.., сквозь пальцы, что ли. В конечном
итоге, Калливуды - миллионеры, а закон, сталкиваясь с миллионами, становится
удивительно покладистым. Герой войны, деловой человек предается невинным
забавам один или в компании с друзьями.., это не было бы так уж страшно. Но
данные нашей картотеки свидетельствуют об обратном. То есть у нас имеются
сведения о том, что Калливуд торговал наркотиками, причем в самом широком
масштабе.

Слова Мэрфи буквально ошеломили меня. Я чувствовал себя так, словно меня
предали. Джордж! Наркотики! Но зачем же он тогда обратился ко мне? Может
быть, чтобы я помог ему в этом гнусном промысле? Нет, я не мог и это
поверить.

- Знаете, лейтенант, во время войны он был ранен в одно.., очень
деликатное место... - Вы понимаете, о чем я говорю?

- Да... - пробормотал Мэрфи, поворачиваясь к своим помощникам, которые
хлопотали возле трупа. - Ну как, ребята, нашли что-нибудь?

- Стреляли с близкого расстояния, - отозвался один из детективов. - Но
даже если бы попали не в голову, а в ногу, смерть все равно бы наступила.

Я пересилил себя и взглянул на труп. Он был совершенно черным. Положение
его было таким же, как и у тела Джорджа. Руки раскинуты и сжаты в кулаки,
зубы стиснуты, глаза остекленели.

Я нарочно не сказал лейтенанту о смерти Шутника Вилли, который неожиданно
оказался женщиной. Пусть сами ищут, им за это, в конце концов, деньги
платят.

- Ну, а как вы очутились в этом доме, Бакстер?

- Зашел к знакомой, а что? - нахально спросил я. - В самом деле? Но,
насколько мне известно, покойница не могла похвастаться хорошей репутацией и
славилась скандальными связями с женщинами. К тому же она употребляла
наркотики. Самое печальное в этой истории, что в юности Лиза Гордон хотела
стать актрисой и сделать карьеру, но увы... Повторяю вам, она была грязной
лесбиянкой.

Я посмотрел на труп Лизы и представил себе, как она ужинала с
режиссерами, пытаясь ускорить свою карьеру, как пыталась сниматься в кино
совсем молоденькой и наивной. И вот она погибла, как Джордж, как Мелиса