Джеймс Х. ЧЕЙЗ

РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА

Анонс

Специалист по драгоценностям Ларри Карр после гибели невесты уезжает в
другой город, чтобы забыть о трагедии. Но на новом месте его ждут ссора с
местной бандой и знакомство с только что вышедшей из тюрьмы Реей Морган. Но,
задумав крупную сделку с бриллиантовым колье, он решил прибегнуть к помощи
новой знакомой и ее брата. А когда в дело вступает женщина, жди
непредвиденных последствий...

Глава 1

Первые признаки моего ненормального состояния стали заметны только через
месяц после аварии. Это можно назвать замедленным шоком, хотя доктор Мелиш
подобрал для этого какое-то другое название, соответствующее
профессиональному жаргону, который для нас с вами звучит как полная ахинея.
Так или иначе, он имел в виду именно замедленный шок.

За месяц до аварии я парил в разреженной атмосфере успеха. Взять, к
примеру, хотя бы мою работу. Ради того, чтобы заполучить ее, я трудился как
раб и наконец добился своего, став главным комиссионером самой первоклассной
ювелирной фирмы в Парадиз-Сити "Льюис и Фремлин". Она стоит на одной ступени
с "Картье" и "Ван Клеер и Арпелкс". В нашем городе каждая лавка, магазин или
ювелирная фирма стараются перещеголять конкурентов, потому что этот город -
место, где миллионеры швыряются своими деньгами, где типы с набитыми
бумажниками, снобы, кинозвезды и любители пускать пыль в глаза выставляют
напоказ свое богатство. Люс и Фремлин считаются лучшими в своей области, и
должность эксперта по бриллиантам приносила мне годовой доход в шестьдесят
тысяч долларов, что даже в этом городе с его самой высокой на флоридском
побережье стоимостью жизни - деньги немалые.

У меня был "мерседес" с откидным верхом, квартира с двумя спальнями,
прекрасным видом на океан, надежный банковский счет и тысяч на восемьдесят
акций и облигаций. Мой шкаф был набит хорошими костюмами. Я к тому же
высокий и, по мнению многих, красивый парень, лучший игрок в гольф в
Загородном клубе. Теперь вам, наверное, ясно, что я имел в виду, говоря, что
парил в облаках успеха. Но самое главное: помимо всего, у меня была Джуди.

Я упоминаю Джуди последней потому, что она была самым ценным моим
достоянием. Джуди была брюнеткой, хорошенькая, умная и добрая. Мы
познакомились в Загородном клубе, и она оказалась хорошим игроком в гольф.
Если я давал ей шесть очков форы, она побеждала меня, а это значит, что она
умела играть. Она приехала в Парадиз-Сити из Нью-Йорка собирать материалы
для биографии судьи Сойера, быстро акклиматизировалась здесь, приобрела
популярность и через несколько недель стала неотъемлемой частью молодой
компании в клубе. Мне потребовалось четыре недели и раундов тридцать гольфа,
чтобы убедиться, что Джуди - именно та девушка, которая мне нужна. Позже она
сказала, что почувствовала во мне своего мужчину гораздо скорее. Мы
обручились.

Когда мой босс Сидней Фремлин, принадлежавший к той породе щедрых,
несколько ошеломляющих своей экспансивностью педерастов, которые, если вы им
нравитесь, не знают, как вам угодить, услышал про обручение, он настоял на
устройстве званого вечера. Сидней обожал вечеринки. Он пообещал позаботиться
о финансовой стороне и сказал, что вечер обязательно нужно устроить в клубе
и пригласить буквально всех. Я отнесся к затее довольно безразлично, но
Джуди идея явно пришлась по душе. Я согласился. Сидней знал, что я едва ли
не лучший знаток бриллиантов в нашем деле и без меня высокий класс его фирмы
понизился бы примерно так же, как падает репутация французского ресторана,
отмеченного тремя звездочками в путеводителе Мишлена, с уходом шеф-повара.
Он понимал, что я нравлюсь всем его клиентам, которые советовались со мной и
прислушивались к моему мнению при покупках. Сидней высоко ценил меня, а
когда ты в почете у Сиднея, он готов достать для тебя звезду с неба.

Все это случилось месяц назад. Я вспоминаю тот вечер приблизительно так
же, как человек, сходящий с ума от зубной боли, грызет на больном зубе.

Джуди пришла ко мне около семи. Вечеринку назначили на девять, но мы
условились встретиться пораньше, потому что хотели поговорить о доме, в
котором будем жить, когда поженимся. Мы выбирали из трех вариантов: дом типа
ранчо с большим садом, пентхаус и деревянное шале за городом. Я высказался в
пользу пентхауса, но Джуди склонялась к ранчо из-за сада. Мы провели час или
около того, обсуждая все за и против, но в конце концов Джуди убедила меня,
что сад необходим.

- Когда появятся дети, Ларри, нам понадобится сад.

Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил Эрни Трули, представителю
строительной конторы, с которой мы имели дело, и сказал ему, что завтра
зайду для внесения депозита за ранчо. Мы вышли из квартиры, чувствуя себя на
седьмом небе, и отправились в Загородный клуб.

За милю от Сити, на Фривее, мой мир разлетелся вдребезги. На перекрестке
сбоку выскочила машина и врезалась в нас, как эсминец, таранящий подводную
лодку.

Одно короткое мгновение я видел машину - старый потрепанный "кадди" с
обалдевшим от страха парнем за рулем, но ничего не мог сделать. "Кадди"
ударил мой "мерседес" сбоку и проскочил через шоссе. Теряя сознание, я
подумал о Джуди. С той же мыслью я очнулся в отдельной палате роскошной
Джефферсон-клиник, оплаченной Сиднеем Фремлином, который сидел у моей
постели, плача в шелковый платок.

Раз уж мы заговорили о Сиднее Фремлине, разрешите описать его. Он был
высокий, гибкий, с длинными светлыми волосами. О его возрасте можно было
только гадать: где-то между тридцатью и пятьюдесятью. Сидней нравился всем,
поражая теплотой и ошеломляющей сердечностью. Он обладал блестящими
художественными способностями и имел особый дар создавать причудливые
ювелирные украшения. Его партнер Том Льюис занимался финансовой стороной
дела. Льюис не мог отличить бриллиант от горного хрусталя, но он знал, как
приумножить доллары. Его и Сиднея считали богачами, а прослыть богачом в
Парадиз-Сити - значит попасть в категорию чертовски состоятельных людей.

В то время как Льюис, пятидесятилетний, дородный и с шиком, которому
позавидовал бы даже бульдог, пребывал за сценой, Сидней порхал по
демонстрационному залу, если только не занимался в этот момент у себя в
кабинете какой-нибудь новинкой. Большинство старых клуш я предоставлял ему.
Они его обожали, но богатые молодые дамочки, состоятельные бизнесмены,
подыскивавшие необычный подарок, и те, кто получил в наследство бабушкины
драгоценности и хотел вставить камни в новую оправу или оценить их, шли ко
мне. Гомосексуалисты - странные твари, но я с ними лажу. Я убедился, что
очень часто у них находишь больше таланта, больше доброты, больше верности,
чем у обычных "настоящих мужчин", с которыми сталкиваешься в нашем
изобильном Сити. Конечно, у монеты есть и оборотная сторона, которая бывает
отталкивающей: их ревность, их вспыльчивый нрав, их язвительность и
зловредность, которой позавидует любая женщина. Сидней обладал всеми
достоинствами и недостатками среднего гомо. Мне он нравился, и мы отлично
ладили.

С расплывшейся от слез косметикой, с глазами, как озера отчаянья, Сидней
дрожащим голосом сообщил мне новости. Джуди умерла на операционном столе.
Мне, по его словам, повезло: сотрясение мозга и сильно рассеченный лоб.
Через неделю я буду ходить как часы. Именно так он выразился: "ходить как
часы". Такая у него была манера говорить. Он учился в английской частной
школе, пока его не вышибли за попытку соблазнить учителя физкультуры. Я не
мешал ему рыдать надо мной, но сам слез не проливал. Когда я полюбил Джуди и
думал прожить с ней до скончания века, где-то в глубине души зародилось
чувство, что наше счастье хрупко, как яичная скорлупа. Я знал, насколько оно
хрупко: всерьез рассчитывать на длительное счастье в том мире, в котором мы
живем, вряд ли имеет смысл. Но я думал и надеялся, что наша скорлупа уцелеет
в течение некоторого времени. Когда Сидней сказал, что Джуди умерла, я
почувствовал, как скорлупа треснула, и мой красочный мир стал черно-белым.

Через три дня я встал на ноги, но стал совершенно другим. Похороны были
тяжелыми. Явились все члены Загородного клуба, из Нью-Йорка прилетели мать и
отец Джуди. Я плохо их запомнил, но они показались мне хорошими людьми. Мать
Джуди сильно напоминала дочь, что очень расстроило меня. Я вернулся домой с
облегчением. Сидней не отходил от меня. Я молил Бога, чтобы он ушел и
оставил меня в покое. Но он сидел и сидел, и, пожалуй, если вспомнить, то
его присутствие пошло мне на пользу. Наконец около десяти он встал, сообщив
мне, что пойдет домой.

- Возьми месяц отпуска, Ларри, - сказал он. - Играй в гольф. Съезди
куда-нибудь. Приди в себя. Ее ничем не заменить, но тебе жить дальше, так
что поезжай, а когда вернешься, работай как проклятый.

- Я вернусь завтра и буду работать как проклятый, - заявил я в ответ, -
спасибо за все.

- Никаких завтра! - Он даже топнул ногой. - Я хочу, чтобы ты отдыхал
месяц. Это приказ!

- Чушь! Как раз работа-то мне и нужна. Я буду работать! Завтра увидимся.

Я считал свое решение правильным. Разве смог бы я разъезжать по стране,
играя в гольф, когда у меня из головы не шла Джуди? За время своего
короткого пребывания в клинике я все обдумал. Скорлупа треснула, ничего не
сделаешь. Чем скорее я займусь продажей бриллиантов, тем лучше для меня. Я
рассуждал ужасно трезво. Такое случается постоянно, говорил я себе. Наши
любимые умирают. Те, кто строили планы, возводили воздушные замки, даже
говорили торговцам недвижимостью, что решили купить ранчо, обнаруживают, что
все пошло прахом и их будущее разлетелось вдребезги. Это случается каждый
день, убеждал я себя. Я нашел свою девушку, мы думали о будущем, и вот она
погибла. Мне тридцать восемь лет. При благоприятных условиях я могу
рассчитывать еще на тридцать восемь. Я сказал себе, что нужно заново строить
жизнь и опять браться за работу. Может быть, потом мне встретится девушка,
похожая на Джуди, и мы поженимся. В глубине души я знал, что это просто