остается пешней. Вы сами сказали, что ребята могут, поумнеть. А при этих
шайках где-то на заднем плане всегда находится врач.
в Канзас. Она действительно приехала сюда отыскивать брата. И
действительно наняла для этого тебя. Отзывается Орфамэй о тебе хорошо. Но
особых восторгов не выражает. Она действительно подозревала, что ее брат
впутался во что-то нехорошее. Заработал ты что-нибудь на этом деле?
обрадовался Бейфус.
прокурором. А насколько я знаю Эндикотта, пока он обдумает как ходить,
пройдет неделя.
горела, кожу вокруг нее стянуло. Щеки и губы ныли от удара не раз
использованной перчаткой Мэглешена. Я словно бы находился глубоко под
водой. Вода была темной, нечистой, и во рту ощущался соленый привкус.
Происходящее здесь впечатляло ее не больше, чем ноги балерин
балетмейстера. У Кристи с Бейфусом были спокойные обветренные лица
здоровых закаленных мужчин. Глаза же, как всегда у полицейских, были
хмурыми и серыми, словно замерзающая вода. Плотно сжатые губы, жесткие
морщинки в уголках глаз, твердый, пустой, бессмысленный взгляд, не совсем
уж жестокий и отнюдь не любезный. Неброская одежда из магазина готового
платья, носимая без шика, с каким-то пренебрежением: облик людей
небогатых, но все же гордящихся своей властью, всегда ищущих способа
проявить ее, причинить тебе боль и с усмешкой смотреть, как ты корчишься,
безжалостных без злобы, без жестокости и вместе с тем иногда добрых. А
какими еще им быть? Цивилизация для них - пустой звук. В ней они видели
только изъяны, грязь, отбросы, отклонения и неприязнь.
поцелуя? Не можешь остроумно ответить? Жаль.
карандаш. Быстро разломил его пополам и обе половинки положил на ладонь.
было и тени улыбки. - Ступай улаживать свои дела. Как, по-твоему, на кой
черт мы тебя отпускаем? Мэглешен дал тебе отсрочку. Используй ее.
Кристи Френч развернулся вместе с креслом, положил ноги на стол и
уставился в открытое окно на стоянку автомобилей. Оранжевая красотка
перестала печатать. В комнате неожиданно воцарилась тяжелая, вязкая
тишина. Раздвигая эту тишину, словно воду, я пошел к выходу.
25
в раскосых очках, ни аккуратных смуглых мужчин с глазами гангстеров.
уличный шум. Через бульвар свирепо уставились друг на друга огни неоновой
рекламы. Нужно было что-то предпринимать, но я не знал, что. Да и не видел
во всем этом смысла. Прислушиваясь к скрежету ведра по кафелю в коридоре,
я навел на столе порядок. Сунул бумаги в ящик, поправил подставку для
ручек, взял тряпку, протер стекло на столе, а потом и телефон, который в
сумерках был темным, глянцевым. Сегодня он не издаст ни звука. Никто
больше не позвонит мне. Ни сейчас, ни в ближайшее время. Может быть, и
никогда.
куря и даже не думая. Я был никем и ничем. Без лица, без дела, разве что с
именем. Есть мне не хотелось. Даже выпить не хотелось. Я был вчерашним
листком календаря, скомканным и брошенным на дно мусорной корзины.
гудки. Девять гудков. Это много, Марлоу. Стало быть, дома никого нет. Для
тебя никого нет дома. Я повесил трубку. Кому бы ты мог позвонить еще? Есть
ли у тебя друг, который не прочь услышать твой голос? Нет. Ни единого.
чтобы я вновь ощутил себя человеком. Хоть полицейский. Хоть какой-нибудь
Мэглешен. Я не жду хорошего отношения. Только бы вырваться с этой
замерзшей звезды.
неприятность. Серьезная неприятность. Мэвис Уэлд хочет тебя видеть. Ты ей
нравишься. Она считает тебя честным человеком.
звук. Я затянулся незажженной трубкой и, подперев рукой голову, прикрыл
собой телефон. Ведь по нему слышался голос, с которым можно было говорить.
Добраться, куда нам нужно, непросто.
плавленым сыром и увязшими в нем, словно дохлые рыбки в иле спущенного
пруда, двумя ломтиками эрзац-бекона. Я был безумен.
26
поднят. Когда я сунулся в дверцу, Долорес Гонсалес скользнула ко мне по
кожаному сиденью.
ней, за исключением алой блузки, по-прежнему было черным: и брюки, и
свободный, наподобие мужской куртки, жакет.
Садись быстрей, и едем.
боль в суставах вынуждают меня быть осторожным.
обыкновенный, с одной-единственной головой, которой иногда здорово
достается. И обычно все начиналось так же, как и сейчас.
блондинок, о кожу которых можно зажигать спички. Не из бывших прачек с
большими костлявыми руками, острыми коленками и непривлекательной грудью.
забудем о сексе. Штука это замечательная, как шоколадный пломбир. Но
бывают времена, когда ты скорее перережешь себе горло, чем будешь есть
его. Я, наверное, предпочту поступить сейчас именно так.
дальше.
сторону.
длинных коричневых сигарет.
золотые щипчики и прикурила от золотой зажигалки. Большие черные глаза,
казалось, поглотили полыхнувший ей в лицо свет.
ряда мчащихся невесть куда и невесть зачем лихачей.
нуждается в тебе.