Чтение 40–й страницы книги ~Интриганка~

– Постараюсь родить двадцать пятого, – обещала Дэвиду Кейт. – Он будет нашим рождественским подарком.

Лучшего Рождества у них еще не было! Она стала главой огромного концерна, вышла замуж за человека, которого любила, и родит ему ребенка. Так думала Кейт, совсем не замечая горькой иронии в том, что на первом месте в жизни ставит именно « Крюгер-Брент Лимитед»…

Она уже с трудом передвигалась, и ездить па работу становилось все тяжелее, но, когда Дэвид и Брэд Роджерс просили Кейт остаться дома, в ответ неизменно звучали:

– Мой мозг по-прежнему работает нормально.

За два месяца до родов Дэвид отправился в Южную Африку инспектировать рудники и должен был возвратиться в Нью-Йорк через неделю. Кейт, как всегда, сидела за письменным столом, когда в кабинет без доклада вошел Брэд. Взглянув на его мрачное лицо, Кейт охнула:

– Сделка с Шенноном сорвалась!

– Нет. Я… Кейт, мне только сейчас сообщили. Произошел несчастный случай. Взрыв на шахте. Сердце Кейт упало.

– Где? Как? Плохи дела? Кто-нибудь погиб? Брэд глубоко вздохнул:

– Шесть человек. Кейт, там… Дэвид был с ними. Ужасные слова, казалось, заполнили комнату, эхом отдались от деревянных панелей, прокатились грохотом по коридорам, пока наконец не слились в ее ушах непрерывным воплем, стали каменным водопадом, засыпающим ее, и Кейт почувствовала, как затягивает водоворот, глубже, глубже, пока не стало сил дышать. И все вокруг стихло и почернело.

***

Ребенок родился через час, двумя месяцами раньше срока. Кейт назвала его Энтони Джеймс Блэкуэлл, в честь отца Дэвида.

«Я буду любить тебя, сынок, и за себя и за твоего погибшего отца», – поклялась она.

Месяц спустя новый особняк на Пятой авеню был окончательно отстроен, и Кейт с ребенком и штатом прислуги перебралась туда. Для того, чтобы обставить дом, понадобилось разорить два старинных итальянских замка.

Получился сказочный дворец, с итальянской резной ореховой мебелью шестнадцатого века, полами из розового мрамора, окаймленного оранжево-красными плитами; в библиотеке, отделанной дубовыми панелями, стоял великолепный камин восемнадцатого столетия, над которым висела картина Гольбейна. Были в доме и охотничья комната, содержащая коллекцию ружей Дэвида, и галерея, увешанная произведениями Рембрандта, Вермеера, Веласкеса и Беллини, большая зала, солярий, огромная столовая, детская и бесчисленное количество спален.

В великолепном саду стояли статуи Родена, Огюста Сен Годена и Майоля.

Это был поистине королевский дворец. И юный король в нем поселился. Больше Кейт ничего и делать не могла.

В 1928 году, когда Тони исполнилось четыре, Кейт отдала его в детский сад. Сын рос красивым серьезным мальчиком с материнскими серыми глазами и упрямым подбородком. Он ходил на уроки музыки, а с пяти лет учился в танцевальной школе. Мать и сын часто проводили лето в Сидар-Хилл-Хаус. Кейт купила восьмифунтовую моторную яхту «Корсар» и вместе с Тони часто плавала вдоль побережья Мэна. Тони обожал морские прогулки.

Но все– таки наибольшее наслаждение Кейт получала от работы. Было нечто сверхъестественное в компании, основанной Джейми Мак-Грегором, -она стала живым всепоглощающим организмом, страстью Кейт, любовником, который никогда не погибнет холодным зимним днем и не оставит ее в одиночестве, будет жить вечно. Кейт позаботится об этом. И когда-нибудь все передаст сыну.

Жизнь текла бы размеренно и спокойно, не получай Кейт тревожные вести с родины. Она любила свою страну, но теперь расовые проблемы становились с каждым годом все острее, и Кейт была сильно обеспокоена. Политики разделились на два лагеря – узколобых расистов, стоящих за ужесточение сегрегации, и людей более широких взглядов, желающих улучшить положение негров. Премьер-министр Джеймс Герцог и Йан Смите образовали коалицию и объединили силы, чтобы провести закон о новых землях, согласно которому черные были вычеркнуты из списка избирателей и больше не имели права голосовать или владеть землей. Миллионы людей, принадлежащих к различным этическим меньшинствам, были низведены до положения животных – им отводились земли, не имеющие месторождений полезных ископаемых, подальше от портов и промышленных центров.

Кейт отправилась в Южную Африку на встречу с высокими правительственными чиновниками.

– Это бомба замедленного действия, – предупредила она. – Вы пытаетесь загнать в рабство восемь миллионов человек.

– Это не рабство, миссис Блэкуэлл, и делается для их же блага.

– Неужели? Может, поясните свою мысль?

– У каждой расы есть свои неповторимые качества. Смешавшись с белыми, черные утратят свою индивидуальность. Мы пытаемся сохранить чистоту крови.

– Идиотизм и бессмыслица! – фыркнула Кейт. – Южная Африка превратилась в расистский ад.

– Это не правда! Черные из всех стран добираются сюда, иногда проходят сотни миль, платят за поддельные визы по пятьдесят пять фунтов. Здесь им живется лучше, чем где бы то ни было.

– Тогда мне их очень жаль, – отрезала Кейт.

– Они всего-навсего примитивные дети, миссис Блэкуэлл. Поверьте, это и в самом деле для их блага.

Раздраженная Кейт покинула совещание, сильно обеспокоенная за судьбу страны. Ее, кроме того, тревожило, что будет с Бандой. Газеты много писали о нем, называя «человеком-невидимкой», и в этом прозвище звучало невольное восхищение. Бэнде удавалось скрыться от полиции, переодевшись то рабочим, то шофером, то швейцаром. Он организовал партизанский отряд, и в списке разыскиваемых преступников его имя стояло первым. Газета «Кейп Тайме» расписывала, как ликующие демонстранты несли Бэнду на своих плечах по улицам негритянского поселка. Он ходил от деревни к деревне, собирая толпы восторженных почитателей, но каждый раз, когда полиция нападала на след, Бэнде удавалось ускользнуть. Говорили, что у него десятки телохранителей-друзей, последователей, учеников. Он никогда не ночует дважды в одном доме. Кейт знала, что ее друга ничто не остановит, кроме смерти. Она должна, должна была с ним увидеться.

Вызвав одного из старейших десятников-негров, которому полностью доверяла, Кейт спросила:

– Вильям, ты не можешь найти Бэнду?

– Только если он сам этого захочет.

– Попытайся! Мне очень нужно с ним встретиться.

– Попробую помочь вам, миссис Блэкуэлл.

На следующее утро десятник вновь появился в доме Кейт:

– Если вы свободны сегодня вечером, автомобиль будет ждать у дома.

Она кивнула.

Кейт отвезли в маленькую деревню в семидесяти милях к северу от Йоганнесбурга. Водитель остановился перед маленьким каркасным домиком. Она вышла, Бэнда уже ждал ее. Он нисколько не изменился и выглядел точно так же, как и во время их последней встречи. И хотя много лет вел жизнь беглеца и изгнанника, казался спокойным и невозмутимым, а ведь ему было уже под шестьдесят.

Обняв Кейт, Бэнда с восхищением покачал головой:

– Ты с каждым днем становишься все прекраснее!

– Старею, – засмеялась Кейт. – Через несколько лет мне исполнится сорок!

– Время не властно над тобой, Кейт. Они вошли в кухню, и, пока Бэнда варил кофе, Кейт задумчиво спросила:

– Мне совсем не нравится то, что происходит, Бэнда. К чему это приведет?

– Будет еще хуже, – просто ответил Бэнда. – Правительство не позволит нам иметь права, а белые сожгли все мосты между ними и неграми, но когда-нибудь поймут, что совершили непоправимую ошибку. Теперь у нас свои герои, Кейт: Нехемья Таил, Моконе, Ричард Мсиманг. Белые считают нас скотом, годным только для черной работы.

– Не все белые так думают, – заверила Кейт. – У нас есть друзья, которые борются за то, чтобы положение изменилось. Когда-нибудь это произойдет, Бэнда, но понадобится время.

– Время, как песок в песочных часах, безостановочно льется тонкой струйкой.

– Бэнда, а где Нтаме и Мажена?

– Мои жена и сын скрываются, – печально вздохнул Бэнда. – Полиция по-прежнему меня разыскивает.

– Могу я чем-нибудь помочь? Нельзя же сидеть и выжидать! Деньги тебе нужны?

– Деньги всегда нужны.

– Завтра же все будет устроено. Что-нибудь еще?

– Молись. Молись за всех нас.

На следующий день Кейт возвратилась в Нью-Йорк.

***

Когда Тони достаточно подрос, чтобы путешествовать, Кейт начала брать его в деловые поездки. Он любил музеи и мог часами стоять, разглядывая картины и статуи мастеров, а дома делал копии висевших в галерее холстов, но был слишком застенчив и никогда не показывал свои работы матери.

Тони был послушным, милым, умным ребенком и доставлял Кейт много счастливых минут, а окружающих привлекали его робость и скромность. Кейт гордилась сыном. Он всегда был первым в классе. Много раз она спрашивала Тони:

– Ты ведь снова обставил их всех, дорогой, правда? И смеясь, страстно прижимала его к себе. А мальчик старался еще больше, лишь бы оправдать материнские ожидания.

В 1936 году, когда Тони исполнилось двенадцать, Кейт возвратилась из поездки на Ближний Восток. Она очень соскучилась по сыну и ей не терпелось его увидеть. Тони был дома. Кейт обняла его, поцеловала:

– С днем рожденья, дорогой! Хорошо провел день?

– Д-да, м…мэм. В-великолепно.

Кейт отодвинулась и поглядела на сына. Странно, она никогда не замечала, что Тони заикается.

– Ты здоров, милый?

– К-конечно, м-мама, с-спасибо.

– Почему ты заикаешься? Последи за собой! Говори медленнее.

– Х-хорошо, м-мама.

Но ничего не помогало. Заикание Тони становилось все хуже. Кейт решила поговорить с доктором Харли. Осмотрев мальчика, тот сказал:

– Тони совершенно здоров, Кейт. Физически. Может, он находится под каким-то психологическим давлением?

– Мой сын? Конечно, нет! Как вы можете предполагать подобное?

– Тони – чувствительный мальчик. Очень часто заикание – чисто физический признак психической неуравновешенности, неспособности примениться к окружающему миру.

– Вы не правы, Джон. Тони – первый ученик в классе по всем предметам, а в прошлом семестре он получил три награды: за достижения в спорте, живописи и успехи в учебе. Вряд ли это можно назвать неумением справиться с трудностями.

– Понятно, – кивнул доктор, пристально глядя на нее. – Что вы делаете, Кейт, когда Тони заикается?

– Говорю, чтобы следил за собой.

– Я бы посоветовал не заострять его внимания, это только ухудшит дело.

Кейт гневно вскинулась:

– Если у Тони, как вы намекаете, что-то неладное с психикой, то могу заверить, не по вине его матери. Я люблю сына, и Тони знает, что он для меня – самый лучший ребенок в мире!