Юлия ШИЛОВА

Я БУДУ МСТИТЬ

Глава 1

Я смотрела на упрямо звонивший телефон. Говорить ни с кем не
хотелось. В конце концов я не выдержала и сняла трубку.

- Слушаю, - сухо сказала я.

- Женя, здравствуй. Это Роберт. Прими мои соболезнования по случаю
смерти отца. Звонил мой сводный брат.

- Принимаю, - я глубоко вдохнула.

- Извини, что не успел на похороны. Меня не отпустили с работы. Ты же
знаешь, как я сильно загружен. Любой простой - катастрофическая потеря
денег. - распинался брат, пытаясь оправдать свое долгое молчание. Я
резко перебила его:

- Можешь не продолжать. Извиняю.

- Женя, ты сильно не расстраивайся. Я прекрасно понимаю, как много
для тебя значил отец. Он тебя вырастил и любил как родного ребенка.
Наверно, даже больше, чем меня... Ты держись. Ты только держись. В
общем, я завтра прилетаю. Ты сможешь встретить меня в аэропорту?
Записывай номер рейса.

У меня задрожали руки, комната поплыла перед глазами, но я записала
все, что продиктовал сводный брат.

- Женя, и еще, я буду не один - Не один?

- Я приеду со своей девушкой У тебя появилась девушка?

- Да, я скоро женюсь, - восторженно сообщил брат и, словно пытаясь
успокоить самого себя, сказал:

- Как-никак тридцать лет. Пора бы остепениться.

- И когда ты собрался остепеняться?

- Через пару месяцев. Можешь меня поздравить. Вчера я подал
заявление. Шестнадцатого сентября состоится мое бракосочетание.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я тебя поздравляю.

- Ну ладно. Все остальное обговорим при встрече. Как только в трубке
послышались короткие гудки, я швырнула ее на пол, налила себе виски,
плюхнулась в огромное белоснежное кресло и закурила.

Интересно, о чем мой братец собрался говорить со мной при встрече?!
Об этом огромном доме, который больше похож на замок или самый настоящий
сказочный дворец, о моем так называемом отце или об этом проклятом
завещании, которое он оставил?! Через два месяца мой дорогой братик
женится, а это значит, что появится еще один претендент на наследство.
Два месяца... Два месяца на то, чтобы единственным претендентом на
отцово наследство осталась я... Я заслужила этот роскошный дом, эту
умопомрачительную обстановку... Я выстрадала все это и имею на это
полное право. Я пошла в каминный зал и тупо остановилась перед
фотографией отца, висевшей над камином. Потом сняла ее и внимательно
всмотрелась в это до боли знакомое лицо. В камине еще горел огонь. Сев
на корточки, я стала отрывать маленькие кусочки картона и кидала их в
огонь. Когда фотография полностью сгорела, я нехорошо улыбнулась, зажгла
свечки и с подсвечником в руках стала бродить по дому.

Наверное, обычный человек чокнулся бы, попав в этот дом с его
огромными, погруженными в темноту комнатами. Может быть, потому, что я
сова, я боюсь света - в солнечные дни чувствую себя особенно уязвимой и
незащищенной. То ли дело, когда темно! Я раба ночи и ее преданное дитя.
На моих окнах рольставни. Я практически их не открываю. Не пользуюсь и
выключателями: ненавижу яркие люстры, которые обожал мой отец и навешал
их по несколько в каждой комнате. Я всегда передвигаюсь по дому с
подсвечником и восхищаюсь запахом догорающей свечи. Каждый месяц отец
уезжал в командировку, и тогда весь дом погружался в беспросветную
темноту... Но он возвращался, открывались жалюзи, горел свет, работал
телевизор, играла музыка... В те дни, когда он был дома, я становилась
мрачной, чувствовала себя ужасно подавленной и глубоко несчастной. Он
снова уезжал, я брала подсвечник и погружалась в свой собственный мир,
понятный только мне одной.

Раздался телефонный звонок, от неожиданности я вздрогнула. Наверняка
опять брат. Да какой он мне, к черту, брат! Так, человек, с которым
пришло мое унылое, ничем не примечательное детство!

Я сняла трубку и затаила дыхание.

- Женечка, здравствуй. Это дядя Игорь тебя беспокоит.

- Здравствуйте, - буркнула я и напряглась как струна. Звонил один на
многочисленных знакомых отца. Я никогда не любила его знакомых...
Наверное, это оттого, что очень сильно не любила отца.

- Женечка, через чае к тебе подъедет один из моих доверенных людей.
Дела в тем, что твой отец не успел мне передать очень важные для меня
бумаги... Я заплатил за них твоему отцу приличные деньги, но так и не
получил...

- Но ведь он скоропостижно умер...

- В том-то и дело. В общем, к тебе приедет мой человек. Ты ему
отдашь, падки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в
похоронах, внес посильный вклад...

- Но я не знаю, какие бумага вам нужны. Я вообще ни разу не заходила
в кабинет после смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.

- Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Там должна быть такая тоненькая
серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет поищи. Будь умницей
и сделай то, о чем я тебе прошу. Если не сможешь найти сама, тебе
поможет мой человек.

- Хороню, - вздохнула я и слегка прикусила губу.

Взяв подсвечник, поднялась по старой дубовой лестнице на второй этаж.
Посветив на висящую на каменкой стене картину, я ухмыльнулась. Эту
картину нарисовала я. На ней был мой отец. Вернее, о том, что это отец,
знала только я одна. Черное, мрачное, трехголовое чудовище со звериным
оскалом и длинным торчащим пенисом... В эту картину я вложила всю свою
злость и ненависть, которая накипела во мне за многие годы. Я подарила
ее отцу на день рождения и сказала, что написала ее от души. Отец пришел
в дикий восторг и повесил над центральной лестницей. Он так и не понял,
что это он. Он думал, что это злобное существо - плод моего воображения,
моей фантазии, моего безумия. После смерти отца я уничтожила все его
фотографии Сегодня последнюю. Оставила только этот портрет.

Здравствуй, папа, - подмигнула я чудовищу и провела ладонью по
холсту.

Чудовище представляло собой самое настоящее исчадие ада и смотрело на
меня колодными глазами Полюбовавшись на свой шедевр, я вошла в кабинет.
Отец не любил, чтобы я отвлекала его от работы, и никогда не впускал
меня стада. Его кабинет, где он пропадал сутками, много курил, думал,
делал важные звонки, и моя мастерская, заставленная мольбертами, банками
с краской и множеством безумных картин, находились совсем рядом. В
мастерской прошло мое детство, моя юность. Это был мой мир, понятный
только мне и моему отцу. Дни напролет переводила я здесь на полотна мое
безумие. Я тихонько толкнула дверь кабинета. Она легко открылась.
Старинный письменный стол был завален бумагами. Я принялась за дело.
Перебрав гору папок, фотографий, каких-то записок, поняла, что
документов о Чичерине нет...

Я подошла к шкафам. Боже мой, сколько барахла! Когда я стану
полноправной хозяйкой, вытащу весь этот хлам на улицу и разожгу самый
настоящий костер. Я буду плакать и смеяться, глядя, как жарится этот
ненужный хлам. Вот так. Столько лет жизни отец собирал все эти листочки,
аккуратно подшивал их в папки, не разрешал к ним даже прикасаться. А я
просто взяла и сожгла... Даже не знаю, сколько времени я провозилась в
кабинете. Прервал мои поиски звонок в дверь. Открыв ее, я сморщилась от
дневного света и смахнула выступившие слезы. Проклятая светобоязнь...
Дойдя до массивного каменного забора, посмотрела в глазок и увидела
молодого мужчину. Он был довольно симпатичен, аккуратно выбрит и
создавал впечатление преуспевающего человека. Почувствовав, что кто-то
подошел к глазку, он представился:

- Я от Игоря Николаевича. Мне нужно забрать папку с документами по
делу Чичерина.

Открыв железную калитку, я постаралась выдавить улыбку:

- Я просмотрела черт знает сколько папок, но папки с фамилией Чичерин
нигде нет.

- Предоставьте это мне. Я могу пройти в дом?

- Да, конечно.

Я закрыла калитку и последовала за ним. Дойдя до входной двери,
молодой человек резко остановился и посмотрел на меня ничего не
понимающим взглядом:

- Там беспросветная темень...

- Не обращайте внимания. У меня есть свечи. У вас что, проблемы с
электричеством?

- Нет. Просто я не люблю дневной свет. Захлопнув входную дверь, я
направилась к лестнице.

- Вы живете в полной темноте?

Да. Я полная противоположность своему отцу. Он обожал дневной свет, а
я его просто не выношу.

- А как же телевизор?

- Его можно смотреть в темноте...

- Вы довольно странная.

- Может быть. Вы работали на отца?

- Нет. Я художница. Я рисую картины при медленно догорающих свечах.

Поднявшись по лестнице, мужчина остановился у портрета отца, достал
платок и смахнул выступивший на лбу пот.