покое: отправляюсь по местам трудовой славы нашего общего знакомого
Парамонова - в Ульяновск. Может, там про него слышали или он сам там
появлялся.
учитывая то обстоятельство, что ваша персона вызывает повышенный интерес у
самодеятельных сыщиков, отряжу-ка я, пожалуй, вам в помощь одного молодого
человека. Вдруг агенты ноль-ноль-семь окажутся чересчур назойливыми, а? -
Сомов довольно легкомысленно подмигнул, чего я меньше всего от него ожидала.
кто-то требовал, чтобы его оградили от всевозможных посягательств.
человек.
выразила робкую надежду:
он был довольно странным типом, и не исключено, что вся эта суета с поисками
- напрасная трата времени...
Сомов, - но, к сожалению, у нас есть информация, что его похитили. Кто-то
позвонил в Штаты, в институт, в котором работал Парамонов, и потребовал за
него выкуп. Очень кругленькую сумму, между прочим. Это было еще десятого
декабря, а с тех пор ни слуху ни духу.
похитили! Но зачем? Ах да, из-за денег, но, но...
многозначительно удалился, оставив меня в полной растерянности. Что вы там
ни говорите, а Парамонов, похищенный неизвестными злоумышленниками, вызывал
у меня невольное сочувствие. Уж такая я, видать, сердобольная дурочка.
Может, я даже слезу бы пустила, не высунься из-за кулис Алка.
Все тебя ждут, а она в потолок пялится!
признать. Но я бы не стала винить в этом майора Сомова, поскольку и до его
прихода с вдохновением дело обстояло неважнецки. А что вы хотели при таком
сценарии и костюмах? Впрочем, сколько можно об одном и том же. Я даже Алку
отбрила, когда она завела унылую песнь о побитых молью ушах Винни Пуха:
неожиданно сменила пластинку:
юмором, в котором было гораздо больше правды, чем мне хотелось бы.
Снегурочки. Я по-прежнему не испытывала острого желания перед кем-нибудь
исповедоваться. Может, потому, что желающих отпустить мои грехи было слишком
много.
занятием - я вспоминала Парамонова, чего не делала уже давно. По крайней
мере, в моей новой жизни, в которой я научилась обходиться без этого
ублюдка.
точнее, вижу, с высоты своей тридцатилетней многомудрости, Парамонов периода
моей горячей к нему любви почти ничего не стоил. Ну, если оставить за кадром
его (страсть к геофизике. Господи, да он даже целоваться не умел! Он просто
тыкался в мою щеку, как слепой котенок в поисках материнского соска, замирал
и дышал мне в ухо. Что самое удивительное - в такие моменты я испытывала
неземное блаженство.
умелые парамоновские объятия. Или я, как Татьяна Ларина, у которой ?душа
ждала кого-нибудь?? Ой-ой-ой, только не надо романтики, потому что... Ну да,
это удивительно, но я даже не помню, где и при каких обстоятельствах мы с
ним познакомились. Странно, как расстались - помню, а как встретились - нет.
Сцена нашего с ним знакомства начисто отсутствовала в архивах моей памяти,
будто ее вытравили кислотой, притом что я не склеротик.
откуда-то он взялся на мою несчастную голову! И вряд ли эта судьбоносная
встреча произошла на улице. Тогда где? На какой-нибудь вечеринке? Теплее, но
стопроцентной гарантии нет. В университете? Тоже не исключено, я несколько
раз там бывала: на концертах бардов и любительских спектаклях. Скорее всего
там-то мы и столкнулись с Парамоновым, вот только душещипательными
подробностями я вас не порадую. Кто знает, может, он, пробираясь между
рядов, наступил мне на ногу, а потом, дабы загладить вину, угостил в буфете
газировкой? Гм-гм, первое очень даже вероятно, а насчет второго не уверена.
пересеклись. Видно, провидению было угодно, чтобы моим первым мужчиной стал
долговязый и нудный геофизик, и тут уже ничего нельзя ни изменить, ни
переписать заново, как бы мне ни хотелось. И с этим я почти смирилась, чего
не скажешь о неожиданном возвращении Парамонова и столь же неожиданном и
загадочном исчезновении. Зачем, спрашивается, он явился, чего ему не
сиделось в сытой Америке? Можно подумать, он явился только для того, чтобы
наделать мне кучу мелких и крупных пакостей. Если так, то это ему удалось на
славу.
гражданин с рыбьей фамилией не обманул, когда обещал мне беспокойную жизнь.
Вынуждена признать: пока что все идет по его сценарию, и моя квартира
превращается в Мекку, в которую стремятся все кому не лень и галдят:
Ведь в нем не было ничего особенного, кроме повернутости на физике. Ну и что
из того? В этой стране хватает нищих кандидатов околовсяческих наук, и
Парамонов наверняка пополнил бы их ряды, если бы не удрал в Америку. Но
тогда, десять лет назад, я ни о чем таком не думала, я просто его любила и
хотела быть с ним рядом каждую минуту и каждую секунду, слышать его голос и
засыпать, уткнувшись в его довольно костлявое плечо. Вот и все. Кто знает,
может, я и теперь довольствовалась бы этим и Парамонов был бы единственным
мужчиной в моей жизни. Я бы жарила для него картошку и квасила капусту, я бы
стирала его рубашки и штопала носки, и сердце мое отбивало бы счастливую
чечетку, как прежде... Да о чем это я, чур меня, чур!
заснуть, а следующим утром долго не могла разлепить глаза: набрякшие от
невыплаканных слез веки были тяжелые, как гранитные надгробия. Ощущение было
такое, будто я вернулась в ужасную пору парамонозависимости, где час был за
день, а день за год, и снова сохла по нему на корню. Кажется,
изобретательные французы называют это состояние дежа вю.
кровати, умыться и впихнуть в себя бутерброд с сыром. Потом я предприняла
заранее обреченную на провал Попытку привести себя в порядок.
жар, а потом в холод.
приложить немалые усилия, чтобы вынырнуть на поверхность. По примеру барона
Мюнхгаузена я себя чуть ли не за волосы из этой пучины выдернула, после чего
прошлепала к окну, дабы определиться с тем, как сегодня одеваться. Декабрь в
этом году был какой-то сумасшедший: то прямо-таки крещенский мороз, то чуть
ли не апрельская оттепель. На этот раз градусник показывал восемь градусов
мороза. Пожалуй, стоит утеплиться.
волосы резинкой, предоставив выбившимся из пучка прядям полную свободу, и
невольно задержалась перед зеркалом. И посмотрела на себя будто со стороны:
глаза чумные, как у наркоманки, бледные щеки, пунцовые губы. Про таких
обычно говорят: ?В ней что-то есть?. Некоторые, правда, при этом
добавляют: ?Только непонятно что?.
чем вызвала неодобрительный взгляд интеллигентной старушки, прогуливающей
ухоженную белую болонку, и, бормоча себе под нос проклятия, адресованные все
тому же Парамонову, посмевшему нарушить размеренный ход моей жизни,
заковыляла к автобусной остановке. Именно заковыляла, как гусыня, потому что
идти нормально не было никакой возможности: сплошной гололед - следствие
недавней оттепели.
рассчитывала разжиться кое-какими блестящими пустячками, чтобы замаскировать
прорехи на Снегурочкином наряде. От моего дома до этого магазина добираться
около часа - сначала на автобусе, потом на метро, - но сегодня дорога
грозила отнять у меня больше времени, чем обычно. Только для того, чтобы
преодолеть несчастные сто метров до автобусной остановки, мне потребовалось
минут пятнадцать, раз пять я едва не растянулась на обледеневшем тротуаре и
раз десять помянула недобрым словом соответствующие городские службы. Ну где
они, спрашивается, вместе со своей знаменитой солью, от которой воем воют
автомобилисты?
популярный в широких массах, будто сквозь землю провалился. И вот результат:
когда пыхтящий и заляпанный по самые окна старенький ?Икарус? с заветными