Чтение 25–й страницы книги ~Легкие шаги безумия~

- Запомним, - кивнул Мишаня, - кролик по-английски.

- Еще Лена очень просила, чтобы вы не забыли выйти из "Windows", прежде чем выключать компьютер. И чтобы ничего там не напутали.

- Да уж постараемся, - хмыкнул Иевлев.

- Точно не напутаете? Ленка вообще-то хотела, чтобы я поехала с вами и проконтролировала, как вы будете влезать в ее компьютер. Но я никак сейчас не могу. А вам ведь срочно надо.

- Оля, не волнуйтесь, мы справимся.

- Влезать к человеку в "ноутбук" - это все равно что в душу, - улыбнулась Ольга, - я бы никого не пустила. Ключ потом мне сюда завезете? Я буду на работе до восьми вечера.

- Обязательно, - пообещал Сичкин. Когда они уже шли к машине, их догнала юная секретарша в туфельках и сказала своим тоненьким голоском:

- Ольга Михаиловна просила, чтобы вы кактусы полили.

- Польем, - кивнул Иевлев, - скажите Ольге Михайловне, чтобы не волновалась. Кактусы польем непременно.

Войдя в пустую и тихую квартиру, Мишаня первым делом снял телефонную трубку и, набрав номер дежурного, проверил, сработала ли сигнализация.

- Так не включали ее, товарищ майор, - сообщил дежурный.

- Вот растяпа, - выругал Лену Сичкин, - чтоб тебе там икалось в Сибири.

В файл "Rabbit", кроме Митиных текстов, Лена внесла еще и оба письма - от Слепака и от матери старшего лейтенанта Захарова.

Иевлев даже присвистнул.

- Оказывается, Слепак писал стихи! Это ж надо! Мишаня включил маленький струйный принтер и распечатал все, что было в файле, в трех экземплярах.

- Хоть бы записочку оставила, - покачал головой Мишаня, - при чем здесь этот Захаров? Не вижу связи. Кроме времени и места... Но Слепак жил в Тюмени, и судили его там. А Захаров этот, судя по адресу, из Тобольска.

- Там должна была работать большая объединенная бригада, - задумчиво произнес Иевлев. - Убийства были в нескольких городах. И в Тобольске тоже. Так что бригада была большая, Миша. И Захаров вполне мог в нее входить. Слушай, а где кактусы? - вспомнил он и огляделся. - Не вижу никаких кактусов.

- Они в детской. Хорошо, что ты вспомнил.

- Между прочим, - сообщил Иевлев, осторожно поливая сухую землю в горшке под большим, извилистым растением, покрытым длинными желтоватыми колючками,

- между прочим, я кактусы терпеть не могу. Я в детстве с бабушкой жил. У нее все подоконники были в этих ботанических уродах. Однажды такая вот колючка вонзилась мне глубоко под ноготь. Даже в Филатовскую пришлось ехать, в детскую "неотложку". До сих пор помню. И зачем они их в детской держат?

- Ты посмотри внимательней, - Мишаня осторожно тронул большой огненно-красный цветок с тонкими, светящимися лепестками, - вот этот, как ты выразился, ботанический урод, называется "Венец Христа". Он цветет один раз в три года, всего одним цветком, таким вот красным, огромным. Видишь, он светится и дышит. Только живет совсем недолго - дней пять, не больше.

- А ты, оказывается, поэт, Миша, - усмехнулся Иевлев.

- Я сам иногда себе это говорю. А кактусы я люблю. Моя бабушка тоже их разводила. Только я не трогал их, когда был маленький. И они меня не кололи.

* * *

Лена уснула только под утро. Ей приснились Лиза и Сережа. Сон был таким ярким и счастливым, что не хотелось просыпаться. На залитом солнцем песчаном пляже Лиза играла с огромным лимонно-желтым мячом. Сережа выходил из моря, загорелый, улыбающийся. Он подхватил Лизу, усадил ее на плечи. "Папочка, мяч!" - закричала Лиза. Мяч покатился очень быстро, зазвенел так пронзительно, что Лена открыла глаза. Телефон на тумбочке у кровати прямо-таки надрывался.

- Лена, я уже испугался, ты так долго не брала трубку, - Услышала она голос Майкла, - я разбудил тебя?

- Нет. Все в порядке, доброе утро. - Она взглянула на часы. Было десять.

- Доброе утро. А вот у меня не все в порядке. Я собрался бегать, полез в сумку за кроссовками и обнаружил, что кто-то рылся в сумке.

Остатки сна как рукой сняло. Лена резко села на кровати.

- Что-нибудь пропало? - спросила она.

- Ничего, кроме банки талька. Вероятно, рылись вчера, пока мы ездили по городу. Но я не заглядывал в сумку вечером. Все, что было нужно, я достал еще днем. А сегодня полез за кроссовками, они лежали на дне. Хорошо, что вчера я взял с собой бумажник.

- Подожди, ты сказал, пропала банка талька?

- Да. Английский тальк, фирмы "Лайтстар". Большая жестяная банка, под старину. Я много лет пользуюсь именно этим тальком. Надо сообщить администратору.

- Обязательно. У меня в сумке тоже кто-то рылся. Но ничего не пропало. Вообще ничего. Сейчас я быстро умоюсь, и мы спустимся вниз.

- Да, я сегодня бегать уже не буду. Прежде чем спуститься вниз, Лена набрала Сашин номер. Он тут же взял трубку.

- Что пропало? Банка с тальком? - спросил он, выслушав Лену. - Тальк - это такой белый порошок, им ноги и подмышки посыпают?

- Именно. Тонкий белый порошок.

- Понятненько... Ладно, к администратору вы сходите, а я подъеду через полчаса.

Администратор, молодая полная дама в строгом костюме, со взбитыми, как сливки, и вытравленными до белизны волосами, долго не могла понять суть их претензий.

- У нас первая такая жалоба, - говорила она, - и потом, ничего ведь не пропало. Я понимаю, если бы деньги или драгоценности. Но ведь в гостиничных правилах черным по белому написано: за ценности, оставленные в номерах, администрация ответственности не несет, по-русски и по-английски написано. А банка талька - не такая уж ценность. И вообще, ваши вещи уже были распакованы, вы что-то успели достать, переложить. Почему вы думаете?.. Какие у вас есть основания?..

В холл вошел Саша. И администраторша почему-то тут же замолчала.

- Спроси ее, где находится кабинет директора, - раздраженно сказал Майкл,

- я не собираюсь это так оставлять. Банка талька стоит всего пятнадцать долларов, но мне неприятно жить в гостинице, где копаются в моих вещах. Я объездил больше двадцати стран. Такого нигде еще не было.

Лена перевела. Администраторша смотрела на нее ненавидящими глазами.

- Скажите своему иностранцу, что нет никаких доказательств. Никто не знает, как там лежало барахло в сумках, его и ваше. Этот свой тальк он мог забыть в Москве или где-нибудь еще, - прошипела она сквозь зубы. - А кабинет директора - третья дверь налево, по коридору. Но он будет после обеда.

- Хорошо, - кивнула Лена, - мы зайдем после обеда. Но зайдем обязательно. Мы ничего не придумали. Зачем нам придумывать? Но согласитесь, неприятно, когда кто-то роется в ваших вещах, в нижнем белье.

- Девушка, я вас понимаю, - немного смягчилась администраторша, - но, если бы у вас или у него пропало что-нибудь ценное, мы бы проверили горничных вашего этажа, поговорили бы с дежурными. А так, из-за банки талька... Не понимаю!

- Сегодня мы опять уходим на целый день, - не унимался Майкл, - где гарантия, что это не повторится?

- Я сама лично прослежу за горничными, которые будут убирать ваш номер, - пообещала администраторша.

- Спасибо, конечно. Но вряд ли это горничные. Где у вас можно позавтракать?

Лена терпеть не могла конфликтов и всяких объяснений с такими вот пергидрольно-административными дамочками. Ей было проще промолчать, чем ругаться. Для них подобные объяснения были частью профессии, они ругались умело и с удовольствием. И почти всегда одерживали победу.

Если бы не Майкл, Лена вообще не стала бы обращаться к администраторше. Она заранее знала, чем кончится этот разговор.

- Сейчас открыты буфеты на третьем и седьмом этажах, - ответила дама и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

- Саша, - окликнула Лена водителя, который все это время сидел в кресле и листал журналы, - ты позавтракаешь с нами?

- Да, - кивнул он и встал, - спасибо. С удовольствием.

В буфете на третьем этаже было пусто. Саша взял себе огромную яичницу с ветчиной и сосиски с горошком. Лена и Майкл - по овощному салату и по порции сметаны.

- А вот кофе пойдем пить ко мне в номер, - сказала Лена, - здесь, по-моему, обычная жидкая бурда.

- Как насчет психдиспансера? - тихо спросил Саша, отправляя в рот сразу половину сосиски.

- Знаешь, я подумала, там со мной никто не станет разговаривать. Ну покажу я свою пресс-карту и удостоверение. И пошлют они меня куда подальше, сейчас ведь не любят журналистов. Вот была бы я сотрудником ФСБ или МВД, тогда другой разговор.

- Тебе это очень надо? - улыбнулся Саша.

- А что?

- Ну, тот маньяк, который орудовал в наших местах в начале восьмидесятых, он что, какой-то особенный? Сейчас ведь столько всего про маньяков печатается, при желании можно узнать все подробности и про Чикатило, и про Головкина.

- Так о них и писать нет смысла. И фильмы есть, и книги. А ваш, сибирский, почти никому не известен. И потом, меня волнует не конкретно он, а психология, судьба... Знаешь, ведь расстреливают тех, кого признают вменяемыми. А как вменяемый человек может убить шестерых девочек в возрасте от четырнадцати до восемнадцати?

- Ты что, считаешь, что не надо было его расстреливать? - Саша тщательно вытер тарелку хлебной коркой и отправил корку в рот. - Или ты думаешь, что не того расстреляли? - добавил он совсем тихо.

- Я думаю, - так же тихо ответила Лена, - что для начала надо разобраться, кто и зачем шарил вчера в наших сумках. И свистнул банку английского талька у Майкла.

- Ты обещала, что кофе мы будем пить в твоем номере, - напомнил Саша, внимательно глядя ей в глаза.

- Да, - кивнула Лена, вставая, - пошли. Для тебя у меня есть земляничный "Пиквик", - обратилась она к Майклу по-английски, - ты ведь кофе не пьешь по утрам.

Кофе пришлось варить трижды. Саша пил его стаканами, к каждому стакану добавлял еще по два куска сахару.

- За сердце не боишься? - спросила Лена, отхлебывая из своей маленькой чашечки.

- Ну не пить же мне из такого наперстка! - усмехнулся Саша. - К тому же кофе у тебя потрясающий, а на сердце я пока не жалуюсь. Так как насчет психдиспансера?

- Сегодня все равно уже не получится. У Майкла большие планы. Он хочет вбить в один день и краеведческий музей, и пару деревень. Кстати, ты не знаешь, в Загоринской еще живут староверы?

- Живут. Но до Загоринской больше ста километров. Полтора часа туда, полтора обратно. Итого, только на дорогу три. А сейчас двенадцатый час. Так что музей придется отложить до завтра.

Лена перевела эту информацию для Майкла.

- О'кей, - кивнул он, - отложим музей. Если мне удастся пообщаться с настоящими староверами, я буду так счастлив, что забуду про свой английский тальк.

- Скажи ему, что староверы плохо идут на общение. Они живут очень замкнуто, - напомнил Саша.

- Майкл разговорит кого угодно, - улыбнулась Лена, - даже глухонемого, даже через переводчика. Когда я с ним работаю, его собеседники довольно быстро перестают меня замечать. Им кажется, что беседуют с ним напрямую, без посредника. Майкл в своем роде гений общения.

- Ну, посмотрим, как он справится с нашими раскольниками.

После кофе Лена и Саша закурили. Майкл брезгливо поморщился и замахал руками.

- Я пойду к себе в номер одеваться. Сами себя травите и меня заодно.

- Майкл у нас - активный противник курения, - объяснила Лена.

- Борец за здоровый образ жизни, - улыбнулся ему вслед Саша. - Слушай, может, заехать в аптеку или в парфюмерный магазин, купить ему этот несчастный тальк? Вон как переживает старик.

- Такого здесь не купишь, - покачала головой Лена, - а переживает он из-за того, что кто-то рылся в вещах, а не из-за талька. Ладно, я вымою кружку. Пора ехать.

В ванной она вспомнила, что оставила на столе кипятильник. Его тоже надо помыть. Когда она вернулась в комнату, Саша, сидя на тумбочке, развинчивал телефонный аппарат. Вскинув на нее глаза, он подмигнул сквозь очки и выразительно помотал головой. Не говоря ни слова, Лена взяла со стола кипятильник и вернулась в ванную.

Глава 31

- Ну идиот! Придурок! - Это были самые мягкие выражения из тех, которыми щедро пересыпал свою речь маленький, пухлый, лысый, как коленка, человечек.

Он лежал в одних трусах на топчане, застеленном белой простыней. Крепкая грудастая красотка в кокетливом халатике нежно и сильно разминала его волосатые ляжки.

- Ну я же, это, в натуре, думал, "дурь" там или "чума", - бубнил, глядя в пол, здоровенный детина.

Он стоял босиком на толстом ковре массажного кабинета. Из-под коротковатых широких штанин выглядывали татуировки на ногах: "Они устали".

- Он думал! - Маленький лысый резко сел на топчане. - Я тебе велел думать? Отвечай! Тебе что было сказано?

- Повести их немножко, - детина вжал голову в плечи, даже ростом стал ниже, - и "жука" поставить.

- Правильно, - кивнул лысый, - повести. А ты что натворил? Ты зачем полез шмонать номера?

- Ну так... Я ж как лучше хотел, в натуре... Слышь, Кудряш, может, это, короче, подкинуть взад ту тюльку?

- О Господи! - Лысый выразительно закатил глаза к потолку. - Тюльку! Это называется тальк. Тальк. И на банке написало, большими красивыми буквами.

- Так ведь не по-нашему. И мало ли, что написано. Не станут же писать "чума" или "дурь". Я увидел белый порошок, ну решил, это самое, проверить надо, в натуре.

- Слушай, Клятва, ты вправду такой идиот? Или дуру мне здесь гонишь? - вздохнул Кудряш.

Детина по кличке Клятва не знал, как ответить на этот вопрос. Он искренне не понимал, в чем провинился. Вещи в гостиничных номерах важного американского старикана и его переводчицы сами просились, чтобы их прошмонали. Сумки были открыты нараспашку, и он. Клятва, аккуратно сложил все на место. Если уж он зашел в номера, чтобы "жука" поставить, так почему бы заодно не протрясти вещички? И жестянку с белым порошком не заныкал по-тихому, а принес Кудряшу, в руки отдал. Откуда ж ему было знать, что там какая-то фигня, присыпка для подмышек?

- Ладно, - махнул рукой Кудряш, - иди, не отсвечивай. Можешь отдыхать сегодня.

Он со вздохом улегся на топчан, и молчаливая красотка массажистка опять принялась за дело.

- Вот, Нинок, с кем приходится работать, - пожаловался Кудряш, - таких ведь даже не научишь ничему. Новое поколение, мать их... И зона уже не та, тоже не учит, только портит неокрепший молодняк. Тупеют они нынче, в зоне-то. Тупеют и развращаются. Там ведь тоже все решают деньги, а не закон. Не то что раньше.

Нина зачерпнула немного массажного крема из открытой баночки, растерла в ладонях и принялась разминать дряблые, жирноватые плечи Кудряша. На плечах красовались вытатуированные генеральские погоны.

- И посоветоваться не с кем, - продолжал Кудряш, - никому нельзя верить, ни единой душе. Вроде везде есть свои люди. Столько денег трачу на стукачей и не пользуюсь почти. Но попробуй перестань их, оглоедов, кормить... Ох, лучше и не пробовать. А хорошо бы, Нинок, мне самому такого вот профессора-консультанта нанять, - мечтательно вздохнул он. - В лучших университетах Америки и Европы целые факультеты открыли, чтобы таких вот психологов, сыскных псов, выращивать. Но наши-то гебуны хороши! Здорово их, видать, трясут сверху, если они профессора из Штатов выписали для консультаций. Уж не про меня ли консультироваться станут? Спасибо, предупредили старые друзья. Вот только не знаю я, что мне с этим профессором делать. И с девкой, переводчицей. Девка не простая, ох не простая. Навещала она двух интересных старушек, ужинала с ними, чай пила и часа три о чем-то беседовала. Вот куда надо бы "жучка" поставить... Да кто ж знал? Ох, задачка получается, Нинок. Не промахнуться бы. Как думаешь, киска, что делать-то?

Нина быстро постукивала ребрами ладоней по его спине. Ее мягкое округлое лицо не выражало ничего, кроме спокойной сосредоточенности. Полные губы были чуть приоткрыты. Кудряш повернул голову и встретил ласковый, преданный взгляд. Глаза у девушки были небесно-голубого цвета, удивительно яркого и чистого.

Кудряш, сладко покряхтывая, перевернулся на спину и, протянув руку, нежно похлопал массажистку по круглой щеке.

- Ну, иди сюда, киска, помоги мне расслабиться. Девушка понимающе улыбнулась и стала не спеша расстегивать пуговицы белого халатика, под которым ничего не было. Когда ее теплые влажные губы заскользили по волосатой, покрытой шрамами и наколками груди, Кудряш закрыл глаза и прошептал:

- Ох, Нинок, мог бы - женился на тебе. Такая вот мне нужна, чтоб ничего не слышала и всегда молчала... такая вот, глухонемая красавица...

Сотовый телефон, валявшийся возле топчана, затренькал совсем некстати. Не открывая глаз, продолжая хрипло, быстро постанывать, Кудряш зашарил рукой по полу, нащупал трубку.

- Сняли "жучка", - коротко сообщила трубка.

- Кто? - выдохнул Кудряш.

- Либо очкарик, либо сама девка.

- Где они?

- В Загоринскую поехали, сказали, мол, к староверам.

Может, туфта? Они сначала поговорили, а потом "жука" сняли. Может, это, на понт берут?

- А ты проверь. У самого-то очкарика тачку оборудовали?

- Не получается пока.

- Ладно, продолжайте вести их. Но не светитесь. У старух пост стоит?

- А как же! Двое.

- Поставьте третьего. И еще, скажи Бондарю, пусть подберет жиронду самую лучшую, чтоб по-английски говорила. Лучшую, понял?

Нажав кнопку отбоя. Кудряш уронил телефон на ковер и мягко прикусил губами розовое нежное ушко, в котором посверкивал холодным огнем небольшой бриллиантик чистейшей воды в старинной платиновой оправе.

* * *

Майклу действительно удалось разговорить загоринских староверов. В дома, правда, не пускали, но на улице беседовали охотно. Лена опять механически переводила, не вдумываясь в смысл разговора. Она давно заметила, что синхронка обладает коварным свойством изматывать так, что к вечеру глаза закрываются и коленки дрожат от слабости. А пока работаешь - хоть пять часов, хоть десять, усталости не чувствуешь, включается автопилот.

Девяностолетний старик по имени Афанасий рассказывал, сидя на лавочке перед калиткой своего двора, трагические истории о том, как преследовала раскольников всякая власть, и царская, и советская. Император Николай Второй был первым самодержцем, который поклялся на Библии не трогать староверов, оставить их в покое. Но покой этот, как известно, продлился совсем недолго.

Все цари, кроме последнего, преследовали раскольников за то, что крестятся двумя, а не тремя перстами. Советы стали расстреливать их за то, что они вообще крестятся. А теперешняя власть, хоть и терпимо относится к вере, зато собирается долбить нефть на местах священных старых скитов. И неизвестно, что хуже.

Лена давно заметила двух молодых людей в распахнутых дорогих дубленках, которые то и дело мелькали сегодня в самых разных и неожиданных местах. У обоих был одинаково равнодушный, скучающий вид, оба исчезали, как только чувствовали, что на них смотрят.

До Загоринской их провожала новенькая серая "Нива" с заляпанными номерами. Она ехала на почтительном расстоянии, потом исчезла куда-то, но Лена знала - эта машина проводит их назад, в город, и за рулем будет один из двух молодых скромников.

- Тебе привет от майора Иевлева, - быстро прошептал Саша сегодня утром, когда они вышли из гостиницы на свежий воздух, - в машине ничего не обсуждаем. Поговорим потом. "Хвостов" не бойся.

- А их много? - так же шепотом спросила Лена.

- Посчитаем по дороге.

- Может, сменим маршрут? - предложила Лена. - Они успели услышать, куда мы сегодня едем.

- Ни в коем случае, - покачал он головой.

- Почему?

- Потому, что так проще сосчитать "хвосты". И вообще, не стоит из-за них нарушать планы и огорчать старика.

С момента этого быстрого, очень тихого разговора прошло шесть часов. За это время им с Сашей так и не удалось поговорить еще раз. Но "хвосты" они сосчитали. Собственно, "хвост" был один, и состоял он из двух молодцев на серой "Ниве".

Обедали они в маленьком кооперативном кафе на окраине поселка. Кроме капустного салата и жареной картошки, ничего вегетарианского там не было. Цыпленок табака, который заказала себе Лена, оказался старой жилистой курицей. Два молодца, сняв свои дубленки, нагло уселись за соседний столик, и это вовсе не улучшало аппетит. Однако Саша съел свою огромную порцию пельменей с удовольствием и опять дочиста вытер тарелку хлебной корочкой.

На обратном пути Майкл задремал. У Лены тоже слипались глаза. "Что-то здесь не так, - думала она, - откуда такое пристальное внимание? Я только сходила к матери Васи Слепака... Но обыскали номера и поставили подслушивающее устройство еще до этого. Тальк могли принять за наркотик. Надо сказать Саше, чтобы он проверил номер Майкла. Возможно, там тоже всадили какую-нибудь штучку. Но в любом случае они должны уже обнаружить, что в банке вовсе не кокаин. Когда Майкл сказал про банку с тальком, я сразу подумала, что местная наркомафия могла принять нас за каких-нибудь курьеров или что-то в этом роде. Я даже успокоилась немного, ведь если бы здесь меня вели люди Волкова, они бы вряд ли позарились на яркую жестянку. Да и вообще, зачем им было рыться в вещах? А эти, в "Ниве", вовсе не такие скромники. Они ведут нас почти открыто. Прямо почетный эскорт..."

- Возможно, в машине и не было ничего, - сказал Саша, когда они наконец приехали. - Ты продержишься еще полчаса?

- В каком смысле? - удивилась Лена.

- В том смысле, что я бы не отказался от чашки твоего гениального кофе.

- Ты думаешь, в моем номере теперь можно спокойно поговорить? Вдруг там есть еще какая-нибудь запасная штучка?

- Нет, - улыбнулся Саша, - теперь уж точно нет. Пока мы катались к раскольникам, там каждый сантиметр проверили.

- Когда же ты успел сообщить?!

- Фирма веников не вяжет, - хмыкнул Саша. За стойкой сидела уже другая администраторша. Она отдала ключи и вежливо поздоровалась, даже не заикнувшись о том, что после одиннадцати посторонних не должно быть в номерах.

- Мы так и не зашли к директору! - вспомнил Майкл.

- Но мы все равно уезжаем завтра вечером, - заметила Лена.

- Да уж, понятно, тебе лишь бы не выяснять отношений со всякими официальными лицами. Любишь ты уходить от конфликтов.

Майкл еще немного поворчал, пожелал всем спокойной ночи и отправился к себе.

- Слушай, а у тебя покушать ничего нет? - спросил Саша, когда они остались вдвоем. - На меня всегда по ночам жор нападает.

- По-моему, он на тебя и днем нападает, - заметила Лена. - Должна тебя огорчить: кроме чая, кофе и сахару, у меня ничего нет.

- Ну, тогда угощай кофейком. И вот что я тебе скажу. Закрывай ты свою частную сыскную контору, Ленка. Это может плохо кончиться.

Лена расшнуровала ботинки, сунула ноги в тапочки и уселась в кресло.

- Какую контору, Саша? - спросила она.