Чтение 50–й страницы книги ~Урожай ядовитых яблок~

а соседку по комнате ждала семья. Света и Туся как-то забыли, что
Коломийцева видела свою дочь в последний раз давно, более тридцати лет
назад. Виола была несмышленым младенцем, да и Ленинид небось
давным-давно позабыл про непутевую женушку. Эта простая мысль не пришла
швеям в голову, если честно, их обуревала черная зависть.

Коломийцева пережила зиму, она скончалась в первый день весны. А
тридцатого марта директриса приюта вызвала к себе Свету и объявила той,
что больше держать женщину у себя не может.

- Наш центр всего лишь временное пристанище, - объясняла она.

- И куда мне, - безнадежно спросила Света, - вновь на улицу?

- Нет, конечно, оформим документы в дом престарелых, - пояснила
директриса.

Света вернулась в комнату в подавленном настроении. Дом престарелых!
Муниципальная темница для несчастных стариков, где обслуживающий
персонал распоряжается бедолагами, как хочет. Но альтернативы нет. Жить
на улице она больше не сможет.

Ночь пролетала без сна. В какой-то момент, переворачиваясь в
очередной раз с боку на бок, Света наткнулась глазами на койку
Коломийцевой. Там теперь вовсю храпела грузная старуха.

Внезапно в голову пришло решение. Надо поехать к этой Виоле и
постараться у нее остаться. Из рассказов Коломийцевой следовало, что она
добрая.

Сказано - сделано. Наврав начальнице, что хочет сдать за деньги кровь
в Боткинской больнице, Света получила паспорт и отправилась по адресу,
который, слушая долгими ночами бесконечные рассказы Коломийцевой,
выучила наизусть. Разоблачения она не боялась, за три десятилетия люди
меняются коренным образом.

Представляете теперь ее изумление, когда в квартире появилась Туся,
которой в голову пришла та же идея!

Светлана замолчала и затеребила полотенце.

- Ты нас того, не это..., - забубнила Туся, - ну, в общем... Сейчас
замуж выйдем, ну и...

- Где похоронили Коломийцеву? - отмерла я.

- Кто ж знает, - развела руками Света, - бомжей попросту успокаивают,
сожгут в крематории, и все - ни могилки, ни памятника, словно и не жил
человек совсем.

- Ты нас не гони, - прошептала Туся, - мы поможем во всем, сейчас
Никитка подрастет, станем с ним по очереди сидеть. Ты как, Светка?

- Я за милую душу, - с жаром воскликнула женщина, - буду ему и Кристе
бабкой, а Вилке с Томкой теткой!

Они замолчали. Я попыталась встать с биде, но не смогла, в ноги
словно кто-то налил минеральную воду. Пузырьки бегали от щиколоток к
коленкам, а ступней словно не было.

- Но Света так подробно рассказывала о зоне, - ошарашенно
пробормотала я, - столько деталей: шитье, условно-досрочное
освобождение... Откуда она про это знает?

- Убедительной я хотела казаться, - вздохнула Света, - боялась,
догадаешься, что я самозванка.

- В приюте девяносто процентов бывших зэчек, - отмахнулась Туся, -
поговоришь с ними, и словно сама срок мотала, все расскажут, с деталями
и мелкими подробностями.

- Эй, Вилка, - тихо спросила Туся, - ты чего? Я пыталась справиться с
собой. Терпеть не могу плакать, последние лет тридцать рыдаю только от
злости, но сейчас к горлу подступил комок, а в глазах стало горячо.
Никогда я не думала о своей матери, а вот теперь нет и могилы, некуда
прийти и сказать:

- Здравствуй, это я.

Не знаю, отчего мне было так плохо, я ведь давно считала ее умершей и
особо не переживала по этому поводу, и вот теперь выясняется, что мы
жили в одном городе, ходили по тем же улицам, может, даже сталкивались в
магазинах, но расходились в разные стороны, не узнав друг друга, не
поняв, не почувствовав, не вздрогнув...

Света и Туся смотрели на меня глазами, полными слез. Внезапно в моей
груди будто что-то лопнуло. Что ж, я не сумела сделать ничего хорошего
для своей матери, но в моих силах помочь двум обездоленным теткам.

Я вскочила на ноги.

- Чего стоите, дайте умыться.

- Ага, - закивали женщины, но не двинулись с места.

- Вы решили наконец, кто с кем распишется? - чуть ли не с кулаками
налетела я на них.

- С Николаем, - хором ответили бабы.

- Обе сразу?!

- Эх, видать, придется монетку кидать, - вздохнула Светка, - так не
решить.

- Они сами хороши, - наябедничала Туся, - то оба ко мне женихаются,
то к Свете.

Из коридора понесся вопль Никитки и недовольный голос Ленинида:

- Вы там чего, утопли?

Женщины выскочили за дверь. Я тщательно умылась, уставясь на себя в
зеркало, и тихо сказала:

- Вот что, Виола Ленинидовна, вы сейчас прекратите истерику и
займетесь делом. Семен ждет не дождется статью, осталось совсем
чуть-чуть, отыскать этого внука Клавдии Васильевны, он-то точно знает,
чей телефончик.

Решительным шагом я направилась на кухню. Сейчас выпью кофе и вновь
двинусь на улицу Красное Поле. Следует признать, в четверг я поступила
очень глупо. Скорей всего, Клавдия Васильевна живет в бараке давно. У
нее полно соседей, знающих о парне всю подноготную. Вот хотя бы та
говорливая бабка на скамейке.

На этот раз путь до нужного дома показался намного короче. А может, я
просто уже знала дорогу и не плутала.

Наученная горьким опытом, я прихватила зонтик и нацепила теплую
кофту. Естественно, на небе не оказалось ни облачка, а градусник
зашкалил за плюс двадцать пять.

Во дворе на этот раз не было никого. Мне это показалось странным.
Отличная погода, выходной день, где дети, старухи и мужики с домино?
Внезапно до слуха долетело нестройное пение, скорее пьяный крик. ?Ой,
мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня?, - выводил хор
голосов, нещадно фальшивя. Самая подходящая песенка для жаркого дня.

Я обогнула дом и увидела еще один дворик, внутренний. Он был
заставлен столами, вытащенными из комнат. На разномастных клеенках
стояли бутылки с водкой, миски с солеными огурцами, тарелки с нарезанной
колбасой и кастрюли с ?Оливье?. У обитателей барака случилась массовая
гулянка, ради которой они забыли о распрях и коммунальных скандалах. Вот
только непонятно, по какому поводу ликование. Если это свадьба, то где
невеста в белом платье и жених в черном костюме. А если день рождения,
то кто именинник. Я оглядела поющую толпу, приметила в самом конце стола
говорливую старушонку, с которой славно поболтала в четверг, подошла к
ней и сказала:

- Здравствуйте, бабушка.

- И тебе добрый день, унучка, - ласково ответила старуха, -
подсаживайся, не стесняйся, хочешь салату?

Я опустилась на колченогую, выкрашенную зеленой краской табуретку и
сказала:

- Спасибо, нет.

- Выпей тогда, - предложила старуха и потянулась к бутылке.

- Тебе чего, баба Нина, - спросил один из парней, перестав петь, -
красненького, сладенького или беленькой?

- Налей девке сладкого, - распорядилась баба Нина.

Мне передали пластмассовый стаканчик с темно-вишневой жидкостью, а
старушка все же положила в тарелку ?Оливье?.

- Выпей за помин души, - велела она, - хоть и противная она была,
вредная, прости господи, о покойных плохо не говорят, но проводить
по-хорошему надо. Давай, не чокаясь.

Значит, не свадьба, не день рождения, а поминки.

- Кто умер? - спросила я, делая вид, что пью дешевый, отвратительно
пахнущий портвейн.

- Клавка, - спокойно пояснила Нина, - ну та, к которой ты надысь
приходила. Вона чего бывает! Сейчас жива, а через минуту, брык - и
опрокинулась.

От неожиданности я выронила стаканчик. Серо-черная земля мигом
впитала жидкость.

- Экая ты неаккуратная, - укорила баба Нина. - Ладно, не переживай,
не хрустальная посуда, ща новую дадут.

- Как умерла? - наконец сумела пробормотать я. - От чего?

- Сердце у ей схватило, - пояснила старуха, - ?Скорая? не поспела,
инфаркт стрясся, вона как.

- Когда же она скончалась?

- А ровнехонько в четверг, - словоохотливо пояснила бабка. - Сначала
ты к ней приехала, потом Генка прикатил с тортом. Посидел полчасика и
отбыл. Стоило ему отъехать, Клавку и скрутило. Так бы и померла в
одиночестве, только вон тот малец, видишь? - Она ткнула согнутым,
сухоньким пальцем в сторону подростка лет двенадцати, упоенно
поглощавшего ?Оливье?. - Пашкой зовут, - продолжала баба Нина, - вечно
голодный ходит, отца нет, а матерь пьет, ровно кляча пожарная, каждый
день бухая. Вот Пашка и глядит, у кого подхарчиться можно. Он живо
сообразил: ни в жисть Клавке одной торт не съесть, ну и толкнулся к ей в
комнату, навроде ему мать наказала спичек в долг попросить. Думал,
угостит его Клавка сладким. А она уж хрипит...

Баба Нина перекрестилась и лихо опрокинула свой стакан, в котором