х, который познается лишь посредством мыслей, составляющих его предикаты, и
о котором мы, если его обособить, никогда не можем иметь ни малейшего
понятия; притом это Я, согласно собственному выражению Канта, имеет то
неудобство, что мы всегда должны уже пользоваться им, чтобы иметь о нем
какое-либо суждение, ибо оно не столько представление, отличающее тот или
иной отдельный объект, сколько форма представления вообще, поскольку оно
должно называться познанием. - Итак, паралогизм, который совершает
рациональная психология, состоит, согласно Канту, в том, что модусы
самосознания в мышлении превращаются в рассудочные понятия как бы о
некотором объекте, в том, что указанное "я мыслю" берется как мыслящее
существо, как вещь-в-себе; таким образом, из того, что Я всегда встречается
в сознании как субъект, и притом как единичный, при всем многообразии
представления тождественный и отличающий меня от этого многообразия как
внешнего, - делается неправомерный вывод, что Я есть субстанция и, далее,
нечто качественно простое, нечто "одно" и нечто существующее независимо от
пространственных и временных вещей.
него можно определенно судить и о природе прежней метафизики души, и в
особенности о природе сокрушившей ее критики. - Эта метафизика ставила своей
целью определить абстрактную сущность души; она при этом первоначально
исходила из восприятия и превращала его эмпирическую всеобщность и
рефлективное определение (вообще внешнее по отношению к единичности
действительного) в форму приведенных выше определений сущности. - Кант при
этом имеет вообще в виду лишь состояние метафизики его времени, которая
большей частью не шла дальше таких лишенных всякой диалектики абстрактных,
односторонних определений; истинно спекулятивных идей более ранних философов
о понятии духа он не принимал во внимание и не исследовал. В своей критике
этих определений он просто-напросто следовал юмовской скептической манере; а
именно, он твердо придерживается того, каким образом Я являет себя в
самосознании, но, полагает он, так как дблжно познать его сущность, -
вещь-в-себе, - то отсюда следует отбросить все эмпирическое; после этого
ничего не остается, кроме этого явления я мыслю, которое сопутствует всем
представлениям и о котором мы не имеем ни малейшего понятия. - Несомненно
следует согласиться с тем, что ни о Я, ни о чем бы то ни было, ни даже о
самом понятии мы не имеем ни малейшего понятия, если мы не постигаем в
понятии и довольствуемся простым, неподвижным представлением и названием. -
Странна мысль о том, - если ее вообще можно назвать мыслью, - что для того
чтобы судить о Я, Я уже должен пользоваться этим Я. Я, которое, для того
чтобы судить [о чем-то], пользуется самосознанием как средством есть,
конечно, некий х, о котором, равно как и об отношении такого пользования, мы
не можем иметь ни малейшего понятия. Но ведь смешно называть неудобством и,
как нечто ошибочное, [порочным] кругом природу самосознания, а именно то,
что Я мыслит само себя, что Я нельзя мыслить без Я, которое мыслит, - смешно
назвать неудобством то обстоятельство, благодаря которому в непосредственном
эмпирическом самосознании обнаруживается абсолютная, вечная природа
самосознания и понятия, обнаруживается потому, что самосознание именно и
есть наличие сущее, следовательно, эмпирически воспринимаемое, чистое
понятие, абсолютное соотношение с самим собой, которое как разделяющее
суждение делает себя своим предметом и состоит исключительно в том, чтобы
этим обратить себя в круг. - Камень не страдает таким неудобством; когда о
нем мыслят или судят, он при этом не преграждает себе путь; он избавлен от
этой тягости пользоваться для этого дела самим собой; есть нечто иное вне
его, чтб должно взять на себя этот труд.
усматривают в том, что мысля о Я, нельзя опускать его как субъект, принимает
затем и обратный вид: Я встреча-ется-де лишь как субъект сознания, иначе
говоря, Я может использовать себя только в качестве субъекта суждения, и
недостает созерцания, благодаря которому Я было бы дано к;'к объект, понятие
же такой вещи, которая может существов.1 лишь как субъект, еще не влечет за
собой объективной pea;i ности. - Если для того, чтобы нечто было
объективным, требует внешнее, определенное во времени и пространстве
созерцание, этого-то созерцания недостает, то ясно, что под объективносп.и
разумеют лишь ту чувственную реальность, возвышение над которой есть условие
мышления и истины. Но, конечно, если Я берут, не постигая его в понятии,
лишь как простое представление. так как мы говорим о Я в обыденном сознании,
то оно абстрактное определение, а не отношение самого себя, имеющее своим
прел метом само себя; - в этом случае оно лишь один из крайних членов,
односторонний субъект без своей объективности, или же оно было бы лишь
объектом без субъективности, если бы при этом не имелось упомянутого
неудобства - неотделимость мыслящего субъекта от Я как объекта. Но на самом
деле это же неудобство имеет место и при первом определении, при определении
Я как субъекта: Я мыслит нечто - себя или нечто другое. Эта нераздельность
двух форм, в которых оно противополагает себя самому себе, принадлежит к
неотъемлемой природе его понятия и понятия, как такового; она есть как раз
то, чего Кант хочет не допустить, лишь бы удержать не различающее себя
внутри себя и потому на самом деле лишь чуждое понятия представление. Такое
чуждое понятия представление вправе, конечно, противопоставить себя
абстрактным определениям рефлексии или категориям прежней метафизики, ведь
по односторонности оно стоит наравне с ними, хотя они все же нечто более
высокое в сфере мысли; напротив, тем более скудным и пустым оказывается оно
по сравнению с более глубокими идеями древних философов о понятии души или
мышления, например с истинно спекулятивными идеями Аристотеля. Если
кантонская философия исследовала указанные рефлективные определения, то она
тем более должна была исследовать фиксированную ею абстракцию пустого Я, так
называемую идею вещи-в-себе, оказывающейся скорее чем-то совершенно
неистинным именно вследствие своей абстрактности; ощущение неудобства, на
которое сетует Кант, само есть эмпирический факт, в котором находит свое
выражение неистинность указанной абстракции.
мендельсоновском доказательстве постоянности души, и я привожу даваемое этой
критикой опровержение сего доказательства еще ввиду примечательности того,
чтб этому доказательству противопоставляется. Мендельсоновское
доказательство основывается на признании простоты души, в силу которой душа
неспособна к изменению, к переходу во времени в нечто иное. Качественная
простота есть рассмотренная выше форма абстракции вообще; как качественная
определенность она была [нами] исследована в сфере бытия, и там было
доказано, что качественное как такая абстрактно соотносящаяся с собой
определенность именно потому скорее диалектично и есть лишь переход в нечто
иное. А относительно понятия было показано, что если понятие рассматривается
с точки зрения постоянности, не-разрушимости и нетленности, то оно скорее
есть в себе и для себя сущее и вечное, ибо оно не абстрактная, а конкретная
простота, не абстрактно соотносящаяся с собой определенность
(Bestinimtsein), а единство самого себя и своего иного, в которое оно,
следовательно, не может перейти так, как если бы оно изменилось в нем, - не
может именно потому, что иное, определенность (Bestimmtsein), есть оно само,
и поэтому оно в таком переходе приходит лишь к самому себе. - Кантовская же
критика противополагает указанному качественному определению единства
понятия количественное определение. Хотя душа, по Канту, не есть нечто
такое, многообразные моменты чего существуют вне друг друга, и не содержит
никакой экстенсивной величины, все же сознание имеет некоторую степень, и
душа, подобно всему существующему, имеет некоторую интенсивную величину; а
этим дана возможность перехода в ничто путем постепенного исчезания. - Что
же такое это опровержение, как не применение к духу категорий бытия,
интенсивной величины.
и в понятии скорее снято.
рассудка и не возвышалась до спекулятивного и до природы понятия и идеи, -
имела своей целью познать истину и исследовала свои предметы с точки зрения
того, истинны ли они или нет, субстанции они или феномены. Победа,
одержанная кантовской критикой над метафизикой, состоит, однако, скорее в
том, чтобы устранить исследование, имеющее своей целью [познать] истину и
даже самое эту цель;
имеет ли определенный субъект - в данном случае абстрактное Я представления
- истинность в себе и для себя. Но довольствоваться явлением и тем, чтб в
обыденном сознании дано простому представлению, значит отказываться от
понятия и от философии. Все, чтб превышает такое представление, считается в
кантовской критике чем-то запредельным, на что разум не имеет никаких прав.
На самом же деле понятие превышает лишь то чтб лишено понятия, и прямым
оправданием такого выхода за' его пределы служит, во-первых, само понятие, а
во-вторых, с отрицательной стороны, неистинность явления и представления,
равно как и таких абстракций, как вещи-в-себе и то Я, которое, по Канту, не
есть для себя объект.
идея духа или, что то же самое, истиной идеи жизни оказалась идея духа. Как
такой результат эта идея имеет в себе и для себя самой свою истину, с
которой можно затем сравнить и эмпирическое, или явление духа, чтобы
выяснить, согласуется ли оно с ней; однако само эмпирическое может быть
постигнуто только через идею и из нее. Относительно жизни мы видели, что она
идея, но в то же время оказалось, что она еще не истинное изображение или
истинный способ существования идеи. Ведь в жизни реальность идеи выступает
как единичность-всеобщность или род есть внутреннее. Истина жизни как
абсолютное отрицательное единство состоит поэтому в том, что она снимает
абстрактную или, что то же самое, непосредственную единичность и как
тождественное тождественна с собой, как род равна самой себе. Эта идея и
есть дух.-Но относительно этого можно еще заметить, что дух рассматривается
здесь в той форме, которая присуща этой идее как логической. А ведь идея эта
имеет еще и другие образы (их можно здесь указать мимоходом), в которых ее
должны рассматривать конкретные науки о духе, а именно как душу, сознание и