– Я тоже заметил, что просто веселый взгляд уже превращает кушанья в пир! Потому я стараюсь, чтоб народ мог пировать по всей стране, а не только в моем доме.
В большом зале слуги суетились как муравьи, таская на столы кушанья, расставляя кувшины. Хорошо одетые мужчины, весело переговариваясь, входили в зал, рассаживались, приветствовали друг друга.
– Когда же ты успел? – спросил Гелон верховного жреца.
– Это не я, – ответил Окоем. – Это Угарч. Он велел готовить сразу, как только протрубили трубы…
У Гелона место почти не отличалось от остальных, разве что сам стол на небольшом помосте, чтобы правитель мог озирать весь зал, да кресло с высокой резной спинкой, но Олег не успел разглядеть дерущихся львов и грифонов, их рассадили, сразу налили в золотые кубки вина.
Гости поднялись, дружно провозгласили здравицу. Гелон тоже встал, коротко поклонился, поблагодарил степенно, отпил самую малость, но, к удивлению и негодованию Скифа никто не стал орать «Пей до дна!», с трезвостью Гелона считаются, хотя сами наверняка напиваются, как и положено, по-свински.
Олега посадили рядом с Окоемом. Угарч, молодец, сразу понял, кто есть кто, да и Окоем, уже видя в Олеге своего поля ягоду, между неспешными глотками вина интересовался как будто невзначай, кто сотворил белый свет, для чего, зачем люди на свете, а зачем создали боги комаров, вслушивался в ответы, загадочно улыбался, наконец рассмеялся вовсе.
– Не понимаю, – произнес он, – что общего между двумя такими разными людьми?
– Они братья, – ответил Олег.
Окоем покачал головой.
– Да нет, я говорю о тебе и этом юном герое. Он и Гелон – это же слон и лев! Гелон, как слон, спокойно и размеренно, не давая себе отдыха, строит эту новую державу. Сам понимаешь, Скиф совсем не такой… В нем кипит львиная кровь, львиная ярость… А ты, хоть и его спутник, больше похож на Гелона.
– Чем же?
– Тоже из породы строителей.
Олег усмехнулся.
– Ты тоже. Гелон знает, кого подбирать в советники.
– Да, – согласился Окоем самодовольно. – Я не насоветую Гелону идти войной на соседей. Или завести тысячу жен и пять тысяч наложниц.
– Что для его возраста было бы естественным, – заметил Олег.
– Его ждет женитьба, – сообщил Окоем таинственно. – Правда, пока что сам Гелон об этом не знает.
– Вот как?
– Да. В Гелонии в одном знатном семействе есть одна непорочная девушка редкой красоты… Звездами предначертано, что ей суждено дать потомство великих тцаров, потрясателей вселенной, знатных полководцев, что раздвинут пределы своих стран от моря и до моря… Я трижды проверял все карты! Все верно – слова богов… даже не богов, а того, что движет даже богами, слова судьбы звучат для врагов обрекающе, а для нас обнадеживающе: Дивия, так зовут эту девушку, родит от Колоксаева сына двух сыновей-героев, что дадут начало двум великим народам, а от них пойдут величайшие правители, полководцы, завоеватели…
Олег внимательно следил за его лицом. Спросил внезапно:
– Твою дочь зовут Дивией?
Окоем вздрогнул, брови изумленно поползли вверх. Оторопело посмотрел на Олега, засмеялся, но смех был принужденным.
– Ты… почему так решил?
– У тебя учащалось дыхание, – объяснил Олег. – Голос менялся, глаза блестели… Да нет, я рад, что звезды предрекли такое великое будущее. Гелон все-таки сын полубога и внук бога! В нем должно быть заложено много сил и талантов, чтобы дать разбег его потомкам.
Окоем перевел дыхание. Глаза теперь изучали Олега еще внимательнее.
– Олег… Тебя ведь Олегом зовут?.. Да, я слышал о тебе. Всякое-разное… Ты очень умен и силен. Потому опасен, как никто другой.
– Почему?
– Ошибки людей сильного ума именно тем и страшны, что становятся мыслями великого множества других людей. Если за тобой пойдут, что тогда? Ты понимаешь, что можешь завести их в болото? Ты сумеешь пройти, но за тобой все утонут… Может быть, тебе надо сперва набраться чужого опыта? Поучиться? Изучить знания древних?
Олег ответил со злостью:
– Сколько я уже успел за свою недолгую жизнь наслушаться про эти знания древних! Тем более Тайные Знания Древних! Окоем, ты веришь в то, что говоришь? На самом деле то, чему учили древние, так незначительно и по большей части так маловероятно, что я не надеюсь приблизиться к истине иначе как удаляясь от путей, которым они следовали.
Окоем покачал головой:
– Ты зря так презрительно о знаниях древних… Отчасти важнее знать, как человечество размышляло над данной проблемой, чем иметь собственное решение ее.
– Размышляло! – возразил Олег. – Но даже не искало!.. А если и искало, то не нашло. А я хочу найти.
– Найти?
Олег запнулся, подумал, сказал твердо:
– А не найду, так создам.
Окоем долго думал, вздыхал, сопел, а когда заговорил, Олег подумал было, что старик говорит про себя:
– Самый верный признак истины… это простота и ясность. Ложь всегда сложна, вычурна и многословна. Ты умеешь брать любую сложную проблему, сразу совлекать с нее пышные одежды, и тогда все видят само зерно. А ты уже говоришь, что с этим зерном делать… Однако, Олег, не скрою, Скиф много успел о тебе рассказать. Он тобой восхищается, но я умею слушать и слышать.
Олег пробурчал:
– Представляю, что он рассказал!
Окоем усмехнулся.
– Да, рассказал и про то, как ты голыми руками побивал врагов. Но я слушал о другом… И мне стала ясна твоя суть.
– И что же ты увидел?
– Ну… ты не обрадуешься.
– А все же?
– Ты уж прости, но абсолютно белое, как и абсолютно черное, кажется каким-то дефектом зрения. Вот и ты выглядишь… дефектным.
Олег буркнул с неловкостью:
– Спасибо, что хоть в морду не дал.
ГЛАВА 26
На том конце стола поднялся Гелон. Оглядел всех с отеческой улыбкой на юном лице, вскинул кубок. Разговоры разом умолкли.
– Дорогие друзья, – сказал Гелон. – Я покину наш пир, чтобы с братом и его другом продолжить пир в своих покоях. А вы продолжайте, веселитесь, как будто я с вами!.. А еще лучше, как будто меня нет вовсе в городе, тогда вы, черти, вообще на головах ходите!
В зале захохотали, стали выкрикивать славу великому Гелону, но Олег не увидел облегчения на лицах гуляк, что тцар уходит, теперь можно будет гулять вольнее: и при Гелоне, видать, не очень-то стеснялись.
В покоях Гелона уже был накрыт небольшой стол, всего на четверых, на широких блюдах только гроздья винограда, яблоки и груши да кувшин в окружении четырех золотых кубков дивной работы.
Да, подумал Олег яростно, пока Гелон уже на правах хозяина указывал, кому куда сесть, Окоем прав – умный должен уметь делать выводы. А он, Олег, умеет их делать. Вывод, к которому подталкивал умудренный жизнью верховный жрец, ясен: будь как все, иначе жизнь станет невыносимой. Если в знании или умении оторвешься от простых людей слишком далеко, тебя перестанут понимать. А раз так, то сочтут безумцем. В тебя полетят камни, от тебя отвернется любая женщина…
– Но так поступил бы умный, – проговорил он с глухой яростью. – А кто сказал, что я хочу быть всего лишь умным?
Кто ищет, тому назначено блуждать. А блуждающий всегда выглядит нелепо для тех, кто сидит на завалинке и лузгает семечки. Нелепо и смешно. Эти сидящие в норках смеются, указывают пальцами, даже снисходительно жалеют.
Вот даже сильнейшие чародеи, они же и мудрейшие люди… так должно быть, не поняли его идеи с направлением людей по пути правильному и праведному, сопротивлялись, пришлось силой… Но он ушел и уже несколько лет не показывается в Совет, но они все равно не разбегаются по норкам, ощутили вкус к большой работе, к настоящей власти… Вот так истины, признаваемые сейчас бесспорными, когда он их провозглашал, выглядели дурью или сплошной нелепицей!
Гелон обратил внимание на его напряженный вид, сказал доброжелательно:
– Друг моего брата, ты был печальным, когда прибыл, а сейчас в твоих глазах печали стало больше. Что-то случилось?
Олег раздвинул губы, засмеялся как можно беспечнее.
– Разве можно быть печальным в твоей благословенной стране?
Гелон смотрел в его лицо внимательно. Глаза, не по возрасту мудрые, стали грустными.
– Тебе много выпало, – сообщил он, словно для Олега это была новость. – И ты нечто носишь на плечах незримое… но очень тяжелое. У тебя может подломиться хребет! Разве у тебя нет друзей, чтобы приняли часть тяжести?.. Поделись со мной. Если бы ты знал, сколько я ношу в себе чужих слез, обид, горестей!
Олег невольно усмехнулся, уже без принуждения.
– Гелон, я восхищаюсь тобой. Но все же мои горести не совсем такие, как у земледельца, у которого захворала корова.
Окоем, который слушал их внимательно, а с Олега не сводил глаз, дернул Гелона за рукав, обронил негромко:
– Не печаль наша страшна, а наши дешевые радости.
Гелон не понял сразу, спросил, не страшась уронить достоинство правителя, который знает, оказывается, не все на свете:
– Почему?
Окоем ответил, все еще не спуская глаз с Олега:
– Человек радуется… и останавливается. Кажется, что вот уже сумел, достиг, получил, добился. А человек, у которого в сердце печаль и неспокойство, может дойти до края света. А если печаль и щем в груди не оставят его за это время, то пойдет и дальше. За Край… Не допытывайся. У нас своя дорога. А он пусть идет своей.
Олег спросил, переводя разговор на другое:
– Гелон, мы не перестаем дивиться изобилию в твоей стране. Как тебе это удалось?
Гелон развел руками.