шумом и смехом; и так как собравшиеся гости говорили все сразу
и даже осел, при подобном поощрении, не остался безмолвен, то
Заратустрой овладело некоторое отвращение и насмешливое чувство
к посетителям своим, -- хотя его и тешила радость их. Ибо она
казалась ему признаком выздоровления. Он незаметно вышел из
пещеры на чистый воздух и стал говорить со зверями своими.
сам вздохнул с облегчением от своей маленькой досады. -- У меня
разучились они, как мне кажется, кричать о помощи!
Заратустра заткнул уши себе, ибо в тот момент ослиное И-А
удивительно смешивалось с шумом веселья этих высших людей.
на счет хозяина их; и если научились они у меня смеяться, то не
моему смеху научились они.
они смеются по-своему; мои уши выносили еще худшее и не
увядали.
тяжести, мой старый заклятый враг! Как хорошо хочет
кончиться этот день, так дурно и тяжело начавшийся.
скачет он, добрый всадник! Как он качается на своих пурпурных
седлах, он, блаженный, возвращающийся домой!
странные люди, пришедшие ко мне, право, стоит жить у меня!"
послышался из пещеры. И Заратустра продолжал:
отступает враг их, дух тяжести. Уже учатся они смеяться сами
над собой -- так ли слышу я?
-- и, поистине, я не кормил их овощами, от которых пучит живот!
Но пищею воинов, пищею завоевателей новые вожделения пробудил я
в них.
потягивается. Они находят новые слова, скоро дух их будет
дышать дерзновением.
молодых и старых. Нужны иные средства, чтобы убедить их нутро;
я не врач и не учитель их.
ж! Это -- моя победа. В царстве моем они чувствуют себя в
безопасности, всякий глупый стыд бежит их, они открываются.
ним, они празднуют и пережевывают, -- они становятся
благодарными.
благодарными. Еще немного, и они начнут придумывать себе
праздники и поставят памятники своим старым радостям.
радостно в сердце своем и глядел вдаль; звери же его теснились
к нему и чтили счастье его и молчание его.
дотоле полной шума и смеха, сразу водворилась мертвая тишина;
нос же его ощутил благоухающий дым ладана, как будто горели
кедровые шишки.
пограничные камни; все пограничные камни сами взлетят у него на
и подкрался ко входу, чтобы незаметно смотреть на гостей своих.
О чудо из чудес! что пришлось ему там увидеть своими
собственными глазами!
они безумцы!" -- говорил он и дивился чрезмерно. И
действительно! все эти высшие люди, два короля, папа в
отставке, злой чародей, добровольный нищий, странник и тень,
старый прорицатель, совестливый духом и самый безобразный
человек, -- все они, как дети или старые бабы, стояли на
коленях и молились ослу. И вот начал самый безобразный человек
пыхтеть и клокотать, как будто что-то неизрекаемое собиралось
выйти из него; но когда он в самом деле добрался до слов,
неожиданно оказались они благоговейным, странным молебном в
прославление осла, которому молились и кадили. И этот молебен
так звучал:
сила Богу нашему, во веки веков!
сердцем и никогда не говорит нет; и кто любит своего Бога, тот
бичует его.
говорит Да: так прославляет он мир свой. Его хитрость не
позволяет ему говорить; поэтому бывает он редко не прав.
закутывает он добродетель свою. Если есть в нем дух, то он
скрывает его; но всякий верит в длинные уши его.
говорит всегда Да и никогда Нет! Разве не создал он мир по
образу своему, т. е. глупым насколько возможно?
что нам, людям, кажется прямым или кривым. По ту сторону добра
и зла царство твое. Невинность твоя в том, чтобы не знать, что
такое невинность.
королей. Детей допускаешь ты к себе, и, если злые мальчишки
соблазняют тебя, ты говоришь просто И-А.
Чертополох радует сердце твое, когда ты голоден. В этом
премудрость Бога.
сдерживать себя, сам закричал И-А еще громче, чем осел, и
бросился в середину своих обезумевших гостей. "Что делаете вы
здесь, вы, человеческие дети? -- воскликнул он, поднимая
молящихся с земли. -- Горе, если бы вас увидел кто-нибудь
другой, а не Заратустра:
худшими из богохульников или самыми неразумными из всех старых
баб!
что в таком образе молишься ослу здесь, как Богу?" --
вопросах Бога я просвещеннее тебя! Так лучше.
Поразмысли об этом изречении, мой высокий друг -- и ты скоро
убедишься, что в этом изречении скрывается мудрость.
на земле величайший шаг к безверию: такие слова на земле не
легко исправлять!
на земле чему молиться. Прости это, о Заратустра, старому
благочестивому сердцу папы!" --
называешь и мнишь себя свободным духом? И совершаешь здесь
подобные идолослужения и обманы?
скверных, смуглых девушек, ты, новый верующий и хитрец!"
но что же делать! Старый Бог еще жив, о Заратустра, что бы ты
ни говорил.
воскресил его. И хотя он говорит, что он его некогда убил, --
смерть у богов всегда есть только предрассудок".