Чтение 48–й страницы книги ~Бриллиант мутной воды~

- Я вызвала водопроводчиков, - сказала Нора, наблюдая, как я вешаю
куртку.

- Зачем?

- Ты не ощущаешь вони? - Удивилась хозяйка.

- Господи, тебе только позавидовать можно!

- Нет, чувствую, конечно, но при чем тут слесарь?

Нора скривилась:

- Ленка изучила весь коридор. Сначала подумали: под шкафом мышь сдохла...

- Судя по ?аромату?, она должна весить центнер, - усмехнулся я. Элеонора
улыбнулась:

- Один раз у меня, еще на старой квартире, за шкафчик упал маленький
кусочек колбасы, ты представить себе не можешь, какое амбре стояло несколько
дней, пока я не догадалась отодвинуть мебель... Вот сейчас я подумала,
может, где в полу труба проходит, она дала течь, вода скопилась...

- Тогда бы соседям на голову полилось, - возразил я.

Уличенная в нелогичности Элеонора обозлилась:

- Ладно, пусть проверят, а ты иди в кабинет и быстро рассказывай, в чем
дело.

После моего рассказа хозяйка пару минут сидела молча, потом хлопнула
рукой по столу:

- Чем больше узнаю об этой Беате, тем больше уверяюсь в том, что убила ее
Соня.

- Почему? - осторожно поинтересовался я.

- Ну сам посуди! Беата явная дрянь, одной истории с Лизочкой хватит,
чтобы никогда не подавать руки этой мерзавке.

Я кивнул. Бедная девочка настолько измождена, что только спит и ест, не
вылезая из уютной кровати. Нора созвала консилиум педиатров, и те в один
голос заявили: Лиза очень слаба, сам факт пребывания ее на этом свете можно
считать чудом.

- Соня обожает Николашу, - продолжала Нора.

- Противного парня, - не удержался я от критики, - который не захотел
отнести матери продукты и через несколько дней после смерти своей невесты
привел какую-то женщину. Он лишен всяких моральных принципов!

- Нам сейчас совершенно неинтересен психологический портрет Николая, -
вскипела Нора. - Без тебя знаю, что он эгоист, потребитель и негодяй. Тянул
из бедной матери деньги, заставлял ее работать без отдыха, чтобы иметь
возможность сидеть в ночных клубах и носить дорогие шмотки. Но речь сейчас
идет о Соне. Она обожала сына, думала только о его счастье. А теперь
представь, что мать каким-то образом узнала хоть часть информации о Беате.
Про Лизу или про Вадима. И что тогда?

- Что? - эхом отозвался я.

- Полная негодования, она отправилась к мерзавке и потребовала, чтобы та
оставила Николашу в покое... Кстати, вот еще одна странная вещь...

- Какая?

- Ну зачем Беате Николай? Он из малообеспеченной семьи, не имеет ни
собственного бизнеса, ни больших денег. А, насколько я понимаю, она
предпочитала иметь дело с людьми из другого социального слоя. Ну да ладно,
оставим сей вопрос без ответа. В конце концов, и на старуху бывает проруха,
может, она влюбилась. Хотя, честно говоря, плохо представляю себе влюбленную
гадюку.

- Я тоже.

- Ладно! Значит, Соня ринулась к Беате, услышала, очевидно, едкое,
насмешливое замечание, потеряла голову и схватилась за нож.

- Вы верите в такой поворот событий?

- Нет! - заорала Элеонора. - Нет и сто раз нет. Но если рассуждать
логично, получается такой расклад! Ступай к себе и ложись спать.

Я быстро ушел из кабинета. Если Нора впала в гнев, ей лучше не попадаться
под руку, и вообще, утро вечера мудреней, старая истина.

Дойдя до кухни, я заглянул туда и увидел Ленку, колдующую у мойки.

- Ты не спишь? - удивился я.

- Вот, свинину мариную, - пояснила домработница, - а вы, наверное, кушать
хотите? Садитесь, садитесь, сейчас подогрею.

- А что хочешь предложить? - с опаской поинтересовался я. - Эгг энд
порридж <Яйца и овсянка (испорченный англ.)>, - заявила гордо Лена. Я владею
английским языком на уровне ?читаю со словарем?, а выяснять, что скрывается
под этим названием, не захотел, поэтому быстро ответил:

- Нет-нет, спасибо, я совсем не голоден. И потом, у меня аллергия на эгг
энд порридж.

- Скажите, пожалуйста, вроде раньше не было, - покачала головой
домработница.

Она хотела продолжить беседу, но я решительным шагом двинулся прочь.
Ладно, соорудить себе бутерброды не удастся, впрочем, у меня есть пирожки,
сейчас устрою пикник в спальне.

Но аппетитные утром пирожки сейчас выглядели отвратительно. В холодном
виде они оказались несъедобными. Следовало пойти в кухню и засунуть их в
микроволновку. Но там орудует Ленка, самозабвенно превращая кусок парной
свинины в нечто несъедобное. Я оглядел комнату. Наверное, надо купить чайник
и ростер, поставить на подоконник... Взгляд упал на батарею.

Я постелил на радиатор кусок бумаги и положил сверху пирожки. Из всякого
безвыходного положения всегда найдется выход. Топят у нас отлично,
?гармошка? - как раскаленная сковородка, минут через пятнадцать мой ужин
подогреется, а пока полежу почитаю.

- Ваня, - раздался над головой голос, - Ваня, проснись! Я сел и потряс
головой.

- Что случилось?

В окно смотрела темнота. Вот дела, заснул одетым, не разобрав постели.

- У нас несчастье, - тихо сообщила Нора. Меня смело с кровати.

- Какое?

- Только что звонил Максим, Соня умерла!

- Когда?

- Ночью.

- Отчего?

- Повесилась в камере, разорвала юбку, кофту, связала лоскуты и
удавилась, оставив записку, в которой призналась в убийстве Беаты. Я онемел.
Нора тоже молчала, потом выдавила из себя:

- Извини, разбудила тебя, восьми еще нет, но я услышала известие и
потеряла голову. Сон покинул меня.

- Что же теперь делать? Нора пожала плечами:

- Жить дальше. Нам придется заняться похоронами, скорей всего Николай
палец о палец не ударит ради матери. Около десяти позвони Максиму и узнай,
какие формальности надо соблюсти в этом случае. Кстати, я не знаю, как
поступают, когда умирает человек, находящийся под следствием. Тело отдают
родственникам?

- А кому же? - удивился я.

- Ну, могут похоронить за госсчет, - горестно вздохнула Нора, - просто
кинут в общую могилу!

Чтобы отвлечь Элеонору от жутких размышлений, я мигом сказал:

- Не волнуйтесь, я все узнаю.

- Потом придешь в кабинет, - мертвым голосом продолжила Нора, - и
займешься письмами. Ты их почти месяц не разбирал.

Естественно, нет, да и когда бы? Ведь целыми днями я носился по городу,
добывая сведения о Беате, и Hope хорошо известно, где я был в рабочее время.
Но спорить с хозяйкой не стал, она расстроена, поэтому и несправедлива. Не
желая еще больше разозлить Нору, я кивнул:

- Хорошо.

Элеонора покатила к двери, но на пороге обернулась:

- Когда придет слесарь, если он, конечно, явится, пусть заглянет и в твою
спальню. Запах проник и сюда.

Я повел носом, пока ничего не ощущая, но, повторяюсь, обоняние не самое
развитое из моих чувств.

Проглотив на завтрак чашку кофе и решительно отвергнув все то же
непонятное блюдо под хитрым названием ?эгг энд порридж?, я прошел в кабинет.
Мой стол и впрямь оказался завален письмами. Тяжело вздохнув, я сел в
рабочее кресло.

До тех пор, пока не начал работать секретарем фонда ?Милосердие?, я даже
представить себе не мог, какое количество людей занимается
попрошайничеством. Корреспонденция идет к Hope потоком. Преобладают
следующие сюжеты: тяжелобольные дети, жертвы военных конфликтов и инвалиды.
Изредка встречаются погорельцы. Истории слезливы, изобилуют кучей
подробностей, но в конце концов из конверта вываливается небольшой листочек
с банковскими реквизитами, и эта замечательная предусмотрительность мешает
мне поверить рассказам. Впрочем, встречаются совсем уж обнаглевшие особы,
присылающие письма, отснятые на ксероксе. Такие я выбрасываю сразу,
великолепно понимая, что человек ?нашлепал? их штук сто. Иногда побирушки
страдают забывчивостью. Одна дама отправила послание с просьбой дать денег
на похороны внучки. Она просила всего пятьдесят долларов, и Нора велела
перечислить эту незначительную сумму без обычной проверки. Да и письмо не
вызывало никаких сомнений. Оно было написано от руки, кое-где буквы
расплылись от упавших на них слез, никаких банковских реквизитов или
абонентских ящиков. Несчастная бабушка сообщила свой домашний адрес, а те,
кто выклянчивает у состоятельных людей деньги, как правило, предпочитают не
оставлять свои координаты. Одним словом, я отправил ей просимую сумму и тут
же забыл о несчастной. Представьте теперь мое искреннее изумление, когда
спустя месяц я обнаружил у себя на столе точь-в-точь такое же, омытое
слезами, послание. Безутешная бабуля вновь просила пятьдесят ?рублей? в
американской валюте, чтобы проводить на тот свет ?милую, безвременно умершую
внученьку Танюшу?. Был позыв съездить к ней домой и поинтересоваться:

"Бабуля, вы держите тело внучки в домашнем холодильнике??

Остановила меня только мысль о том, что, скорей всего, никакой старушки
по этому адресу нет, а сидит там здоровенный дядька, справедливо решивший,