самою настоящей. Потемкин разыскал его в каком-то грязном хлеву, где
вокруг ложа квохтали куры с цыплятами. Суворов жалобным голосом сказал,
что, если он виноват, пусть и расстреливают себе на здоровье.
не скушно, зато трудненько. Был тут при штабе такой капитан Михаила Ла-
рионыч Голенищев-Кутузов, тоже великий пересмешник. Румянцев анекдотов
его не стерпел, и Кутузов в Крыму оказался - берег у Ялты сторожит! Я
тоже, брат, немало шутил, так Румянцев грозился меня на оглоблях пове-
сить... А ты, Александр Василич, что сотворил? Мало того, что Туртукай
взял без спросу, так еще и стишками сблудил... Иль в Сумароковы готовишь
себя?
тирадой Румянцева, нарочито выделила наступательный порыв Суворова;
вместо осуждения Александр Васильевич получил от нее орден Георгия вто-
рой степени, приблизившись в награду к самому Румянцеву... Петр Алек-
сандрович понял, что явился новый козырь против него - Суворов, днем и
ночью согласный в боях доказывать оружием обратное тому, что отстаивал
на словах он, фельдмаршал! Суворов снова обрел право командования. Но
контузия при взрыве пушки была нелегкой; его трясло и колотило, ноги об-
нимал зловещий холод. Новый приказ Румянцева поднял полководца с кровати
- встать и следовать под начало Салтыкова.
гие, умней меня... Иди и бери Туртукай снова!
Он не выдержал - заплакал:
угодил. Теперь, за взятие Туртукая награжденный, снова брать его обя-
зан... А как брать-то нонеча?
руг ложементов, а стерегли Туртукай уже 8000 турок. От слабости Алек-
сандр Васильевич говорил шепотом - адъютанты переводили его шепоты в
крики.
знай я все, мне каждого из вас за полчаса не научить. Чаю, у каждого
своя голова на плечах имеется... Пошли-ка с Богом!
казаки налегли на весла - началось! Высадившись, сразу атаковали, и вера
Суворова в победу передалась другим: брали шанец за шанцем, турки отбе-
гали все дальше и дальше... Этого позора не стерпел Сари-Махмед: на ве-
ликолепном скакуне, держа в руке зеленое знамя, он повел спагов в атаку.
Каирский баловень судьбы был разряжен в пух и прах, красив как петух, -
тут его и похоронила русская пуля... Суворов выбрался из ложемента:
перед Екатериной положение своей армии и заявил так: возможно, что ему
лучше сдать главнокомандование, пусть на его место назначат кого-либо
другого (понимай - Суворова!). "Находят недостаток в моих способностях,
- писал он, - и называют меня человеком, видящим во всем одни труднос-
ти". Но в жалобах своих он перешел норму и даже Кагульскую победу приз-
навал ничтожной, сознательно унижая себя. Екатерина отвергла все его
претензии к отставке - Кагул в мире оценивался высоко, - отвечала
фельдмаршалу с ядом: "Верю усердию, но люди судят по делам..."
как бы теперь ни интриговали завистники, как бы ни ворчал неулыбчивый
Румянцев, вся армия, от барабанщика до генералов, теперь разом ощутила
главное - Россия породила нового полководца, в девизе которого начерта-
но: смерть или победа! Суворов, еще не великий, становился значи-
тельным...
но, да батюшка велят... Как батюшки ослушаться?
тавлении и жена не могла ослушаться своего мужа. Уже тогда складывалось
несчастье гениального человека. Никогда не битый врагом, он всегда будет
избит жизнью... А кто из великих бывал счастлив? Что-то не помнится та-
ких удивительных случаев.
труднее, денег платили - кот наплакал, да и плавания надолго отрывали их
от блеска екатерининского двора, который офицеров флота обычно игнориро-
вал. Иное дело - граф Андрей Разумовский! Какой-нибудь запселый Мамаев к
сорока пяти годам еле выгребал в лейтенанты, а он, сиятельный отпрыск
гетмана, в двадцать лет уже капитан-лейтенант, командир пакетбота "Быст-
рый"... На ревельской пристани, едва освещенной подвесным фонарем, Анд-
рей Кириллович разорвал пакет, полученный из Петербурга. Цесаревич Павел
писал ему: "Дружба Ваша произвела во мне чудо: я начинаю отрешаться от
моей прежней подозрительности... Как мне было тяжело, дорогой друг, быть
лишенным вас в течение всего этого времени". Капитан-лейтенант, ух-
мыльнувшись, скомкал письмо генерал-адмирала и сунул в карман мундира.
Из потемок пристани к нему шагнула коренастая фигура капитана Круза -
героя Чесмы:
ним свое отношение, сделавшись любимым командиром на Балтийском флоте.
Сейчас под его флагом образовалась флотилия из трех кораблей - для
встречи невест цесаревича Павла Петровича. Не миндальничая с графом,
Круз деловито сказал:
цесс, а ваш пакетбот доставит их багаж...
пальбе плутонгами по бортам противника, о том, как избавлять корабли от
крыс, клопов и тараканов, но любой дурак поймет, что эти насущные темы
для кают-компании никак не могут быть использованы в общении с заморски-
ми принцессами. Потомуто, когда в Любеке на палубу флагмана ступили де-
вицы ГессенДармштадтские с их ландграфиней-матсрью, капитан первого ран-
га сознательно уступил первенство графу Разумовскому - придворному.
наскрести деньжат на дорогу. Он соответственно и вел себя - как барин
перед низшими. Его жесты повелительны, речь указующа, а улыбки снисходи-
тельны. Этого превосходства, может быть, не заметил Круз с его прямотой
морского характера, но ландграфиня Гессен-Дармштадтская сочла капи-
тан-лейтенанта главным в свите, которую Екатерина выслала ей навстречу.
Три невесты цесаревича охотно учинили реверанс перед обаятельным офице-
ром с широко расставленными глазами... Внимание Разумовского, конечно,
сосредоточилось исключительно на юной Вильгельмине, ибо он уже знал, что
эта жеманная девица предназначена в супруги наследнику российского прес-
тола.
мовский вел себя не как моряк, а как царедворец, сообщая приятному об-
ществу ровное настроение, успевая каждую женщину почтить пристойным
комплиментом, но глаза его были скошены на Вильгельмину, и сестры, зави-
дуя ей, шептали:
приказом:
казывать о своих путешествиях, о том, как проводил время в Фонтенбло,
как в Трианонс играл в жмурки с молодой МариейАнтуанеттой, а принцес-
сы-невесты внимали знатному красавцу, не сводя восхищенных глаз с его
красноречивых губ. Флотилия уже плыла под парусами, а командир "Быстро-
го" проводил время близ юбок... Когда принцессы разошлись по каютам,
граф Андрей выкурил трубку с табаком и, остановясь возле дверей
Вильгельмины, тихо поскребся.
ния, оказалась в руках опытного обольстителя.
го-либо не поймет, он посоветуется со мною...
могло сбить их с курса, проложенного опытным Крузом.
знал о случившемся, а лишь по той причине, что Морской устав требовал от
командира корабля ночевать на корабле.