Чтение 128–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

санки Потемкина и карета императрицы, увозившая ее прочь из города -
опять в гробовую тишину елагинской дачи.

"Хочешь, чтоб я написал? Так я напишу..."

Оскорбленный тем, что не был награжден за Силистрию, он пошагал напе-
рекор всему, разрушая традиции придворных отношений. Описывая свое пре-
бывание на войне, Потемкин призывал в свидетели Румянцева и самих турок,
которые могут подтвердить, что он воевал честно. И просил для себя зва-
ния генерал-адъютанта. "Тем единственно оскорбляюсь, что не заключаюсь
ли я в мыслях Вашего Величества меньше прочих достоин?" - конкретно
спрашивал он... Екатерина отреагировала моментально: 1 марта в Сенате
был заверен указ о назначении его в генерал-адъютанты. Новое звание поз-
воляло Потемкину входить во внутренние покои императрицы, носить любой
мундир (кроме флотского), иметь казенный стол на двенадцать персон и
прочие преимущества по службе. Екатерина сама вручила ему жезл с золотым
набалдашником, украшенный голубым муаром; жезл венчал двуглавый орел из
черной эмали. Но еще долгие шесть недель длилась между ними мучительная
и сложная борьба. Сдаваясь без боя, женщина однажды не вытерпела и, по-
тупив глаза, как стыдливая девочка, сказала, что снова ночует на пустой
елагинской даче:

- Навести меня, одинокую вдову...

Как бы не так! Потемкин переслал ей через Елагина записку: у тебя,
матушка, перебывало уже пятнадцать кобелей, а мне честь дороже, и шест-
надцатым быть никак не желаю [29]. На этот дерзкий выпад Екатерина отве-
тила "Чистосердечной исповедью". Она усиленно доказывала, что у нее было
лишь пятеро мужчин (включая и неспособного мужа). Жестоко проанализиро-
вав все свои романы, об Орлове она писала: "Сей бы век остался, есть-либ
сам не скучал... а ласки его меня плакать принуждали". Екатерина извиня-
ла себя "дешперацией" (страстью), бороться с которой она не в силах. А в
конце письма спрашивала: "Ну, господин богатырь, после сей исповеди могу
ли я надеяться получить отпущение грехов своих? Изволь сам видеть, что
не пятнадцать, но третья доля из сих... Беда та, что сердце мое не может
быть ни на час охотно без любви!" И заканчивала так, что у него два пу-
ти: может хоть сейчас отправляться обратно на Дунай или разделить с нею
долгожданную "дешперацию"...

На квартиру Самойловых опять заявился Елагин:

- Да пожалей ты меня, генерал! Устал я мотаться.

Потемкин не поехал. Елагин доложил императрице:

- Воля твоя, матушка, а за волосы этого одноглазого я к тебе не пота-
щу... У него кулаки - страшно глядеть.

Екатерина была подавлена упорством Потемкина:

- Наверное, я состарилась. Но мог бы и приехать, потому как не просто
баба зовет, а все-таки - императрица... да!

На Елагине острове, в мертвой тишине леса, среди высоченных сугробов,
притихла дача. В передней - ни души. Потемкин сбросил шубу на пол, под-
нялся по скрипучей лестнице. Одна комната, вторая, третья-пусто, и
мелькнула мысль: "Не дождалась..."

Резкий шорох платья за спиной - она!

Лунный свет заливал паркеты, плотными лучами сочился через окна, вы-
делял из потемок фигуру женщины. Она сказала:

- И с чего ты взял, будто их пятнадцать было? Не верь тому, что люди
говорят... Ежели моих статс-дам перебрать, так я перед ними еще дите не-
винное буду. А ты - шестой!

Потемкин вдруг направился обратно, но Екатерина, резво забежав перед
ним, загородила двери спиною:

- А вот как хочешь... не пущу!

- Но я не желаю быть шестым.

- Я согласна - будь первым, кто тебе мешает?..

Рядом со своим лицом он видел ее лицо, ставшее в лунном свете моложе.
Потемкин поймал себя на мысли, что ему хочется взять ее за шею и трясти
за все прошлое так, чтобы голова моталась из стороны в сторону. Екатери-
на, очевидно по выражению лица, догадалась о состоянии мужчины.

- Ну... бей! - сказала она. - Бей, только не отвергай.

В этот момент ему стало жаль ее. Он понес женщину в глубину комнат,
ударами ботфорта распахивая перед собой половинки дверей, сухо трещав-
шие. Екатерина покорилась ему.

- Пришел... все-таки пришел, - бормотала она. - Нс хочешь быть шес-
тым-и не надо! Будь последним моим, проклятый...

Потом возник новый день, морозный и солнечный. Из заснеженных лесов
столичной окраины вытекала густая мажорная тишина. На белых ветвях дерев
сидели бодрые снегири в красных мундирчиках. К подъезду елагинской дачи
подали сани. Екатерина, полковник Преображенской гвардии, поздравила По-
темкина с чином подполковника той же гвардии.

9. ВСЕ СИЛЫ АДА

"...Негодяи говорили, - писал Дидро матери, - будто я приехал вымали-
вать у императрицы новые милости. Это взбесило меня... Нужно зажать рот
этой сволочи!" С появлением нового фаворита Дидро закончил беседы с им-
ператрицей. Их насчитывалось шестьдесят! О чем угодно: о полиции и абор-
тах, о тщете классического образования и разводах между супругами, о ду-
раках и умниках, о конкурсах среди чиновников для занятия ими должности,
о непроходимой скуке изучения грамматики. Предвосхищая учение Дарвина,
Дидро говорил о борьбе сильнейших видов со слабыми, предвидел развитие
генетики, рассуждая о великом значении наследственности, и, заглядывая в
будущее планеты, беспокоился о сохранении необходимой гармонии между
природой и человеком. Екатерина бесплатно прослушала энциклопедический
курс занимательных лекций, но, внимая Дидро, она ни на минуту не забыва-
ла о Пугачеве и борьбе с восстанием...

Пора расставаться! Не желая зависеть от императрицы, Дидро заранее
предупредил ее, что никогда не бывал счастлив от наличия денег. Но Ека-
терина все-таки нашла случай вручить ему "на дорогу" 7000 рублей. Дидро
потратил их на две очень хорошие картины, которые и сдал в Эрмитаж - на
вечное хранение...

В последний раз они пили кофе, который сама же Екатерина и заварила.
Она воскликнула:

- Ну хоть что-нибудь от меня возьмите же наконец!

Дидро подождал, когда она допьет кофе, и взял из-под ее чашки... блю-
дечко. Екатерина расхохоталась:

- Неужели вы так богаты, Дидро?

- Я доволен жизнью, а это важнее.

- Но блюдечко ведь разобьется.

- Возможно, - не возражал Дидро.

- Когда же вы едете?

- Как только позволит погода.

- Не прощайтесь со мною - прощание наводит грусть...

Чтобы не удовольствовать явных врагов русского народа, Дидро не на-
вестил Берлин, его не видели и в Стокгольме, - измученный долгою разлу-
кой с Парижем, он ехал прямо домой, только домой. С той поры Россия сде-
лалась главной темой его разговоров с друзьями, и ученый-энциклопедист
искренне сожалел, что в прошлом допустил трагическую обмолвку, заявив
однажды, что "Россия - это колосс на глиняных ногах".

- Россия, - говорил он, - слишком сложный организм, о котором евро-
пейцы имеют искаженное представление. Все ссылки на "дикость" русского
народа не имеют никаких оснований. В доме Нарышкина я разговаривал с ла-
кеями о своей Энциклопедии. Они были крепостными, это так, но рабство не
уничтожило в них стремления к познанию вещей... Пройдет еще лет сто или
двести - мир будет ошеломлен небывалым ростом этой удивительной державы!
Русский народ никогда не сожмется, напротив, он будет расширяться за
счет тех гигантских пространств, которые пока еще не в силах освоить...

Случайно Дидро узнал, что барон Бретейль в издевательской форме позд-
равил Екатерину с русской революцией.

- Это он сделал напрасно, - сказал Дидро. - Революция возникнет сна-
чала во Франции, Россия продолжит начатое французами...

Это правда, что барон Бретейль, ныне французский посол в Вене, напом-
нил Екатерине давнивший спор в 1762 году, поздравив ее с революцией.
Екатерина в ярости отвечала, что бунт черни на дальней окраине империи
нельзя равнять с революцией, а она еще надеется дожить до того времени,
когда сможет поздравить Бретейля с революцией в Париже... Софья Пугачева
с детьми проживала на казенных харчах в Казани, а дом Пугачевых в Зимо-
вейской станице императрица велела сжечь, засыпав место пожарища солью,
чтобы еще лет сто на этом месте даже трава не росла.

- Матушка, - подсказал ей Потемкин, - Яицкий городок хорошо бы переи-
начить в город Уральск, я бы и реку Яик назвал Уралом, дабы память о са-
мозванце навеки исчезла в географии нашей.

Екатерина удивительно легко с ним соглашалась:

- Как тебя не слушаться? Велю всем не слепым и не хромым ехать в Ка-
зань "маркиза" бить... Ой, не проси о ласке, друг мой! Сам видел, какова
я с тобою, такова и вечно останусь. В дешперации моей никогда не сомне-
вайся. Пойми, глупый: что может быть для женщины дороже ее последнего
мужчины?..

Бибиков, рапортуя императрице из Казани, счел нужным оповещать о сво-
их делах и Потемкина. Гарнизоны у него оставались без комендантов, полки
без полковников. Все разбегались, даже ничтожный писарь, ни в чем не по-
винный, грыз у канцелярии перо, терзаемый страхом апокалипсическим: "А
ну как Пугач явится?" Растерянность властей в провинции была такова, что
городничие обращались даже к помощи военнопленных турок, вооружая их.
Неистовые вопли "Ля-иль-Алла!" производили сильное впечатление на русс-
ких баб и мужиков. Екатерина указала отпускать, коли пожелают, во-
инственных агарян на родину, одаривая каждого одиннадцатью рублями и ча-