открылась картина блистательной жизни в России: торжественные почести,
праздники и фейерверки, кавалькады любовников, которые, сгорая от страс-
ти, скачут за нею в тени романтических дубрав, а она - гордая! - всем
отказывает. Но тут является некто неотразимый, и перед ним она слабеет.
При этом ангальтинка плотоядно размышляла: "В любом случае моя дочь мо-
жет только мешать мне наслаждаться..." Строгим тоном она ей сказала:
вашим сестрам, когда они подрастут... Так и быть: я дарю вам свои новые
брюссельские чулки, но отберу их у вас, если в Петербурге не найду себе
лучших.
тавили в прежних полунищенских обносках.
взять в Петербург медный кувшин, - Пусть русские дикари видят, что вы
явились не с пустыми руками. Захотите помыться, и вам не придется крас-
неть, выпрашивая кувшин у императрицы.
Фике проследила, как за нею опустился полосатый шлагбаум Цербста (она
уже никогда сюда не вернется). На третий день семейство прибыло в Бер-
лин.
герцогине, - я вижу залог безопасности Пруссии, а мой посол в России,
барон Мардефельд, ждет вашу светлость с таким же нетерпением, с каким,
полагаю, жених ожидает прибытия невесты... А кстати, - огляделся он, -
почему я не вижу ее здесь?
может лишь помешать серьезной беседе.
богатую Силсзию, - теперь, выдавая Фике за русского наследника, он хотел
сделать Россию нейтральной к своим захватам. Но канцлер Бестужев-Рюмин
ориентировал политику Петербурга на Австрию и Саксонию... Король доказы-
вал:
поможет вам устранить его вредное влияние на Елизавету, на весь ее
двор... Что ж, пора за стол. Где Фике?
только дуэнья при своей дочери. Не вам, а именно дочери предназначена
роль царской невесты... Одеть Фике!
платье, сшитом на живую нитку, едва причесанная, чуточку припудренная,
без драгоценностей. Герцогиня, почуяв неладное, вырвала из своей причес-
ки длинное перо черного какаду и с размаху вонзила его в волосы дочери,
словно кинжал в свою жертву.
дала за дочерью, сидящей рядом с королем. А она с мужем вынуждена была
жаться в сторонке.
ми по замерзшим колдобинам тащились пустые сани на привязи, что придава-
ло процессии нелепый вид. В Шведте-на-Одере семья разделилась: отцу
ехать на Штеттин, а мать с дочерью поворачивали на восток. Сильный зно-
бящий ветер развевал флаги над форштадтами. Отец снял треуголку и вдруг
разрыдался. Он плакал, а его напутствия дочери звучали на ветру, как бо-
евые приказы:
кими наедине не говорите, чтобы не вызвать дурных подозрений. Избегайте
расточительной игры в карты, деньги карманные держите в кошельке, выда-
вая прислуге самую малость. Кошелек ночью кладите в чулок, а чулок с
деньгами прячьте между стеной и постелью, чтобы русские не стащили. В
тяжбах и ссорах ни за кого не вступайтесь, дабы не нажить себе лишних
врагов...
больше никогда не увидит этого человека. С криком она бросилась на шею
отцу. Христиан стащил с головы парик и вытирал им слезы - свои и дочер-
ние.
Ах, Фике, как хорошо знать золотую середину...
шерстяные маски с прорезями для глаз. Дороги были ужасны, а постоялые
дворы Пруссии - в состоянии плачевном. Герцогиня депешировала мужу: "Мы
спали в свинятнике; вся семья, дворовая собака, петух, дети в колыбелях,
другие за печкой - все вперемежку... мы с Фике устроились на скамье, ко-
торую я велела поставить посреди комнаты, спасаясь от клопов". Миновав
Данциг, 24 января форсировали Вислу и на третий день - прибыли в Кенигс-
берг, откуда и повернули на Мсмель. Здесь на целый аршин лежали глубокие
снега, экипаж переставили на санные полозья. Для сокращения пути ехали
прямо через залив Куриш-гаф; президент магистрата пустил перед ними мно-
жество саней с рыбаками, чтобы "графини Рейнбек" не угодили в полынью.
За Мемелем почтовый тракт кончился, до Либавы катили на обывательских
санях. 5 февраля, измученные холодом и неудобствами, путешественницы
прибыли в Митаву, столицу Курляндского герцогства, владелец которого,
герцог Бирон, был заточен Елизаветою в Ярославле, - отсюда до Риги оста-
вался один переезд. Громадный митавский замок (дивное создание Растрел-
ли) был еще в строительных лесах. Фике впервые увидела деревянные из-
бы...
лись от зычного голоса полковника Тимофея Вожакова, который, приветствуя
их по-немецки, назвал уже настоящими именами, потом показал на часы:
еще пустынный - он заполнен множеством всадников: их встречали почетным
эскортом. Морды лошадей были в пушистом серебре, иней покрывал и латы
всадников. Драгуны были первыми русскими, которых увидела Фике. Румяные
от мороза и водки, рослые и усатые, все с крепкими зубами, они сразу
понравились девочке почти карнавальною красотой. Фике поразилась - всад-
ники были без перчаток, будто холода не замечали. Юный офицер склонился
из высокого седла, что-то долго говорил ей, и речь его рокотала как во-
допад. Фике застенчиво улыбнулась:
цией, сверкающих клинками наголо, а за ними вихрилась снежная пыль.
"Россия, Россия... вот какая она, Россия!" Драгуны сидели на массивных
лошадях столь плотно, что казались девочке сказочными кентаврами из ан-
тичных мифов. А тот юный офицер скакал вровень с каретой и, заметив в
окошке лицо принцессы, подмигнул ей - совсем по-приятельски, и от этого
Фике стало вдруг легко-легко, как не бывало еще никогда в жизни...
мов, над острыми крышами домов плыли синие уютные дымы обывательских ку-
хонь. Это была Рига - западный фасад России!
в Россию из крепости Дюнамюндешанц, что расположена в рижских пред-
местьях, был секретно вывезен малолетний император Иоанн Антонович,
сверженный Елизаветой Петровной.
постные пушки, раздались звуки рогов и бой барабанов - их встречали.
Но... как? В рижском замке, жарко протопленном, царило столь пышное
оживление, что в глазах герцогини сразу и навсегда померкли краски бер-
линских и брауншвейгских празднеств.
бопытства: что-то будет с нами в Петербурге?
среди осыпанных бриллиантами дам, делающих перед нею величавые реверан-
сы. Слышалась речь - русская, немецкая, польская, французская, английс-
кая, сербская, молдавская, даже татарская. У герцогини закружилась голо-
ва от обилия золота и бархата, серебра и шелка, алмазов и ароматных ку-
рений. Палочкой-выручалочкой в этом заколдованном замке стал для приез-
жих камергер царицы Семен Нарышкин, который с ленцою русского барина
проводил их в отдельные комнаты, небрежно дернул сонетку звонка, нагляд-
но демонстрируя, как вызвать его или прислугу.
накрыл ею невесту:
лила шубу на себя и кинулась к зеркалам: