знакомый детский запах, я едва не разрыдалась, но тут на ярмарке внезапно
вспыхнул свет, и чей-то голос загремел откуда-то с неба:
шлепнулась на бок и ловко выползла из-под меня. Свет слепил глаза, голос
орал что-то невразумительное, по проходу с громким матом, стреляя, бежали
абсолютно черные люди. Пули свистели в воздухе. Вдруг Маня дернула меня за
руку и ткнула пальцем в большой зеленый мусорный контейнер, возле которого
мы лежали в ледяной грязи. В мгновение ока подняв крышку, мы юркнули в
зловонные внутренности бачка и "задраили люк". Стало тише. В полной темноте
схватились за руки и молча прижались друг к другу. На ярмарке творилось
что-то невообразимое: казалось, туда прибыла артиллерия, и уже рвутся
фугасы, а может, пошли в ход установки "Град". Пару раз по бачку что-то
чиркнуло, громоподобный голос не умолкал. Пересыпая речь отборным матом, он
велел кому-то сдаваться немедленно. Я сидела, онемев от ужаса, чувствуя, как
намокают джинсы, сапоги давно наполнились водой и противно чавкали при
каждом движении.
задохнемся. В этот момент над головой загрохотало, появился свет, и грубый
мужской голос произнес:
вязаного шлема поблескивали глаза. Я посильней вжалась в мусор, ни за что не
полезу в этот кошмар и Маню не пущу. Ведь неизвестно, кто они такие. Парень
хихикнул:
Марья?
скорей, а то воняет страсть!
помогла нам с Марусей одним прыжком влезть внутрь. Наружу, даже с помощью
смеющегося омоновца, еле-еле выбрались. Теперь мы стояли посреди оптовки. Я
выгребла из кармана консервную банку. Никогда больше не буду есть тресковую
печень, вся провоняла ею, пока сидела в бачке. Омоновец подтолкнул нас, и мы
на негнущихся ногах двинулись к выходу. Там у железных ворот стоял небольшой
микроавтобус и две "Волги". Возле одной из них, уткнувшись лицом в капот, со
скованными за спиной руками и широко расставленными ногами в непонятной
полустоячей позе обнаружился мужчина.
карие глаза, нежная кожа, мужественный, как на рекламе одеколона,
подбородок. Надо же, а я думала, это Кирилл.
задержанного по ногам, - так просто, шутим.
пахло его сигаретами.
детектива?
картофельные очистки, фантики, куски недоеденной пиццы, после чего снова
залезла в салон. Водитель громко чихнул. Полковник усмехнулся:
потом скажи, ты всегда ходишь на дело в домашних тапочках?
мягких башмачках. Неудивительно, что они насквозь промокли. Александр
Михайлович продолжал надо мной подтрунивать:
Микки Маусом, Не выдержав, я заорала:
Глава 31
Видимо, он провел здесь всю ночь, так как выглядел помятым и осунувшимся, но
лицо было, как всегда, чисто выбрито. Со вчерашнего дня меня преследовал
запах гнилья, хотя мылась уже пять раз, и я втянула носом воздух.
арестовали Кирилла Торова и Елену Ковалеву. Не удивляет?
ты тоже поделишься информацией. Сложим наши знания и получим истину. Идет?
помнил, тот умер, когда мальчику исполнилось два года. Мама - учительница
математики, растила сына одна. Она панически боялась, что Кирилла заберут в
армию. Но страхи оказались напрасными. Сын легко поступил в Ленинградский
медицинский институт и великолепно учился до третьего курса. Но тут
стряслась беда. Как-то раз в общежитии Кирилл повздорил с соседом по
комнате. Началось с ерунды, а кончилось дракой. В пылу сражения Торов
толкнул приятеля, тот поскользнулся и при падении ударился головой. В первый
момент будущий медик даже не понял, что сосед мертв. Оказалось, убить
человека можно за одну секунду. По счастью, дрались они на глазах у других
студентов, и те на суде в один голос твердили о непредумышленности поступка.
Сам Кирилл глубоко раскаивался и горько плакал. Все это произвело на судью
впечатление. В результате приговор оказался до смешного мягким - два года
общего режима. Торова отправили в Бологое. Мама-учительница прислала сыну за
все время всего одно письмо. "Ты не оправдал моих надежд, - писала она
аккуратным почерком на тетрадном листе, - навлек позор на семью, ты мне
больше не сын". Она ни разу не приехала к нему и не передала даже пачки
печенья.
подсудимых по неосторожности и глупости. Вдвойне трудно, когда
отворачиваются родственники. Первое время парень чуть не плакал, когда
"коллеги" притаскивали сумки с продуктами или получали письма. Потом
обозлился и научился кулаками отбивать у зеков сигареты, чай и колбасу.
Начальник лагеря, узнав, что Торов недоучившийся врач, отправил его работать
в санчасть. И здесь судьба подкинула мальчишке козырную карту. Санитаром в
местной больничке числился непонятный человек - Иван Георгиевич Петухов. С
фамилией этому зеку явно не повезло, но никто из "сидельцев" не смел и
помыслить назвать его петухом.
мужичонкой, и скоро Кирилл понял, что именно Петухов негласный хозяин зоны.
Неизвестно за что, но Иван Георгиевич полюбил Кирилла.
деликатесом: бутербродом с маслом и сыром, - отсидишь свое, пойдешь учиться.
будущего врача. Но, отбыв срок, прежде чем выйти на свободу, очевидно,
шепнул кому надо пару слов, потому что к юноше никто не привязывался. Через
месяц после освобождения Ивана Георгиевича Кирилл получил первую посылку с
воли: картонный ящик с сахаром, маслом, сигаретами, чаем и сухой колбасой.
На дне лежали два куска мыла, пара белья, носки и тренировочный костюм.
Озлобившийся парень рыдал, как ребенок. Затем стали приходить письма.
Крупным, четким почерком мужчина писал о незамысловатых новостях и передавал
приветы. Рядом с подписью всегда стояли телефон и адрес.
квартирку на Песчаной площади. Через пару дней он понял, что Ивана
Георгиевича ценят не только на зоне. Один телефонный звонок, другой - и
Кирилла зачислили в медицинский институт на третий курс, дали общежитие. Еще
звонок, и вот в руках у Кирилла абсолютно чистый паспорт, без каких-либо
пометок.
говори, что из Ленинградского меда выгнали за неуспеваемость, потом попал в
армию. А теперь взялся за ум и хочешь учиться.
частокол знаний. Когда на пятом курсе он показал Петухову зачетку с одними
"отлично", тот крякнул и похлопал любимца по плечу, а вечером повез к
милейшей старушке - Евдокии Петровне. За небольшую сумму баба Дуся готова
была признать Кирилла внуком и прописать к себе. Кому и сколько заплатил