костюма, а главное, стильной обуви. Модельеры во всем мире считают, что
туфли и сумочки следует выдерживать в одном стиле.
За моей спиной раздался стук двери. Я быстро обернулась. Комната опустела
- мошенник убежал от греха подальше, бросив на диване паспорт Базиля. Я
подобрала книжечку и, сунув под мышку сумку, двинулась на выход. Не хватало
только, чтобы сейчас вернулась Зоя и принялась рыдать.
Возле метро "Аэропорт" было два желтых кирпичных дома. Ноги подняли меня на
последний этаж того, что разместился слева от площади. Лифт не работал. На
площадку выходило три двери: девяносто пять, девяносто шесть, девяносто
семь. Я принялась названивать в первую. Высунулась толстая морда со
стеклянными глазами.
- Майя тут живет?
- Какой май, - икнула личность, испуская жуткие миазмы, - ноябрь на дворе
давно, зима скоро, пора туалет утеплять...
Ну, с таким не договоришься, и я ткнулась в следующую квартиру.
Благообразная старушка методично объяснила что во всем подъезде нет ни
одной Майи. Пришлось идти в другое здание. Там оказалось два подъезда и на
последних этажах квартиры под совсем другими номерами. Вернувшись в первый
дом, я позвонила в девяносто седьмую квартиру. Сначала раздалось бойкое
тявканье, потом на пороге появилась маленькая, худенькая, даже изможденная
женщина. На руках она держала бело-черную собачку неопределенной породы.
- Вы Майя?
- Да, а вы от Маргариты Львовны? Проходите.
Мы пошли в комнату. Здесь из всех углов кричала бедность, даже нищета.
Чистенькая, аккуратная, пытающаяся свести концы с концами. Простенькая,
старая, натертая воском "стенка", потрепанный диван и кресла, прикрытые
отглаженными накидками, палас, повернутый так, что самое протертое место
оказалось под обеденным столом. Сама хозяйка явно недоедала, лет ей,
очевидно, около пятидесяти, а выглядит старушкой. Впечатление усиливал
идеально выстиранный байковый халат и шерстяные самовязаные носки. В
комнате тепло, но голодный человек постоянно мерзнет.
- Не сомневайтесь, - принялась заверять женщина, - я хорошая домработница и
беру недорого, а то, что худая, так это даже лучше, везде пролезу, в любую
щелочку.
Она с надеждой посмотрела на меня беззащитными глазами побитого щенка.
- Только что говорила с вашей соседкой, так она заверяла, что в подъезде
нет ни одной Майи...
- Наверное, к Алевтине Макаровне позвонили, - улыбнулась женщина, - бедняга
давно в маразме, ничего не помнит, все путает, сколько раз с улицы
приводили, квартиру найти не может. Сейчас паспорт покажу.
Я повертела в руках документ - Колосова Майя Ивановна, год рождения 1964-й.
Ей всего тридцать пять! Лохматая собачка приняласб с шумом обнюхивать мои
туфли. Почему-то стало безумно жаль и ее, и хозяйку. Но делать нечего!
Вздохнув, достала роскошную сумку и, шлепнув ее на стол, поинтересовалась:
- Ваша?
Личико Майи окончательно скукожилось, и она стала похожа на морскую свинку.
Щеки вспыхнули огнем, а из глаз полились слезы. Всхлипывая и шмурыгая
носом, женщина простонала:
- Господи, первый раз в жизни бес попутал.
Она отчаянно рыдала, собачка нервно поскуливала. Я пошла в кухню и открыла
старенький "ЗИЛ" в надежде найти валерьянку или валокордин. На железных
полочках было пусто, только на дверце белело одно-единственное яйцо. Я
заглянула в хлебницу - несколько кусков ржаного хлеба...
Из комнаты перестали доноситься рыдания, и, вернувшись туда, я увидела, как
Колосова, закатив глаза, падает на безупречно вычищенный палас. Я кинулась
к бедолаге. Но ни похлопывания по щекам, ни холодная вода, вылитая за
шиворот, не возымели действия. Майя не приходила в себя, и ей явно
становилось хуже. Набрав 03, я попыталась приподнять голову упавшей, но
испугалась того, как посерели запавшие щеки, и оставила попытки.
Успокаивало только то, что несчастная дышала. Ждать, к удивлению, пришлось
недолго. Минут через пятнадцать, гремя железным чемоданчиком, вошли две
грузные одышливые тетки. Без всякого сожаления они уставились на лежащую
Майю. Потом одна, кряхтя, наклонилась и объявила:
- Верка, готовь обычную.
Вторая довольно ловко скрутила головку какой-то ампуле, и бабы принялись
тыкать в хозяйку иголками. После третьего укола щеки Майи покинула трупная
желтизна, губы из белых превратились в розоватые, и мутноватые глаза
приоткрылись.
- Значит, так, - велела докторица, - дать немедленно горячего чаю с
сахаром, белый хлеб с маслом, а лучше кусок хорошего мяса с картошкой или
рыбу, в общем, покормите как следует. Вон как скрутило!
- Что с ней? - робко спросила я.
- Недостаток массы тела, истощение, голодный обморок, - равнодушно пояснила
тетка, захлопывая чемодан. - Сейчас сделаем необходимые уколы, но если не
поест, опять с копылок съедет.
- Давайте поднимем ее на диван, - предложила я. Бабы поглядели на меня.
- Сейчас очухается и сама встанет, тяжело ведь!
Сопя, как разыгравшиеся мопсы, они ушли. Я поглядела на лежащую Майю и
пошла в магазин.
ГЛАВА 6
В двух шагах от дома оказался огромный супермаркет. Прихватив с десяток
пакетов, вернулась назад. Колосова уже сидела на диване. Увидав меня, она
вновь побледнела. Испугавшись, что тетка опять лишится чувств, я быстренько
проговорила:
- Здесь еда, сейчас пообедаем.
- Спасибо, не хочу, - пробормотала слабо сопротивляющаяся хозяйка.
- Сначала салат и вот заливная рыба, - продолжала я, - к сожалению,
отвратительно готовлю, но кофе сварить могу.
Пару минут ушло на то, чтобы заполнить холодильник и вскипятить джезву.
Помня советы доктора, высыпала в тарелочку трюфели и притащила конфеты в
комнату. И мисочка из-под салата, и лоточек, в котором лежала рыба, были
просто вылизаны. Разлив кофе по щербатым кружкам, я вытащила "Голуаз" и
спросила:
- Дым не помешает?
- Можно папироску, мои кончились? - просительно пробормотала Майя.
Я пришла в ужас. Ну ладно нет продуктов, но как может курильщик прожить без
сигарет?
- Вы работу потеряли? - поинтересовалась Я, после того как женщина с явным
наслаждением затянулась сигаретой.
- Ага, - грустно ответила Майя.
История, как я и предполагала, была самой банальной. Сидела сотрудницей в
НИИ. Пока зарплату платили регулярно, жить еще как-то удавалось. Но потом
институт тихо зачах, и сотрудников отправили на биржу труда. К сожалению,
Майя, имевшая профессию театроведа, не умела ничего делать руками.
Специальность, что и говорить, интересная, но абсолютно никому не нужная в
наше время. Год она получала постоянно уменьшающееся пособие, потом
пристроилась в магазин уборщицей. Но беда не приходит одна, и у бедолаги
обнаружилась миома, потом киста, затем еще что-то. Короче, почти четыре
месяца она провалялась в больнице и вышла, пошатываясь, имея за плечами три
операции. Дали инвалидность, вторую нерабочую группу, то есть четыреста
рублей пенсии и льготы по оплате коммунальных услуг. Но все равно сто