Прохор помялся.
- Избенка стоит у оврага. Раньше в ней кузнец проживал - Никанор.
Нелюдимый, молчун, вот и построился особняком. Дом давно брошен. А сейчас в
нем сумасшедшие селятся. Поживут месяц и съедут. И сейчас один живет.
По-русски ни бум-бум. Все говорил "мсье, мсье" - француз или притворяется.
Вот я и думаю, зачем честным людям, да еще инородцам, в глушь забираться?
Может, они маньяки или убивцы? От милиции прячутся, вон в газетах какие
страсти-мордасти пишут.
Я поблагодарила деда и покатила назад. Дорога и впрямь разделялась, причем
как-то незаметно, просто вдруг в кустах мелькнули бетонные плиты, абсолютно
неприметные, когда едешь в Горловку. "Вольво" резво покатил, подскакивая на
стыках. Сердце ликовало: кажется, Базиль нашелся.
ГЛАВА 15
Кузнец и впрямь жил букой. Небольшой сруб прятался в лесу и летом,
наверное, совсем незаметен. Но сейчас, когда основная масса деревьев
потеряла листву, темные бревна резко выделялись на фоне голых стволов. На
дорогу глядели три окна, в двух - стекла, крайнее забито фанеркой. Я
подошла к сгнившему, покосившемуся крыльцу и крикнула:
- Эй, Базиль, выходи, Дарья Васильева по твою душу приехала.
В ответ тишина. Я дернула простую железную скобу, исполнявшую роль ручки.
Дверь не шелохнулась, внутри ни звука, но видно, что в замочной скважине
торчит ключ, следовательно, внутри есть люди, просто не желают отзываться.
- Базиль, не дури, - заорала я по-французски, - Сюзи в Париже с ума сходит,
пожалей жену, старый кретин, хватит в Робинзона Крузо играть.
Замок залязгал, тяжелая дверь распахнулась, и на пороге появился высокий
худой блондин в грязных потертых джинсах и толстом свитере. Он абсолютно не
походил на Базиля. Не успела я удивиться, как странный жилец спросил на
великолепном французском:
- Бог мой, вы из Парижа?
- Да, - ответила я, - очевидно, вы тоже?
- Просто безобразие, - обозлился "дикарь", - еще три дня осталось! Как они
смели уже новых прислать, буду жаловаться в агентство! Уже второй раз
беспокоят! И в деревне человек живет!
Я совершенно ничего не понимала и на всякий случай уточнила:
- Ищу господина Базиля Корзинкина, книгоиздателя из Парижа!
"Робинзон Крузо" помягчел:
- Значит, не будете ночевать?
- Нет.
- Ладно, заходите.
Я вошла в избенку и моментально стукнулась лбом о низкую притолоку. Потирая
ушибленную голову, проследовала за хозяином в "зал". Внутри стояла железная
кровать с древней панцирной сеткой, допотопный стол, два колченогих стула и
кованый сундук, настоящий раритет. Любой сотрудник этнографического музея
онемеет, заполучив такой. Скатертью служила газета, а на кровати никаких
признаков постельного белья, лишь драное ватное одеяло и подушка в
засаленном напернике.
- Ну, - весьма нелюбезно спросил француз, - объясните теперь
по-человечески, что вам нужно?
Я решила поставить хама на место и, светски улыбаясь, прощебетала:
- Будем знакомы, баронесса Натали Макмайер.
Французы жуткие снобы, и этот не оказался исключением.
- Прошу, мадам, присаживайтесь, меня зовут Клод Рабель. Так какая проблема
привела столь очаровательную особу в эту глушь?
Отметив, что титул сразу прибавил мне очарования, я сообщила:
- Разыскиваю приятеля, Базиля Корзинкина, сказал - поедет на денек в
Горловку, и пропал.
- Как? - удивился в свою очередь Клод. - Разве вы приехали в Россию не по
линии "Альбатроса"? Вы не экстремальная туристка?
- Кто? - обозлилась я окончательно. - Да объясните, в конце концов, что все
это значит.
Рабель замялся. Видя колебания, я нагло добавила:
- Пока не пойму, что к чему, не уеду.
Клод вздохнул. Наверное, решил, что от такой хамки нелегко отделаться.
История оказалась интересной. В Париже господин Рабель работает управляющим
крупной фирмой. День-деньской крутится как белка в колесе. Раздражает все -
избалованные и глупые клиенты, тупые подчиненные. Дома поджидает
взбалмошная женушка и трое деток милого подросткового возраста. Короче,
покоя нет ни днем ни ночью.
Пару лет назад врачи обнаружили у Клода язву желудка и положили его в
больницу. Там он познакомился с весельчаком Александром. Алекс рассказал
Клоду о потрясающем отдыхе, который организует совместное
русско-французское турагентство "Альбатрос". Экстремальный туризм. Стоит
весьма и весьма недешево, зато какие ощущения! Все туры строго
индивидуальны, можно заказать, что душе угодно.
Едва выйдя из больницы, Клод побежал на улицу Роти. Алекс предупредил,
разговоры стоит вести только с дамой по имени Элен, и нужно сказать, что
адресок дал Александр. Дело-то не совсем законное.
Элен, мило улыбаясь, принялась рассказывать ошарашенному Клоду об услугах.
Можно посидеть месяц в российской тюрьме или в лагере, поехать в
заброшенную провинциальную деревню и вести там жизнь аборигена.
Предлагалось еще весьма щекочущее нервы и любимое многими приключение -
стать жертвой насильника или самому превратиться в палача. Одни выбирают
роль бомжей, другие - сутенеров, третьи просто живут в спальном районе
Москвы четыре недели, имея только триста российских рублей. Бодрит и
заключение в психиатрическую клинику...
Клод подумал, подумал и решил стать зеком. Уже через две недели его
встречали в московском отделении "Альбатроса". Красивая, статная брюнетка
по имени Лола отобрала паспорт, сказав:
- Пусть лучше хранится у меня в сейфе.
Потом Клода посадили в машину и повезли. Путь занял примерно около часа, и
в конце концов автомобиль притормозил у таблички: "Стой, режимная зона!"
Мимо высокого забора с колючей проволокой, мимо вышек с часовыми прошли в
какое-то здание, там Клоду выдали черную куртку, такие же штаны и кепку.
Конвойные втолкнули его в барак.
В небольшой комнате стояли три прикрытые застиранными одеяльцами
двухэтажные железные койки, окрашенные в синий цвет. Скоро появились и
"коллеги" - два мужика с простоватыми лицами. Как понял Клод, их звали Ваня
и Саша. Больше он ничего не разобрал, поскольку абсолютно не владел
русским. Правда, к концу "срока" выучил несколько слов - хлеб, чай, сахар
да еще матерные ругательства.
Потянулись дни на зоне, похожие один на другой, словно яйца. Побудка,
построение, проверка, работа, прогулка. Кормили три раза в день -
отвратительно и совершенно несъедобно. Охрана пару раз не слишком больно
накостыляла Рабелю по шее. Ваня и Саша не привязывались. Даже были
приветливы. Угощали сигаретами, делились печеньем и чаем, а после отбоя
учили француза блатной фене, потешаясь над его произношением.
Жизнь в лагере оказалась построена таким образом, что Клод совершенно не
пересекался с другими заключенными. Изредка он видел, как в столовую с
бодрой песней идет отряд человек эдак сто, а в мастерских, где шили
брезентовые рукавицы, каждый сидел за своей машиной, и охрана пресекала