родственники готовы платить, чтобы самим не возиться с больными, тем более
если нужно перевозить их из одного города в другой. Но неужели за это дают
такие бешеные деньги, что можно снимать квартиру в престижном районе,
великолепно одеваться и считать сто долларов копейками?
Дворник отыскался за небольшой дверкой с надписью "мусоросборник". Мужик
стоял возле груды объедков и грустно рассматривал пустую бутылку изпод
виски "Белая лошадь". Увидев меня, пьяница хмыкнул и проникновенно сообщил:
- Видала, чего за воротник льют?! Хоть бы разнедопитую вышвырнули,
попробовать охота.
- Вам не понравится, - утешила я его.
- Откуда знаешь? - обиделся Юра; - Может, и полюбил бы виску, да средств
нет на такие выпивоны...
Я усмехнулась. Году примерно в восемьдесят седьмом, в самый разгар неравной
борьбы Михаила Сергеевича Горбачева с алкоголем, зашла в продмаг на улице
Кирова. Девственно пустые прилавки и невесть откуда взявшаяся бутылка
ликера "Бенедиктин" ядовито-зеленого, абсолютно не пищевого цвета. Такое
страшно ко рту поднести, но двое работяг глядели на "Бенедиктин" с
вожделением. Пересчитав имеющуюся наличность, купили ликер и, не долго
думая, скрутили в уголке бутылочке голову. Один опасливо понюхал и спросил:
- Как думаешь, пить можно?
Второй, более бойкий и решительный, резюмировал:
- Выпить можно все, что течет, - сунул приятелю емкость, - ну, давай,
начинай.
Первый осторожно глотнул и прислушался, как жидкость сползает по пищеводу.
- Ну, - поторопил другой, - рассказывай, как?
- Ничего, - пробормотал, переводя дух, мужик, - склизко очень.
По-моему, лучше о "Бенедиктине" и не сказать. Дворник элегически глянул на
меня.
- Надо чего? Ложки в мусоропровод побросала? Хотя вроде не из наших!
- Нет, поговорить хочу.
- И о чем балакать станем? - оживился Юрка.
- Нину из восемьдесят третьей знаешь?
- А как же! Самостоятельная девица, красивая и при деньгах.
- Что за женщину подвозил ей?
Дворник задумчиво почесал нос грязным ногтем и шмурыгнул.
- Жизнь дорогая пошла, страсть! А зарплата - слезы, только на хлеб.
Я достала кошелек и многозначительно повертела его в руках. Юра оживился.
- Могу такого про Нинку рассказать! Столько такого!
- Ну да? - изобразила я удивление. - Небось врешь?
- Кто, я? - пришел в негодование дворник. - Да я про всех все знаю - мне
мусор рассказывает.
- Участковый? - не поняла я.
- Да нет, мусор из квартиры, - пояснил дворник. - Вот гляди, - и он ткнул
пальцем в сторону ароматной кучи. - Три коробки из-под "Зефира в шоколаде",
значит, Соловьевой из восемьдесят первой пенсию заплатили; пакеты из
гипермаркета "Рамстор" семьдесят девятая выбросила, гостей ждут; пять
бутылок явно Сережка кинул, родители уехали, вот он и гуляет. Анелия
Поликарпова из семьдесят восьмой замуж недавно выходила. Платье белое,
фата... Бабки на скамейках чуть от умиления не скончались - ну и невеста,
сплошная невинность, не то что теперешние - не пьет, не курит и жениху до
росписи не давала, все под ручку ходили. Старушки причмокивают, а я правду
знаю. Будущему мужу точно не отдавалась, только кто, скажите, в мусорник
прикольные презервативы бросал, ну те, в виде зайчиков и собачек? В стояке,
где квартира Поликарповой, кроме нее, одни божьи одуванчики - кому
восемьдесят, кому семьдесят пять... Навряд ли они такими мульками
пользуются.
- А Нина?
- Небось задохнулась тут? - неожиданно проявил чуткость дворник. - Пошли к
верблюду, там и поговорим.
Мы пересекли небольшую площадь и подошли ресторанчику с надписью "Camel".
Внутри приятно пахло мясом и кофе. Юра устроился за столиком и крикнул:
- Люська, неси курицу-гриль.
Очевидно, его тут хорошо знали, потому что высунувшаяся женщина строго
спросила:
- Деньги есть?
- Дама заплатит, - пояснил Юрка.
Я кивнула головой и полезла за кошельком
Люська замахала руками:
- Что вы, порядочного клиента сразу видно, а у Юрки проверить сперва надо.
Сколько раз жрал, а потом убегал. Пользуется, что мы с его женой подруги.
Только денег ему не давайте: запойный он.
- Иди себе на кухню, - обозлился Юра и повернулся ко мне, - платишь за обед
и гони двести рублей.
- А есть за что?
- Есть!
Получив бумажки и курицу. Юрка в мгновение ока сожрал бройлера,
удовлетворенно рыгнул и сообщил:
- Слушай, Нинка - наркоделец.
- Отчего пришел к такому выводу, опять объедки подсказали?
- Нет, - совершенно серьезно заявил мужик. - Ну подумай сама. Частенько к
ней люди приходят. Шмыгнут как тени, и нет их. Одеты все в черное, чтоб
внимание не привлекать. Туда-сюда шныряют, инвалиды придурочные.
- Почему инвалиды?
- А черт их знает, может, под трамвай попали, кто без руки, кто без ноги. А
тут, гляжу, баба эта в заграницу летит...
- Какая? - перестала я что-либо понимать. - Объясняй по-человечески.
Юрка вздохнул. Излагать мысли ясно тоже надо уметь, с непривычки не сразу
получится. Кое-как дворник попытался изобразить связный рассказ.
Он целый день торчит во дворе. Во-первых, живет здесь в крохотной
квартирке, которую случайно отхватили в элитном доме еще его родители, а
вовторых, постоянно поджидает левого заработка. В квартирах остались сплошь
старухи - писательские вдовы. Юрку они помнят с детства и доверяют, пускают
к себе, когда нужно прокладку в кране сменить или лампочку поменять. За
что-то более серьезное дворник не берется. Еще он поднимает наверх
всяческие тяжести вроде сумок с продуктами и узлов из прачечной. К тому же
у Юрки есть машина - вполне приличные "Жигули", и престарелые дамы просят
довезти их иногда до аптеки или до рынка.
- Не боятся с тобой садиться, пьешь ведь? спросила я.
- Думаешь, алкоголик? - окрысился мужик. - У меня цикла.