Несколько старух кинулось к вдове.
- Вот горе, вот горе, - словно заведенная твердила лифтерша, - и зачем он в
эту больницу поехал!
- В какую больницу? - навострила я уши.
- Так Юрку нашли за городом, аккурат у оградки 662-й клиники, - пояснила
старушка, - говорят, еще вчера убили, утром, то-то его весь день видно не
было. Ну чего его туда поволокло? Далеко, в области.
Не слушая словоохотливую бабулю, я побрела к машине. Значит, Нина где-то
гоняет, а дворника убили. В прошлый раз он говорил, что встретил девушку в
аэропорту Шереметьево. Вроде провожала инвалида. Юра даже припомнил, как
Нина без конца повторяла незнакомое слово: "бен", "бен", "бен". Сдается,
звучало слегка по-другому - "bien", "bien", "bien". Это по-французски, а
по-нашему просто - "хорошо" или "ладно".
Внезапно с серого неба повалил крупными хлопьями липкий снег, почему-то
стало теплее. "Вольво" в мгновение ока превратился в бесформенный сугроб. Я
быстренько влезла в пахнущий любимыми духами салон и вытащила "Голуаз".
Наверное, Аркашка прав, даме больше пристало курить "Собрание" и
"Давидофф", ну на худой конец "Парламент" или ментоловый "Вог". Я же, дитя
дефицита, всегда почитала за счастье купить болгарские "ВТ". "Голуаз"
оказались первыми западными сигаретами, и мое сердце принадлежит им
безраздельно. К тому же от всех других разрекламированных марок я
парадоксальным образом начинаю судорожно кашлять. "Такой вот пердимонокль",
- как любила повторять моя бабушка, когда дедуля обнаруживал у нее на руках
пятого туза. Бабушка обожала играть в карты и самозабвенно жульничала.
Мыслила абсолютно логично, курила папиросы и держала дедушку под каблуком.
Любовь к детективным расследованиям у меня явно от нее.
Я тихонько пускала дым и пыталась навести порядок в мыслях. Юра сказал, что
привезли вместе с Ниной инвалида из 662-й больницы, еще жаловался, что
пришлось нести молодую женщину на руках. А убили его прямо у этой клиники.
Зачем мужик поехал туда снова?
Внезапно перед глазами предстала ужасная картина: весь в гипсе и бинтах,
Базиль медленно умирает на продавленной койке. Могло ведь быть и так.
Корзинкин и Нина на обратной дороге из Горловки попадают в аварию. Ну не
справился Базиль с управлением и вломился, предположим, в дерево... Шофер
сильно пострадал, Нина - жива-здорова. Девушка ловит попутку и быстренько
везет истекающего кровью кавалера в 662-ю больницу. Почему туда? Да все
очень просто.
Клиника расположена довольно далеко от Москвы, хотя считается городской и
стоит как раз на пути из Горловки в столицу. Просто это первая московская
больница, куда Нина могла доставить Корзинкина. Может, он был так плох, что
до Склифа и довезти было нельзя. Вот и лежит приятель в реанимации, не в
силах сообщить о себе ни мне, ни Сюзи.
А перепуганная Самохвалова, естественно, не стала звонить жене. Вообще-то в
подобных случаях медицинский персонал обязан известить милицию, но,
наверное, увидав пару сотен баксов, все разом оглохли, онемели и ослепли!
Как только подобная мысль сразу не пришла мне в голову! Почему не обзвонила
сначала больницы? Нет, Александр Михайлович прав, до профессионала мне ой
как далеко!
Ругая себя на все корки, завела мотор и поторопилась в 662-ю клинику. Как
назло, дорогу будто жиром смазали, и на ветровое стекло летят белые кляксы.
Чертыхаясь, еле-еле добралась до наглухо закрытых железных ворот. У
проходной маячили два здоровенных секьюрити в черных комбинезонах. Больше
всего эти крупные, почти наголо стриженные блондины походили на эсэсовцев
из дивизии "Мертвая голова". К тому же на груди у них виднелась нашивка с
картинкой, сильно смахивающей на череп. Приглядевшись, поняла, что это и в
самом деле изображение скелета, а внизу мелкие цифры - 662. Ну ничего себе
эмблему придумали!
- Въезд только для машин "Скорой помощи" и персонала, - довольно вежливо
сообщил один из парней.
Я протянула ему 10 долларов. Но секьюрити не дрогнул и мзду не взял.
- Простите, - сказал второй, - нам строго запрещено принимать чаевые,
оставьте машину на стоянке за шлагбаумом. Можете не вынимать магнитофон, мы
проследим.
Пришлось подчиниться. Прямо из проходной попала в парк. Широкая подъездная
аллея вела к видневшемуся вдали корпусу. Огромные ели нависали над
дорожкой. Наверное, летом это место сильно смахивает на санаторий, впрочем,
даже сейчас, когда понеслась настоящая пурга, пейзаж напоминал иллюстрацию
к сказке "Госпожа Метелица". В абсолютной тишине крупный снег картинно
валил с неба.
Но очарование неожиданно разрушилось. Оглушительно воя, мимо промчалась
белая машина с красным крестом. Выскочившие люди быстро потащили в приемный
покой носилки, накрытые одеялом.
Я вошла через парадный вход и ахнула. Низенькое облупившееся от старости
здание внутри скрывало царскую роскошь. Мраморные полы, дубовые двери,
изящные светильники - все это походило на интерьер дорогого отеля, а не
муниципальной больницы. И снова два охранника с идиотскими эмблемами. Надев
по их приказу пластиковые бахилы, я добралась до "Справочного бюро" и мигом
узнала, что никакого Базиля Корзинкина тут нет. Но вообще-то была готова к
подобному повороту. Нина могла испугаться и выдать кавалера за москвича.
Записать под любой фамилией, сославшись на отсутствие документов. Пара
красивых зеленых бумажек, и дело сделано. На стене висел большой план. Так.
Реанимация у них одна, на третьем этаже, скорей всего там же и операционные
отделения, гинекология. Это мне без надобности, потом - 1-я хирургия, 2-я
хирургия. Ну здесь операции, должно быть, плановые. А вот реанимацию и
травматологию обследуем в первую очередь.
Хорошенькая медсестричка в огромном накрахмаленном колпачке быстренько
спрятала десятидолларовую купюру и радостно сообщила, что на сегодняшний
момент в палате интенсивной терапии одни женщины. Имя Базиль она не помнит,
вообще, пациентов называют по фамилии, Корзинкина, кажется, не было. А
может, и был, всех не упомнишь, тут поток, сплошные операции. Одно она
помнит точно - иностранцы последнее время не поступали.
Слегка успокоившись, я двинулась в травму, от души поражаясь полному
отсутствию больничных запахов. В воздухе не витал аромат хлорки, лекарств и
грязной тряпки. Даже из открытой двери "Перевязочной" ничем не тянуло. Не
доносились и запахи пищи. В коридорах изумительная чистота и пустота. На
посту мирно раскладывала лекарства еще одна приветливая девушка. Впрочем,
хрустящая ассигнация, вложенная в карман, сделала ее еще и сговорчивой. Мне
разрешили осторожно заглянуть в каждую палату.
Комнаты оказались комфортабельными и больше напоминали гостиничные номера.
Небольшой предбанник с холодильничком и санузлом, затем просторное
помещение, разделенное перегородкой. Дне кровати стоят вроде и в одной
палате, но больные друг друга не видят и не смущают, только слышат. Просто
европейские условия.
Но нигде нет никаких признаков Базиля, хотя жертв автокатастроф несколько.
Не нашлось приятеля и в других отделениях, от отчаяния я даже заглянула в
"Гинекологию".
Спустившись на первый этаж, вытащила сигареты, но охранник вежливо попросил
выйти на улицу. Снег прекратился, перед дверьми сидели две лысые собачки и
с надеждой поглядывали на здание. Я тоже бросила взгляд на корпус и
вздохнула: опять облом. Интересно, что тут было раньше? Четыре этажа, и
архитектура явно не больничная. Внезапно сигарета пылала из рук - четыре
этажа!!! А я побывала только на трех, что же там, на самом верху?
Лифт привез на последний этаж, нос уткнулся в табличку "Лаборатория.
Посторонним вход запрещен. Зараженные грызуны". Железную дверь украшал
"глазок" и нечто, напоминающее помесь домофона с кодовым замком. Сплошные
кнопочки и колесики. Ну что ж, понятно, больница небось ведет исследования,
потом должны же они где-то делать всяческие анализы. Непонятно только,
причем тут грызуны. Вряд ли станут держать в больнице зараженных чумой и
сибирской язвой крыс. Скорей всего просто повесили такую табличку, дабы
отпугнуть любопытных. Знаю, знаю, сами писали в свое время на туалете для
сотрудников "Не входить, злая собака". Студенты, конечно, знали, что к
чему, но хоть посторонние посетители не лезли.
Я молча стояла возле запертой двери, судорожно соображая, куда податься
дальше. Внезапно послышалось шуршание лифта. На всякий случай отошла за
массивную колонну. Чудесное укрытие. Толстый мраморный ствол скрыл меня от