Чтение 38–й страницы книги ~Покер с акулой~

- Не успели.

- Безобразие, - обозлился Костин и сердито ткнул шофера в спину:

- Сворачивай тут, поесть пойдем.

- А не надо пихаться, - заныл водитель, - можно словами сказать.

- Заткнись, Вадим, - велел Слава.

Домой я вернулась поздно вечером, устав до крайности. Володя устроил мне
допрос по полной программе, двадцать раз задавая один и тот же вопрос, но я
стояла насмерть, как Брестская крепость, выдавая информацию гомеопатическими
дозами. Ничего противозаконного я не совершала. Просто сидела в отделении
милиции, куда меня притащили по обвинению в ограблении собственной квартиры.
Когда недоразумение выяснилось, Катерина пошла за машиной, а мимо меня
волокли Антона Бурлевского, который бился в истерике. Вот тогда я и решила
помочь парню... И быстренько выложила правду про Веру Зайцеву, клофелин и
сына модного писателя Никиту.

- Значит, захотела поработать частным детективом, - хмыкнул Володя, - от
скуки, так сказать.

- Абсолютно бесплатно, - быстро добавила я, - только чтобы Антона
выручить.

- Вы с Катериной два сапога пара, обе сирых и убогих жалеете, - вздохнул
майор, - а как ты на Монахова вышла?

Но у меня уже был наготове ответ на каверзный вопрос:

- Соседка рассказала.

- Какая? Имя, фамилия?

- Не знаю, во дворе встретились. Вот она и сообщила, что хорошо знала
Зайцеву, а та ей жаловалась на Монахова, якобы он жутко ревнивый.

- Адрес Монахова откуда узнала?

- Мосгорсправка дала!

- Так, - протянул Костин и вновь поинтересовался описанием соседки.

- Ну, невысокая кареглазая шатенка, между тридцатью и сорока.

- Особые приметы?

- Не заметила.

- Так, - повторил Володя и забарабанил пальцами по столу.

Через минуту он сказал:

- Ну что ж, дело закрыто.

- Антона выпустят?

- Обязательно.

- Так я пойду?

- Иди, иди, - неожиданно ласково пропел майор, подписывая пропуск, -
когда переезд-то?

- На днях, мы тебе сообщим.

- Намечайте на воскресенье, если не случится чего непредвиденного, помогу
с вещами.

Мы распрощались, и я пошла вниз, полная ликованья. Так, дело сделано,
Антон на свободе, о Федоре я не проболталась, семь тысяч мои.

Глава 21

В квартиру я вползла, уставшая донельзя. День выдался суетной,
напряженный. Больше всего хотелось вытянуться на диване и почитать купленный
по дороге детектив. Но не тут-то было. В прихожей стояли полураскрытые ящики
с надписью "Педигрипал", и пахло свежим кормом.

Я заглянула внутрь - не слишком чистые кроссовки Кирюшки мирно
соседствовали с книгами, носками и кассетами. Вещи лежали вперемешку.
Похоже, мальчик швырял в короб все подряд, не глядя.

- Кирюшка! - завопила я.

- Что? - высунулся он в коридор.

- Ну разве можно укладывать масло с гвоздями?

Кирка подошел к ящику.

- Нет тут никаких гвоздей, ты чего выдумываешь!

- Это фигурально.

- Как?

Потеряв терпение, я рявкнула:

- Нельзя складывать обувь с книгами!

- Почему?

А действительно, почему? Мое детство прошло с властной, авторитарной
мамой. Я очень ее любила и всегда слушалась. В нашем доме существовала целая
система запретов. Например, мамуся не разрешала грызть семечки. Объяснялось
это просто - данный продукт не приносит никакой пользы детскому организму,
только забивает желудок. И вообще все карательные меры объяснялись заботой о
здоровье. Телевизор нельзя смотреть после девяти вечера, будет плохой сон,
покупать еду на улице нельзя - можно отравиться, рыбные консервы в томатном
соусе - отрава, детективы - гадость, читать следует Льва Толстого,
Достоевского, на худой конец - Виктора Гюго. Уж не знаю, что бы случилось с
мамусей, раскрой она книгу Ма-рининой или Дашковой. Наверное, сожгла бы
заразу в камине, чтобы никогда не попалась ребенку в руки.

Мама любила меня безмерно и мечтала о том, как хорошо, правильно и
красиво стану я жить, превратившись из маленькой девочки во взрослую
женщину, обязательно красавицу, умницу... На алтарь любви мама положила все.
Сначала выучила дочурку на арфистку, потом выдала замуж... Но получилось у
нее с точностью до наоборот. Арфу я ненавидела, мужа терпеть не могла,
делать ничего не умела, а на красавицу не походила, даже использовав весь
арсенал косметики... Слава богу, на пути встретилась Катя, и я постепенно
стала превращаться в нормального человека. Вот только иногда мамочкино
воспитание все же дает себя знать. А правда, почему нельзя запаковывать
ботинки вместе с книгами? Должно же быть хоть какое-то разумное объяснение!

- Обувь грязная, ты попортишь хорошие издания, - нашлась я.

- Кроссовки чистые, - стоял на своем Кирюшка, - и потом, не на всю же
жизнь я укладываю, тридцать первого переедем, и все!

Я подумала, что ослышалась.

- Тридцать первого декабря? В Новый год? С чего ты взял, будто переезд
назначен на этот день?

- Мама ходила в транспортную контору, - пояснил Кирка, - и ей сказали,
якобы с первого января цены на услуги возрастают втрое. А нам ведь еще и
грузчики нужны! Хорошо еще, что нашлась свободная бригада, велели быть
готовыми к часу дня.

Я слегка успокоилась. Если в 13.00 мы начнем перебираться, то часов в
пять закончим. Ехать недалеко, даже успеем распаковать посуду и накрошить
"Оливье". Кстати, о кастрюлях...

Быстрым шагом я влетела на кухню и ахнула. На полу красовался огромный
ящик, метра полтора длиной и около двух шириной. В нем грудой были свалены
тарелки, чашки, сковородки, вилки и чугунные котелки...

- Тина! - завопила я, наливаясь злобой, - Тина!

- Да, - пробормотала она, всовывая голову в дверь, - чего надо?

Я обратила внимание на то, что ее губы опять перепачканы шоколадом, и
каменным тоном спросила, указывая на ящик:

- Что это?

- Как что? - оторопела гостья. - Упаковка с посудой.

- Это не упаковка, а гроб с посудой! Неужели не понятно - нельзя
складывать фарфор вместе с чугуном!

- Подумаешь, - фыркнула девица, - и так доедет! Близко совсем, сверху
подушкой придавим и порядок!

У меня не нашлось аргументов для возражений.

До трех утра я перекладывала чашки, тарелки, рюмки и бокалы, тщательно
заворачивая каждый предмет в газету. По счастью, в комнате у Сережки и Юли
нашлась целая кипа старых, пожелтевших изданий. Накормив всех ужином и
дождавшись, пока домочадцы улягутся спать, я тихонько пролезла в супружескую
спальню, вытащила пыльную кипу... Давно чесались руки выбросить этот хлам,
так теперь хоть в дело пойдет.

К утру вся хрупкая столовая утварь была надежно упрятана. С чувством
выполненного долга я прилегла на диван, не постелив белье. Мопсихи
моментально затеяли драку за место у моего лица, но у меня не хватило сил их
прогнать.

Из приятного сна меня вырвал нечеловеческий вопль. Я села и потрясла
головой. Интересно, отчего я сплю одетой на неразобранном диване? Ах да,
собирала посуду и жутко устала. Но что случилось с Сережкой?

- Кто? - орал парень. - Кто?

Покряхтывая, я побрела на кухню. Там уже толпились недоумевающие
домочадцы, кошки и собаки.

- Кто? - не утихал Сережка, тыча пальцем в собранные мной коробки. -
Кто?

- Ты недоволен, как сложили посуду? - поинтересовалась я.

Но парня словно заело:

- Кто? - тупо повторял он. - Кто?

- Интересуешься, кто сделал данное богоугодное дело? Я.

- Лампадель, - взвыл Сережка, - сейчас убью!

- Ну ничего себе, - разозлилась я, - полночи потратила на чашки! Между
прочим, никто даже не помог! Все преспокойненько дрыхли, а я трудилась, как
пчелка! Каждый предмет в бумагу обернула.

- Где ты взяла газеты? - неожиданно тихо осведомился Сережка.

- У тебя под кроватью.

- Ты уничтожила архив, я собирал его несколько лет!

- Архив? - вырвалось из моей груди. - Пыльные, грязные листочки?

- Я откладывал самые интересные рекламные объявления, - чуть не зарыдал
парень.

- Так зачем ты держал его под кроватью? Разве это подходящее место для
архива?

- Мне так было удобно, - ответил Сережка. Я в растерянности молчала.
Юлечка подошла к коробке и развернула пару тарелок.

- Не стоит убиваться, - пробормотала она, - Лампа ничего не порвала.

- Вот-вот, - воспряла я, - я заворачивала в целые страницы, даже лучше