– Это я, – решительно заявил Кирюша, – сам придумал, сам выполнил, девчонки ни при чем! Хочешь знать, они меня даже ругали! Но я, честно говоря, не думал, что они так перепугаются!
– Давай, рассказывай суть! – Я решительно прервала «увертюру»: – Сделай милость, говори по делу!
– Ага, – заныл Кирюша, – тебе хорошо, бегаешь весь день неизвестно где, только вечером появляешься. А мы тут постоянно! Между прочим, Макс с Карой тоже уезжают. Он на работу, и она не знаю куда, но, словно на службу, ровно в 13.00 садится в машину и в 18.00 возвращается.
Я удивилась. Честно говоря, я полагала, что Карина сиднем сидит в Алябьеве. Да и куда ей мотаться с такой регулярностью? Она нигде не служит. Решив разобраться с интересным вопросом позже, я спросила:
– Ну и что, взрослые отправляются по делам, что же тут странного?
– Оно ничего, – вздохнул Кирюша, – только две эти бабки-психопатки, дуры сумасшедшие…
– Кирилл! Разве можно так говорить о взрослых!
Мальчишка хмыкнул:
– По твоей логике, Лампудель, выходит, что я запросто могу обзывать Лизку и Тинку дурами.
– Конечно, нет. Не следует употреблять подобные выражения ни в чей адрес. Моя мама бы строго наказала меня, услышав нечто подобное.
– Твоя мама, – вздохнул Кирка, – скончалась бы, увидев одну серию про Бивиса и Батхеда, впрочем, вполне невинные Симпсоны довели бы ее до инфаркта. А уж если бы она побегала в нашей школе с десятиклассниками на перемене! Ты имей в виду, что вы жили очень давно, считай, в каменном веке, ни компьютера, ни телевизора. Ясное дело, дети были иные.
Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Хамство отвратительно всегда – это раз. Потом, я пока еще жива – это два. Кстати, телевизор в моем детстве был, впрочем, электричество, радио, канализация и горячее водоснабжение тоже. Смею напомнить, что Гагарин полетел в космос в 1961 году, это – три!
– Да ладно, не обижайся, – улыбнулся Кирюша, – согласись, мы другие.
– Хорошо, но хамство…
– Лампуша, – хитро прищурился мальчик, – вот сейчас, когда мы тут вдвоем, одни, и нас никто не слышит, скажи честно, ведь они старые, противные, гадкие жабы? Только не ври, ты думаешь, как и я!
Вот так всегда. Стоит начать изображать из себя Макаренко, дети мигом припирают меня к стенке.
– Жабы, – согласилась я, – причем очень вредные, но о своем истинном отношении к людям не принято говорить вслух. И потом, они тебя старше!
– Ладно, – развеселился Кирка, – пусть будет по-твоему, они престарелые жабы. А насчет возраста… Это же глупо! Свинья всегда остается свиньей, в молодости поросенок, в пожилом возрасте хряк. Почему я должен уважать человека только потому, что он прожил на свете в пять раз больше меня? Ладно бы чего достигли, ну там, профессорами стали, так ведь нет! Я, между прочим, умней их. Смотри, английский знаю, компьютером владею, могу машину водить, а они? Только зудят: «Кирюша, не ешь три булочки подряд». Спрашивается, почему? «Не надо». Ну объяснили!
Кирюшка сел на мою кровать и принялся изливать душу. Я слушала его со смешанным чувством. Дело в том, что Кирку и Лизавету никто никогда не воспитывал в том понимании, которое вкладывает старшее поколение в этот глагол. Мое детство, например, прошло в обнимку с частицей «не». Не надевай, не ходи, не гуляй, не бери, не ешь, не используй косметики, не носи мини-юбку, не ложись спать поздно, не спорь со взрослыми, не обращай внимания на мальчиков, не смейся без причины, не кричи… Список можно продолжать до бесконечности. Моя мама была полна рвения сделать из дочери положительного члена общества, и она очень хотела ребенку добра.
Мы с Катей тоже хотим, чтобы дети выросли благополучными, поэтому Лизавета и Кирюшка заняты во время учебного года под завязку. Английский, плаванье, карате. Но на то, чтобы бесконечно делать им замечания, у нас нет ни времени, ни сил. Мы никогда не ругаемся с ними из-за одежды, не прячем сигареты и бутылки, а косметика совершенно спокойно лежит в ванной. Никто из нас не впадает в ужас, если видит в руках у подростков эротический журнал или карты. Если делать замечания, они начнут таиться, а так мы знаем, что у них на уме. Кстати, запретный плод сладок. Год тому назад я поймала Кирюшку во дворе с сигаретой. Он, правда, пытался ее спрятать, но не успел.
– Что куришь? – мирно осведомилась я.
Кирюшка вытащил пачку самой дешевой отравы.
– Ну это ты зря, – хмыкнула я. – От этой дряни кашель душит, отчего «Парламент» не взял? Он в Катиной спальне на стеллаже лежит!
Пару раз после этого случая Кирюшка демонстративно вытаскивал сигареты дома, но никто ему ничего не сказал, и парнишка прекратил курить. Ну скажите, пожалуйста, какой интерес затягиваться вонючим воздухом, если ни я, ни Катя, ни старший брат с женой не реагируют? Вот начни мы ругаться, тогда бы он из подросткового упрямства стал бы прятаться в подъезде с чинариками.
Поэтому, сами понимаете, никакой закалки против «воспитательных методов» Кирюша не имеет. Я-то в детстве четко знала: большинство из того, что зудят взрослые, следует пропускать мимо ушей, а вот Кирка не умеет так поступать, поэтому две старухи достали его капитально.
Роза Константиновна без конца сыпала замечаниями, призывая мальчика надеть нормальные штаны вместо отвратительно широких с карманами, снять черную майку, потому что этот цвет подходит только для похорон, не носить кроссовки, так как в них потеют ноги…
– Деточка, возьми сандалики, – вздыхала свекровь Кары каждый раз, завидя Кирюшку. – Обязательно надень белые носочки, а на них летнюю обувь. И бога ради, скинь эту жуткую тряпку с головы! Как только можно, словно инкассаторский мешок на макушку напялил. Хочешь, куплю тебе белую панамку?
Представляете, сколько усилий требовалось Кирюшке, чтобы не взвиться и не заорать:
– Никакой это не инкассаторский мешок, а жутко модная бейсболка, да она стоит страшно дорого!
Галина Михайловна тоже без конца придиралась, но действовала по-иному. Мать Карины заботило в основном здоровье.
– Не пей кока-колу, голубчик, – стонала она. – Проклятые американцы ее специально сюда к нам завезли, чтобы русский народ отравить! Не ешь импортные продукты, и вообще, сейчас лето, налегай на кабачки, очень полезная пища, и не тяжело для желудка, будешь хорошо спать, не ощущая дискомфорта в печени и вздутия!
Но Кирюшкин растущий организм требует мяса. Желудок у мальчика никогда не болит, а где у него расположена печень, он понятия не имеет, поэтому, когда вчера за обедом Галина Михайловна запретила подавать котлеты, заявив Зине: «Слишком жарко, не следует утомлять организм жареным», – Кирюшка окончательно рассердился и решил отомстить.
Он не поленился по самому пеклу сгонять на станцию, в аптеку, и купить там зеленку. Затем взял у большой любительницы розыгрышей Тины наклейку на руку и спокойно спустился к чаю. Галина Михайловна, лишившая его вкусного обеда, методично истребляла торт со взбитыми сливками. Наши старухи обожают призывать всех сдерживать аппетит и желания. Но когда дело доходит до их любимых блюд, почему-то не торопятся продемонстрировать аскетизм.
Кирюшка сел между бабками, выслушал очередную дозу нотаций и сказал:
– Что-то не хочется торта, дайте одного горячего чая, меня всего трясет!
– Ты заболел, – забеспокоилась Галина Михайловна. – Говорила же, не ешь мороженое, да еще импортное, туда специально на их заводах приманку кладут, чтобы люди все время…
– И шорты вечером носить нельзя, – прервала ее Роза Константиновна.
– Во, глядите, что случилось, – сообщил Кирюшка, задрав рукав рубашки.
Галина Михайловна вздрогнула и уронила на ковер кусок торта.
– Матерь Божья, – вскрикнула Роза Константиновна, – немедленно надо вызвать врача!
Рука Кирюшки, «украшенная» наклейкой с натуральной до противности раной, да еще залитая зеленкой, выглядела ужасающе.
– Не надо врача, – прошептал мальчик, старательно сдерживая смех, – у меня это давно.
– Утром еще не было, – прошептала Галина Михайловна.
Кирюша кивнул:
– Точно, она всегда внезапно вылазит, больно – жуть.
– Что с тобой? – дрожащим голосом осведомилась мать Кары.
– Кожееда, – вздохнул противный мальчик. – У меня мама врач, в Африке работала, там и подцепила. Штука эта жутко, невероятно заразная. Воздушно-капельным путем передается, прямо как чума. Вот когда язва появляется – самый опасный момент, бациллы кругом так и разлетаются. Лечить это не умеют, мучаюсь теперь каждый месяц, кожееда регулярно вскрывается.
И он оглушительно чихнул пару раз, потом сильно закашлял.
Старух словно ветром сдуло со стульев. Чуть не столкнувшись лбами на пороге, они вылетели за дверь. Кирюшка спокойно съел три куска торта и, наслаждаясь одиночеством, включил телик. По экрану скакал Гомер Симпсон, и никто не ворчал за спиной у мальчика: «Выключи немедленно этого урода, лучше посмотрим «Новости».
Честно говоря, подросток не ожидал, что его проделка будет иметь такой успех. Гадкие старухи окопались в своих комнатах и не собирались выходить. Более того, они ничего не ели и ничего не просили.
– Боятся небось, – хихикал Кирюшка, – что я на посуду и на вещи начихал. Ну да ничего, им полезно, похудеют чуток.
Я вздохнула:
– Сейчас попробую исправить ситуацию, а ты дай честное слово, что больше не станешь их пугать.
– Только не говори про наклейку, – перепугался Кирюшка, – со свету сживут!
– Ладно, – кивнула я и пошла сообщать старухам, что сей момент привезла результат анализов из лаборатории. Кожееды нет, у мальчика вульгарная, совершенно незаразная аллергия. Доктор велит ему есть побольше мяса, чипсов, орехов, мороженого и сосисок, при этом потребление кабачков и капусты должно быть резко ограничено.
ГЛАВА 25
Около полуночи я поскреблась в домик к охранникам. Коля распахнул дверь.
– Евлампия Андреевна, что-то стряслось?
– Нет, просто не спится.
– Хорошо вам, – покачал головой Николай, – мне, наоборот, дико спать охота, да нельзя.
– Так обычно в жизни и бывает, – засмеялась я. – Думаю, кабы меня заставили ночью стеречь ворота, тоже бы клевала носом. Скажи, пожалуйста, у вас график? Как вы с Сережкой работаете?
– Через сутки, – пояснил парень.
– Тяжело, наверное, никакой личной жизни!
– Зато зарплата большая!
– Верно, – вздохнула я, – только денег всегда мало, сколько ни дай. Небось трудно так сидеть и в экран пялиться.
– Скучно очень, – признался Коля, – прямо тоска. С другой стороны, куда деваться? Образования у меня нет никакого, одно остается – либо рынок, либо охрана. Я ведь из бывших спортсменов, борьбой занимался, даже чемпионом был, карате владею, стреляю хорошо. В профильную школу ходил. Знаете, как там учат детей? Восемь часов в день тренировки и два уроки: русский с математикой. Там главное, какой результат покажешь в зале, тройку всегда по общеобразовательным предметам поставят.
– И что, мимо тебя никто посторонний не пройдет?
– Ни боже мой, – заверил Коля, – даже мышь.
– Ну это сквозь центральные ворота, а если через забор?
– Такого тоже не случится, – пояснил охранник, – весь периметр подключен к сигнализации. Если человек обопрется об изгородь или попытается перелезть, у меня мигом сирена завоет, я в камеру сразу и увижу. Вот так.
Он щелкнул каким-то рычажком, перед моими глазами вспыхнул еще один экран, на котором виделся забор.
– Ясненько, – протянула я. – И Сережа такой же бдительный?
– Естественно, – кивнул Коля.
– И вы никуда не уходите?