- Сейчас умру!
- Поехали к врачу!
- Ни за что!
Следующие полчаса мы уговаривали Олега на поход к доктору,
пугая его страшными последствиями. Наконец супруг
согласился.
- Ладно, но только посмотреть! Никаких уколов и бормашины.
- Конечно, - поспешила согласиться я, - эй, Ванька,
одевайся, поедем на метро кататься!
- Что ты, - замахала руками Томочка, - одиннадцать натикало!
Ему спать пора!
- Он раньше часа не ложится и тебе отдохнуть не даст.
Ничего, прогуляется с нами! - пробурчала я, доставая
Ванькину куртку.
В вагоне, несмотря на поздний час, оказалось много народа.
Мрачный Куприн встал у двери, а мы с Ваняшей уселись на
диванчик. Мальчишка качнул ногой и выпалил:
- Твою мать, ботинок развязался! Сидящая около меня дама с
элегантной сумкой поморщилась и сказала своей спутнице:
- Да уж, теперь детей не воспитывают, нарожают, и ладно.
Красная от злости, я дернула Ваню за рукав:
- Сделай милость, разговаривай нормально!
- Это как? - опешил паренек.
- Не употребляй плохих слов.
- Каких?
- Ну, вроде "жопа".
- Почему?
- Такого слова нет!
- Жопа есть, а слова нет? - бесхитростными глазами уставился
на меня Ваня, и я поняла, что он не издевается.
Ну откуда ребенку научиться нормальной речи, если и мать, и
бабка матерятся, словно бомжи? Да и я сама в свое время
набралась от мачехи Раисы "выражансов". Правда, Раиса
употребляла их только в пьяном виде и, услыхав на трезвую
голову от падчерицы несколько глаголов и существительных,
мигом выдрала меня ремнем, приговаривая:
- Не учись плохому, учись хорошему.
- Говори, как дядя Олег, - велела я.
- Так он молчит.
- И ты молчи! Если перестанешь ругаться, куплю подарок.
- Какой?
- Шоколадку.
- Ну...
Я решила простимулировать ребенка.
- Вот что, Ваняша. Когда вернемся домой, я напишу тебе
список слов, которые говорить нельзя, и, если меня
послушаешься, получишь на Новый год железную дорогу. Сам
выберешь в магазине, любую.
- Суперски, - взвизгнул мальчик и осекся. - Так можно?
- Пожалуйста, - милостиво кивнула я. Ваня замолчал, потом
ткнул пальцем в тетку, сидящую напротив.
- Вилка, глянь, у тетки шуба из леопарда. Женщина, одетая в
манто из синтетики, улыбнулась.
- Правильно, - ответила я, - это леопард.
- А у той тигр.
- Верно.
- У двери из овечки.
- Точно.
Господи, он что, никогда не молчит? Обрадованный собственным
умом, Ваняшка крутил головой в разные стороны и громко
вещал:
- Опять леопард, овечка, кролик...
Люди улыбались. Потом мальчик притих. Я уже обрадовалась,
что ему надоело, но тут он вытянул вперед руку и указал не
слишком чистым пальцем на даму, на плечах которой
красовалось мохнатое пальто ядовито-зеленого цвета.
- А это из кого?
Чтобы отвязаться, я ответила:
- Понятия не имею.
- А я знаю, - заорал Ваняша, - из кикиморы болотной, из "...
кикиморы!
Народ грохнул, Куприн покраснел, дама, наоборот, посинела и
весьма злобно прошипела:
- Лексикон у вашего сынишки весьма обширен. Впрочем, яблоко
от яблоньки...
Но тут поезд подкатил к нужной нам остановке, я вытолкала
Ваньку на перрон.
- Глагол "... говорить нельзя, понял?
- ‚... не глагол, - влез Куприн, - а, на мой взгляд,
прилагательное. Я обозлилась.
- Какая разница! Нельзя, и все!
В поликлинике оказалась очередь. Ванька начал сновать между
креслами, задевая подлокотники. Люди вздрагивали. Потом
мальчишка придумал иную забаву. Он разбегался и с диким
визгом скользил по кафельному полу. Издавая оглушительный
звук, Ваняша ухитрялся перекрывать неумолчный вой бормашин и
вопли висящего под потолком телевизора. У меня заболела
голова. Старуха с раздутой щекой, сидевшая через два стула
от Куприна, недовольно поморщилась:
- Зачем ребенка с собой притащили? И так тошно, а тут он
мельтешит. Я промолчала.
- Наверное, оставить не с кем, - ответила девушка, стоявшая
у двери в кабинет.
- Один посидит, - ринулась в бой бабка, в силу возраста
ненавидящая всех здоровых, веселых и счастливых, - эка беда!
Нас родители с года бросали, и в поле. Так мы и избу
убирали, и коров доили, и щи варили! Я замуж выходила - все
умела, а нонешние! Тьфу, только ноют: "Баба, купи конфетку".
Накось выкуси! У меня-то не было ничего, и тебе не дам!
- Поэтому вы такая злая, - вздохнула девушка, - понятно,
*.,/+%*a нереализованных желаний!
- Сама ты проститутка! - обиделась ничего не понявшая бабка.
- Одела юбку по самую не хочу и стоит, сесть боится!
- Идите вперед меня, - предложила нам девушка, когда из
кабинета вышел пациент, - что мальчишку мучить.
Я быстро втащила Куприна внутрь и всунула в кресло. Бледный
до синевы, муж уставился на аккуратно разложенные
никелированные железки и стиснул покрепче зубы. Врач, милая
женщина лет тридцати пяти, сказала мне усталым голосом:
- Лучше в коридоре подождите, мужчины при женах всегда
капризничают.
Я пошла к двери, слушая, как она приговаривает:
- Ну, ну, откроем ротик, только посмотрю, вот, видите, руки
без инструментов. Дергаться не надо, вас плотно привязали,
мы мужчин всегда к креслу привязываем, деваться некуда...
В коридоре продолжали ругаться девушка и бабка. Ванька
нарезал круги по залу. Его круглая смышленая мордашка была
до ушей перемазана шоколадом. Кто-то угостил ребятенка
конфетами. Я втиснулась в кресло и попыталась отключиться.
Время тянулось, словно скучный урок, каждая минута
превращалась в час. Наконец дверь приотворилась, и
высунулась медсестра.
- Следующий!
- Ты их пропустила, - взвилась бабка, - ступай взад.
- Сама туда иди!
- Проститутка!
- Старая карга, чего сюда заявилась?
- Зубы лечить, - неожиданно мирно ответила старуха.
- Зачем они тебе, злыдня, манную кашу жевать? - хихикнула
девушка и проскользнула в кабинет.
- А где мой муж? - удивилась я. - Он не выходил.
- На топчанчике лежит, - насмешливо пояснила медсестра, - в
обморок упал. Ему Нинель Митрофановна укольчик сделала,
чтобы зуб вырвать, а он и грохнулся после этого! Да не
волнуйтесь, у нас мужики частенько чувств лишаются. Слабые
они очень, нежные, не то что бабы. Нам аборт без наркоза -
тьфу!
Не слушая глупые речи, я отпихнула ее и вбежала в кабинет.
Куприн цвета обезжиренного молока полулежал на кушетке.
- Тебе плохо!!!
- Ужасно, - прошептал муж, потом поднес руку к губам и в
страхе воскликнул: - Ой, кровь идет!
- Естественно, - успокоила его докторица, - зуб я все же
успела удалить.
- Кровь течет, - затравленно повторил муж, вновь устраиваясь
на кушетке.
- Потом перестанет.