Чтение 20–й страницы книги ~Чудовище без красавицы~

Я бы не захотела жить в подобном месте, слишком голо и
как-то холодно. Наверное, у меня полностью отсутствует
художественный вкус, но наша гостиная, заставленная
велюровым диваном и глубокими, мягкими креслами, так и манит
к уютному времяпрепровождению под пледом с книгой в руках...
А у квартиры Лузгина вид словно у операционной. В
особенности вон тот торшерчик напоминает бестеневую лампу.

Чтобы сразу расставить точки над "i" и отбить у Федора
всякую охоту проситься на работу, я заявила:

- Наша фирма занимается упаковкой. Этикетки для
консервных банок, дизайн картонных коробок, рисунки на
оберточной бумаге...

Честно говоря, я ожидала, что парень скривится, но он с
жаром воскликнул:

- Отлично, это я могу.

- Зарплата в первый год маленькая, всего три тысячи.

- Хорошо, - не дрогнул Федор.

Пришлось подъезжать к нему с другой стороны. Осторожно
сев в кресло и чувствуя, как подо мной ходуном ходят
железяки, я заявила:

- Наша фирма принадлежит господину Гесслеру.

- Я не антисемит, - быстро сообщил Лузгин.

- Господин Гесслер немец, - возмущенно пояснила я, -
человек безупречной репутации, отличный семьянин, он создал
в коллективе совершенно особый климат, мы все как
родственники. Поэтому к найму нового сотрудника подходим со
всей тщательностью...

- Ясно, - кивнул Федор, - одна паршивая овца может все
стадо испортить...

- Теперь вы понимаете, - строго сказала я, - придется
задать вам пару вопросов, уж извините, если они вдруг
покажутся бестактными...

- Ничего, ничего, - ответил парень.

- Где вы работаете?

- Нигде, - пожал плечами хозяин, - просто пишу картины,
а потом выставляю их на продажу.

- И хорошо идут? Лузгин замялся:

- Ну, если честно... Не очень. За весь год ни одна не
ушла, народ хочет мишек на лесоповале и бабу с веслом.
Абстракция предполагает определенное развитие
художественного вкуса...

- А на какие средства существуете? Парень примолк.

- Ну, разовые заработки...

- А именно?

- Ну.., так, по мелочи, ерунда...

- Все же? - настаивала я, изображая дотошную
кадровичку.

Федор вытащил сигареты и стал рыться в пачке.

- Господин Гесслер весьма снисходительно относится к
тем, кто еще не набрал должного профессионального
мастерства, - заявила я, - а вот к моральным качествам
претендента предъявляет высокие требования. Кстати,
отработав у нас двенадцать месяцев, вы можете рассчитывать
далее на очень, просто очень хорошую зарплату! Так на какие
средства вы жили с женой и, кстати, что с ней стряслось?

Лузгин тяжело вздохнул:

- Я сдавал две комнаты, их тут четыре... За четыреста
долларов в месяц...

- Да? - удивилась я. - И кому?

- Кате.

- Кому?

- Виноградовой.

Я уставилась на юношу, тот опять начал перебирать
сигареты.

- Что-то я не пойму, она же была вашей женой?!

- Бывшей, - протянул Федор, - мы, правда, официально не
оформляли ничего, просто разбежались. Квартира принадлежала
мне до брака, Катька вообще из провинции приехала, ни кола
ни двора. Кабы не я, уезжать ей из столицы в Задрипинск.
Атак... Все получила: прописку, работу, деньги загребала
лопатой... Вот и решили, что так по справедливости будет, ей
эти четыреста баксов - тьфу, а я на них жил. Только померла
Катька и... - Он замолчал, глядя на пачку "ЛМ".

А что говорить, все ясно без слов. Жил альфонсом, за
счет жены, а как той не стало, так и работа до жути
понадобилась, небось молодой человек любит три раза в день
покушать.

- Вот что, - железным тоном заявила я, - желаете
получить место? Лузгин кивнул.

- Тогда рассказывайте по порядку. Нехорошо, конечно,
обманывать человека, рассчитывающего на постоянный
заработок, но перед глазами встало бледное, сосредоточенное
личико Кристи...

Федор познакомился с Катькой на первом курсе, а
поженились они летом. У Лузгина имелась собственная
квартира, редкость в студенческой среде, поэтому жили они
весело, как и положено студиозусам... Гуляли до утра, пили
дешевое вино, питались кое-как и могли ночами напролет
говорить о собственной гениальности. Четыре года
промелькнули враз, и в 1997 году Катя и Федор, став
обладателями свежих дипломов, нырнули во взрослую жизнь.

Они поняли сразу: праздника не будет, коробок сахара в
шоколаде никто не принесет... Устроиться на постоянную
работу оказалось почти невозможно, просто невероятно. Диплом
их института, честно говоря, весьма и весьма заштатного
учебного заведения, совершенно не котировался среди
работодателей. Суриковский, Строгановский, на худой конец
училище имени 1905 года и полиграфический, но никак не
областной художественный... Ребята приуныли.

Сначала Федя, искренне считающий себя ну если не
гением, то совершенно уж точно большим талантом, отправился
в Измайловский парк. Он рассчитывал, что народ начнет
расхватывать картины, словно дешевые яйца, но через месяц
стало понятно - надеяться на заработок нечего. Рынок
полнился произведениями на потребу малоинтеллигентной
публике: щекастые младенцы держали на коленях умильных
щенков, обнаженные девушки парились в бане, особняком висели
полотна с изображениями Дракулы, Джеймса Бонда, Супермена и
Микки-Мауса... Их автор, худой мужик лет пятидесяти, у
которого в день убегало по пять полотен с Гуффи, Мак-Даком и
Винни-Пухом, один раз сказал, угощая совсем озябшего Федора
стаканчиком кофе:

- Кончай фасон давить, мы тут все как один Рембрандты,
никому твои запятые не нужны, пиши, что народ требует. Я,
между прочим, знаешь какие натюрморты делал? Только жрать
e.g%bao...

Но Федор лишь презрительно хмыкнул. Во все времена
современники не понимали гениальных живописцев. Ван Гог умер
в дикой нищете, Мане вечно побирался по знакомым, да что там
импрессионисты, стоило вспомнить хотя бы великих
голландцев... Большинство из них всю жизнь простояли с
протянутой рукой... Однако ни кошечек, ни собачек с
бантиками они писать не собирались. Ну и где теперь те, кто
работал в прежние века для услады тугих кошельков? Не
осталось от них ни работ, ни имен. А Ван Гог и Мане висят в
Лувре и в галереях по всему миру. Феденьке хотелось
вселенской славы. И еще беда. Он мог творить только по
вдохновению, когда за окном играл хороший солнечный свет.
Сумрак давил на Лузгина, ввергал его в депрессию, не
хотелось не то что "малевать", даже вылезать из-под
одеяла...

Катя тоже сначала пыталась пробиться со своими
полотнами, на которых всеми цветами радуги переливались
разноцветные шарики, кубики и дуги... Но потом девушка
поняла, что следует срочно менять направление.

Чего только не делала бедная Катька, чтобы хоть чуток
заработать! Расписывала матрешек, подделывала палехские
шкатулки, сидела в подземном переходе с мольбертом, зазывая
народ обещанием в десять минут сделать шарж... Но все
попусту, редких гонораров хватало лишь на кефир и самые
дешевые булки. Катя одевалась в секонд-хенде и чувствовала
себя совершенно несчастной. Но потом фея удачи расправила
над Виноградовой роскошное крыло. Катюшку позвали в галерею
"Арт-Мо".

- Куда? - переспросила я.

- "Арт-Мо", - повторил Федор, - там работала Машка
Говорова, ближайшая подружка Катьки. Она тоже в нашем
институте училась. Вот Говорова и посодействовала подружке.

Чем Катя занималась в галерее, Лузгин не знал, их
отношения к тому времени испортились вконец, но у бывшей