своему страшному шагу. И мне важно знать, о чем именно она думала и по-
чему готовилась к этому.
разговор коснулся чего-то такого, что могло бы быть ему интересным.
метки делала Люба, то совершенно очевидно, что она долго размышляла над
вопросами греха, вины и наказания. О каком грехе идет речь, Виктор Ива-
нович?
гадывался. Как все одинаково в этом мире, подумала она. Стрельников
скрывает от следствия любовную переписку своей невесты, чтобы не бросать
тень на ее доброе имя. Виктор Иванович Сергиенко знает о своей дочери
чтото порочащее, но тоже молчит, чтобы сберечь ее репутацию. Хотя ни Ми-
ле Широковой, ни Любе повредить это уже не может, им уже все равно.
знал.
кой, с которой училась в колледже, а потом работала.
спрашивали, не приходила ли к нам Мила после возвращения, не передавала
ли письма или посылки от Любочки.
четкими, и поняла, что ему удалось наконец собраться. Вероятно, что-то в
разговоре его напугало или напрягло, и он усилием воли заставил себя
сосредоточиться, чтобы не проговориться о чем-то важном, существенном.
простенькую ловушку, в которую он тут же и попался. Стыдно, конечно,
ставить психологические эксперименты на человеке в таком состоянии, но
что поделать, когда у тебя на руках два трупа и ни малейшего просвета в
поисках убийцы. Может быть, действительно Люба Сергиенко убила свою под-
ругу Милу Широкову? Это было бы лучше всего. Быстренько дособрать необ-
ходимые доказательства, провести экспертизы и закрыть дело в связи со
смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности.
близкой подружкой Любы и ни разу не зашла к вам ни после своего возвра-
щения из Турции, ни после приезда Любы? Поставьте себя на место вашей
дочери, и вам сразу станет понятно, почему я так удивляюсь. Вы находи-
тесь в чужой стране, работаете, зарабатываете деньги, и вдруг ваш хоро-
ший знакомый говорит вам: я еду в Москву, твоим родным что-нибудь пере-
дать? Вам жить за границей еще долго, несколько месяцев, вы скучаете по
дому, так неужели вы не воспользуетесь возможностью написать письмо и
передать какой-нибудь подарок, какой-нибудь грошовый сувенирчик, просто
чтобы сказать любимым и любящим родителям: со мной все в порядке, я вас
помню и люблю. Ведь Люба была хорошей дочерью, любящей, правда?
вам письмо и посылочку? Я не жду от вас ответа, потому что вы этого от-
вета не знаете. Вот вы сказали, что Люба после возвращения из-за границы
была вялой, потеряла интерес ко всему, на работу не устраивалась. Допус-
тим, вы не знали точно, что с ней случилось, но разве вас не удивило,
что рядом с ней в этот момент не оказалось самой близкой подруги?
так... Мне Стрельников не нравился, он намного старше Любочки, деловой
очень, денежный... Не пара она ему. И я просто радовался, что она после
Турции вернулась домой, а не к нему. Я надеялся, что их отношения закон-
чились, и радовался, что она живет дома. Вот и все.
ри?
ли, настолько сильно, что потеряла сон и аппетит, исхудала и почернела
от горя?
такие сценарии она проходила множество раз. Человек поддерживает беседу
ровно до того момента, пока она не носит угрожающего характера, пока не
приближается к опасной черте. Как только эта черта оказывается слишком
близко, начинаются истерические выходки, только мотив меняется в зависи-
мости от ситуации. Подозреваемый начинает кричать о своей занятости и о
том, что тратит драгоценное рабочее время на глупые разговоры с глупыми
сотрудниками глупой милиции. Потерпевшие, чувствующие за собой какую-ни-
будь вину, напирают на жестокость и бесчеловечность работников милиции,
которые в тяжелый, трагический момент лезут со своими расспросами.
жели вам непонятно? Вы же женщина, у вас должно быть элементарное сост-
радание... Перестаньте меня мучить...
лестницу была приоткрыта, и оттуда доносился сочный веселый голос Гурге-
на Арташесовича Айрумяна, рассказывавшего не в меру любознательным сосе-
дям какие-то забавные случаи из собственной экспертной практики.
собирайся, закончим на сегодня. Бери деда Гургена и веди его в мою маши-
ну, сначала его отвезем, потом тебя.
вниз, к выходу.
ливаясь по ступенькам на своих толстеньких коротеньких ножках.
лифта здесь можно прождать минут десять, этажей-то целых шестнадцать.
ного у соседей узнали.
тельные. Слух о том, что "дочка у Сергиенков за границу за длинным руб-
лем подалась", распространился в свое время по всему дому. Посему, как
ты, сладкая моя, понимаешь, внимание к девушке после ее возвращения было
сильно повышенным. Как одета, что привезла, как ходит, как смотрит, как
говорит, ну и так далее. И очень всех их удивляло, что ходит Люба все в
тех же юбочках и кофточках, что и до поездки, на иномарке не ездит и во-
обще никаких признаков особенности в ней не замечалось. Стали, естест-
венно, присматриваться еще внимательнее. Чуть не в рот ей заглядывали,
может, у нее зубы платиновые или пломбы из бриллиантов. Ну в чем-то же
должно сказываться, что человек полгода за границей проработал. Не за
просто же так он там лямку тянул. Короче, живет себе Люба Сергиенко ти-
хой незаметной жизнью, а за ней, оказывается, двадцать восемь пар глаз
круглые сутки наблюдают. Так что если тебе, ненаглядная моя сыщица, доб-
рожелательные свидетели нужны, то ты их поищи среди соседей, они тебе
все обскажут про покойницу, и куда ходила, и когда ходила, и какие тру-
сики при этом надевала. Я там одну бабку приметил, особо информирован-
ную, ты с ней поговори.
прислонившись к капоту голубых "жигулей" Ольшанского.
чего, целыми днями в окно таращится, поэтому каждый выход Любы из дому
может тебе с подробностями описать. И знаешь, куколка моя целлулоидная,
бабка эта, похоже, что-то знает про Любу. Уж больно выражение лица у нее
было хитрое и многозначительное. Ты ее потереби, не поленись, чует мое
старое сердце, что от бабки этой толк будет. У тебя зонт есть?
воды не боишься, потому как молодая еще и глупая. А я, если промокну, то
непременно простужусь, чего в моем почтенном возрасте и при моей стар-
ческой одышке допускать уже нельзя. Так что ты мокни, ежели тебе так
нравится, а я пошел обратно в подъезд.
Ольшанский, Игорь Лесников и Олег Зубов. Следом за ними санитары вынесли
на носилках тело Любы Сергиенко. Последним из подъезда вышел Виктор Ива-
нович. На него было страшно смотреть. Носилки запихнули в машину, хлоп-
нули двери, заурчал двигатель. На милицейской машине уехали Лесников и
Зубов, затем тронулись и "жигули" Ольшанского, а Виктор Иванович Серги-
енко все стоял на тротуаре, засунув руки в карманы брюк, и смотрел в ту
сторону, куда только что увезли мертвое тело его единственной дочери.
голоса. Один голос принадлежал ее мужу Алексею, второй был совсем незна-
комым. Она страдальчески поморщилась. После такого тяжелого дня ей, вы-
мокшей под дождем, хотелось принять горячий душ и лечь, и чтобы Лешка