тесном кругу невозможно никого ни о чем спросить, я уже не говорю - доп-
росить, потому что какие могут быть серьезные разговоры между своими? Ты
разговариваешь с человеком, которого подозреваешь в преступлении, а он
на все твои доводы отвечает: да ладно, да брось ты, ну мы же свои люди,
ты же понимаешь. И хлопает тебя по плечу. И предлагает выпить. А чуть
что не так - будь уверена, тут же поступит звоночек твоему Гордееву, с
которым они или в санатории вместе отдыхали, или на банкете водку пили,
или еще как-нибудь знакомы. Ты что же это, Виктор Алексеевич, ты давай
ребят своих приструни, не годится так, обидели, понимаешь. В общем, нап-
лачешься.
к ним не выпустит. Плакать будут наши мальчики. Как ты думаешь, папа,
почему меня Колобок на привязи держит?
быть, он знает про твои... м-м-м... мягко говоря, про твои особенности?
Но ты же не говорил? - Она вопросительно подняла голову.
хоть и знаю его давным-давно. Вот, кстати, тебе еще пример тесноты наше-
го круга. Вообще запомни: этим отличаются две профессии - юридическая и
медицинская. Только если в медицине династии приветствуются, то у нас -
нет. Считается, что если папа врач, мама врач, сын врач, то это семейная
приверженность идеалам гуманизма. А если юрист - сын юриста, то все ду-
мают, что непременно блатной, что папочка сынка пристроил.
тиж, и власть, и, соответственно, возможности. Часть сынков и прочих
родственников и в самом деле были "пристроенные". Но другая-то часть -
она совсем иная. Порой это даже бывает трудно объяснить. Вот ты, напри-
мер, - типичная милицейская дочка. Прекрасно училась в физико-математи-
ческой школе, перед глазами, с одной стороны, блестящая карьера матери,
с другой - этот твой суперматематик Лешка. А ты? Пошла в милицию. Можешь
объяснить, почему?
Твой родной отец в милиции никогда не работал.
папаша, рассказывайте мне про ваши околонаучные дела.
Филатову. День, когда освобожденный после семидесяти двух часов пребыва-
ния в камере Дмитрий Захаров решил, что убийцу своей случайной попутчицы
он бы задавил собственными руками. День, когда давно и глубоко женатый
Юра Коротков ни с того ни с сего понял, что влюбился в свидетельницу Лю-
ду Семенову, тридцати девяти лет, замужнюю, мать двоих детей. День, ког-
да над ничего не подозревающим полковником Гордеевым проплыло легкое
светлое облачко, которого Виктор Алексеевич и не заметил.
ков, Ларцев и Доценко, работавшие по делу Филатовой и проверявшие версии
убийства из корыстных побуждений или из ревности, приходили на работу
измученные и раздраженные.
Володя Ларцев после беседы с преподавателем Академии МВД Богдановым. - Я
его спрашиваю про Филатову, а он смотрит на меня своими холодными глаза-
ми и вдруг цедит сквозь зубы: "Вы какой вуз оканчивали? Ах, Московскую
школу! Вам оперативно-розыскную деятельность, наверное, профессор Овча-
ренко читал? Сразу видно, что он вас ничему не научил. Вы совершенно не
умеете вести опрос". Каково, а?
Корецкого оказались беспочвенными: на правах старого друга дома он оста-
вался в квартире у Филатовых, помогая готовить стол для поминок. Из всех
проверяемых по версии "ревность" он был самым приятным собеседником, но
это, подумал Коротков, скорее всего оттого, что сотрудники ГУВД были
прикреплены к другой поликлинике, что лишало Корецкого возможности неб-
режно бросить: "Кто ваш начальник? Гордеев? Знаю, знаю, он у меня лечил-
ся".
но брошенного Валеры с двумя автотранспортными судимостями, было твердое
алиби и полное отсутствие мотивов для убийства. Семенова не преувеличи-
вала, когда говорила, что Ирина умела организовывать свою личную жизнь,
ни в ком не вызывая ни ревности, ни подозрений.
свои зарплаты, в коммерческой деятельности участия не принимали, богаты-
ми наследниками не были. Из драгоценностей в доме были две золотые це-
почки, одна Иринина, другая - с кулоном - ее матери, и три обручальных
кольца - самой Ирины и ее родителей. Как сказал отец, Ирочка предпочита-
ла серебро, но и его было немного, хотя вещи отличались изысканным вку-
сом. Много денег Филатова тратила на книги, любила дорогую парфюмерию и
особенно духи. Одежда, напротив, была недорогая и, как выразился Миша
Доценко, повседневная. Нет, никаких признаков того, что в семье есть ка-
кие-то доходы помимо зарплаты, не видно. Ни машины, ни дачи. Оставался
невыясненным вопрос о деньгах на кооператив, которые Ирина будто бы
должна была откуда-то получить. Отец об этих деньгах ничего не знал, как
и вообще о том, что Ирина собиралась вступать в ЖСК: "Ирочка очень
скрытная была. О радостных событиях никогда не сообщала заранее, всегда
постфактум. А о неприятностях тем более не рассказывала". Вопрос так и
остался открытым, но был признан Ларцевым и Доценко потерявшим акту-
альность, так как история произошла, как выяснилось, в 1987 году, то
есть пять лет назад.
глубокомысленно заявил Ларцев. - Переходим к менее волнующим проблемам.
знаешь, зачем?
свою радость. Еще бы! Это же повод позвонить Людмиле! "Уймись, дурень, -
мысленно осадил он себя. - Она про тебя и думать забыла. Очень ты ей ну-
жен". Но на поверхность сознания чья-то коварная рука упорно выталкивала
воспоминание о ее тихом голосе: "Я не шучу. Женитесь на мне".
говорят: пришла беда - отворяй ворота), то любовь должна тянуться к люб-
ви. Ибо влюбленный в свидетельницу Семенову сыщик Юра Коротков узнал из
разговора с ней нечто такое, что позволило вновь поднять закрытый было
вопрос об убийстве Ирины Филатовой на почве неразделенной любви.
геньевич, по утверждению Людмилы Семеновой, ухаживал за Ириной, причем
делал это отчаянно и весьма своеобразно. Сначала были чуть не ежедневные
посещения института с цветами и подарками, публичное целование ручек,
приглашения всех сотрудников отдела на принесенный свежайший торт, воск-
лицания: "Ирочка, я ваш раб! Ирочка, вы - совершенство!" Ирину это отк-
ровенно забавляло, она мило улыбалась, подшучивала над ухажером, но его
это ничуть не обижало.
ты. Павлов перестал наезжать в институт и превратился в злобного
мальчишку, который дергает за косы и старается побольнее ущипнуть как
раз ту девочку, которая ему нравится. Он буквально терроризировал Иру,
постоянно придирался к подготовленным ею документам, без конца вызывал в
министерство. Но она все сносила, выдержки и терпения ей было не зани-
мать. Штаб - основной заказчик на научную продукцию отдела, и ссориться
с ответственными работниками было нельзя. Влюбленный Павлов стал притчей
воязыцех, а Ирину называли великомученицей и дружно ей сочувствовали.
Может, отстанет".
говорит, нищему в подземном переходе отдаться, чем ему. Хотя, - добавила
Люда, - Павлов внешне очень импозантный, ничего отталкивающего в нем
нет. Этот бугай из Академии, Богданов, на мой взгляд, в десять раз хуже.
Что ж, сердцу не прикажешь, конечно, с кем миловаться - дело вкуса.
пустую чашку из-под кофе и потянулся за пепельницей.
предвкушением наступающего вечера, который принесет с собой прохладу.
попросил Коротков.
того июля я уйду в отпуск и поеду, сменю его на родительской вахте.
ваться полученной информацией. Неожиданно его собеседница добавила:
вполне благополучные семьи. Я старше вас минимум лет на пять. Вы замуче-
ны и задерганы своей работой, а я устала от бесконечных конфликтов дома.
Если вы согласны с тем, что в жизни должны быть светлые пятна, то на
время до десятого июля вы можете рассчитывать.
глаз.
Это, кстати, любимая Иркина фраза.