и Иринка, отдавать ее в специализированную французскую школу имени Поленова
покойная Нина категорически отказалась, несмотря на уговоры Наташи, которая
считала, что в школе, где ее все знают и помнят, легче будет контролировать
успеваемость и поведение Иры. Этой же точки зрения придерживалась и Бэлла
Львовна. Ведь уже к этому нежному еще возрасту маленькая Ирочка ясно дала
всем понять: с ее учебой и школьной жизнью будут проблемы, и немалые. Однако
Нина тогда настояла на своем, кричала, что она мать и никому не позволит
диктовать, в какую школу отдавать ребенка, хотя у Наташи были все основания
подозревать, что Нина упрямится исключительно из-за желания сделать
наперекор мнению Бэллы Львовны.
собирается уходить.
Староконюшенный переулок.
сегодня воскресенье и школа закрыта, так что никто не даст ей адреса
Люлькиных. Что же делать? Вспомнив собственное арбатское детство, она решила
все-таки дойти до школы, ведь учебный год начнется через несколько дней,
большинство детей уже вернулось в Москву, но не сидеть же им дома, тем паче
в такую чудесную погоду. Наверняка играют на улицах и в школьном дворе. А
среди играющих вполне можно найти тех, кто знает, где живет шестиклассник
Люлькин.
земле и задумчиво разглядывающего огромный кровоподтек на щиколотке.
раненая жертва футбола. - Вали сюда, дело есть!
узнала, что живут они совсем рядом, в Большом Афанасьевском переулке, что
родители еще вчера уехали "на участок" что-то копать и что Ирка Маликова
совершенно точно пошла к ним, потому что не далее как час тому назад
сеструха Надька выперла его из дома, сказав, что к ней придут гости и чтобы
он не мешался под ногами, а когда он шел от дома к школе, то как раз Ирку и
встретил и даже поговорил с ней.
полуподвальном помещении, и Наташа подумала, что до революции это наверняка
была дворницкая. Она позвонила, стараясь держать себя в руках и думая только
о том, как бы увести отсюда Иру без скандала, чтобы не унижать девочку.
прыщавым лицом.
зубов и дешевого вина.
с извлечением малолетки из дурной компании не устраивать. Лучше все сделать
тихо и спокойно, чтобы не вызвать у строптивой Иринки реакции протеста.
брюках. Глаза ее лихорадочно блестели, то ли от вина, то ли от возбуждения,
то ли от поднявшейся температуры. Увидев Наташу, она отшатнулась в испуге.
произнесла Наташа, борясь с желанием схватить девчонку за руку и потащить за
собой.
одна. Бэлла явилась, теперь воспитывать будет по сто раз в день.
своей компанией. У тебя очень плохие швы, разве ты забыла, что доктор
говорил? Если ты будешь убегать из дома, не дождавшись, пока все заживет,
раны так и не затянутся, а потом появятся некрасивые шрамы. Останешься
уродиной на всю жизнь, ни перед одним мужчиной раздеться не сможешь, на пляж
в купальнике не выйдешь. Ты этого хочешь? Пойдем, зайка, пойдем. Потерпи
немножко, вот поправишься окончательно - и гуляй где захочешь. Иди скажи
своим друзьям, что у тебя бабушка заболела, сердечный приступ у нее, и за
тобой пришла соседка, надо помочь. Давай, - Наташа легонько подтолкнула
девочку туда, откуда доносилась громкая музыка и веселые голоса подвыпившей
молодежи.
беспечно щебетала, рассказывая о том, как ездила к детям, и какой смешной
Сашка - поставил Алешу караулить ее возле пролома в заборе, и какой
трогательный Алешка - собирался заплакать, узнав о смерти дедушки, но не
решился делать это в одиночку, без братика. Она боялась спугнуть Иру, потому
что понимала: одно неверное слово - и та сорвется и снова убежит в Большой
Афанасьевский, в этот тухлый сырой подвал. И что, бежать за ней следом,
хватать за руки, кричать? Чудовищно!
на ключ.
что, надеть нечего?
сама знаешь. А твои вещи на размер больше, мне в них не больно. А ты что,
рассердилась, что я твою куртку взяла? Ты же мне всегда разрешала свои вещи
надевать, даже сама предлагала.
человеческого обращения, мне придется применять к тебе крайние меры. До
первого сентября ты будешь сидеть дома, вот в этой комнате, под замком.
Выходить будешь только на кухню и в туалет, и только тогда, когда тебе
разрешат. Первого сентября пойдешь в школу, и если не дай бог ты позволишь
себе хоть один глоток вина, хоть одну затяжку сигаретой, имей в виду - я
тебе больше не сестра. Делай со своей жизнью что хочешь, но на мою помощь не
рассчитывай.
глазами. - Нечего тут из себя строить.
том, в какую историю ты попала и почему это произошло. Ты уже забыла, как ты
плакала, называла себя дурой и клялась мне, честное слово давала, что будешь
вести себя нормально? Забыла, да?
радуйся, что по чистой случайности ты осталась жива. Если будешь продолжать
шляться с пьяными компаниями, вместо того, чтобы учиться, то очень скоро
попадешь в очередную неприятность, только в следующий раз все может
закончиться гораздо хуже. И еще одно запомни: я - твоя сестра, а Бэлла
Львовна - твоя бабушка. И то, что мы говорим, для тебя должно быть
обязательным.
мне навязывать эту... Мне такие родственники не нужны.
ярости. Ах, мерзавка, Полина Михайловна, ах, старая пьяная дрянь,
сумела-таки заразить девочку своим антисемитизмом.
чтобы не заорать, - если ты еще раз позволишь себе сказать что-либо
подобное, я тебя убью. Запомни это.
замке. На этот раз снаружи. Все хорошо, все в порядке, она сумела не
сорваться на визг и площадную брань, она удержалась от того, чтобы ударить
Иру, хотя видит бог, как ей этого хотелось в последний момент. Ей удалось
найти ее и привести домой без громких криков и пошлых сцен. Все хорошо, все
в порядке, все хорошо, все в порядке...
наощупь Наташа добрела до комнаты родителей, вошла туда, открыла дверцу
серванта, схватила первую попавшуюся под руку тарелку и с остервенением
швырнула ее в стену. Глуховатый стук осыпавшихся на паркет осколков отрезвил
ее, темные круги исчезли, раскаленные тиски разжались. Она рухнула на диван,
обхватив голову руками. Боже мой, что же делать, как уберечь Иринку, как
сохранить ее? Да что же это такое, в четырнадцать лет ведет себя как... И
никто с ней справиться не может. Ведь на грани жизни и смерти балансировала,
уже ТУДА заглянула, чудом спаслась - и никакого толку. "Марик, милый мой,
дорогой Марик, как хорошо, что ты уехал и не видишь, каким уродом растет
твоя девочка, твоя случайная дочь, - Наташа снова мысленно разговаривала с
ним. - Ты просил меня заботиться о ней, не бросать ее, и я тебе это обещала,
но разве ты мог предполагать, на какую каторгу меня обрекаешь? Ты же не мог