ДАНИЛ КОРЕЦКИЙ

СЕКРЕТНЫЕ ПОРУЧЕНИЯ

Изд. МОСКВА, "ЭКСМО-ПРЕСС", 1998

OCR Палек & Alligator, 1999 г.

Часть первая

ЮРИСПРУДЕНЦИЯ И ЖУРНАЛИСТИКА

Глава первая

ВЕРБОВКА С НЕПРИСТОЙНЫМ ПСЕВДОНИМОМ

Тиходонск, 27-28 мая 1991 года.

- Тебе холодно? - удивился Сергей, чувствуя, как над бровью собирается
пот.

- Нет.

- У тебя кожа пупырышками.

- Просто волнуюсь, - сказала Антонина.

Странно. Она не та девочка, чтобы волноваться в подобной ситуации.

Словно подтверждая эту мысль, Антонина взяла его огромную ладонь и
просунула дальше в вырез блузки. Сергей вспотел еще больше. Огрубленная
металлом кожа ощутила мягкую грудь и напряженно вытарчивающий сосок.

"Как бы не оцарапать", - озабоченно подумал он, наклоняясь к пахнущему
духами лицу.

На этот раз она не ускользнула вниз и не отвернулась, напротив - подалась
навстречу, раскрывая горячие губы. Ему показалось, что порыв не очень-то
искренен: вон и глаза не закрыла, косит куда-то в сторону... Но посторонние
мысли тут же исчезли...

Язык его оказался в узкой влажной полости, девушка то с силой всасывала
его в себя, то отпускала, ритмично двигая головой взад-вперед. Чувствовался
немалый опыт. Чего же она строила из себя целку столько времени?

- Ну, что? - она отстранилась, с любопытством разглядывая кавалера. -
Понравилось?

- Мгм, - промычал Сергей. Он обвел глазами подсвеченные фонарями старые
липы, усеянную мусором траву, темные провалы расходящихся аллей. Осторожно
дотронулся распухшим языком до неба.

- Ясный перец, крошка.

Антонину никогда не обижали мужским вниманием, это точно. На втором курсе
у нее был дружок-араб, потом был немец из торгового представительства, потом
пакистанец, а потом два сирийца, которые в конце концов порезали друг друга
и у одного из них вытек глаз. Да еще этот отирался, с юрфака, в твидовом
пиджаке а-ля Пинкертон. Он дарил ей розы и с загадочным видом курил прямую
короткую трубку.

Это только то, что на виду, какой была подводная часть айсберга,
оставалось только догадываться. Но все это в прошлом, теперь настала его,
Серегина, очередь. Она крутила, крутила хвостом, но теперь, похоже, сдалась.
Может, прямо сейчас и даст - мало ли в укромных местах скамеек... А раз так,
он наведет порядок. Его баба - это его баба. Всем отвала на полкило. Кто не
спрятался, я не виноват.

- Еще раз увижу, что он рядом с тобой отирается - ноги повыкручиваю, -
сказал Сергей.

- Кто? - Ресницы Антонины удивленно щекотнули его щеку.

- Сама знаешь.

- Не знаю. Ты про Омара?

На кончике языка, похоже, выросла шишка - будто горячую котлету целиком
проглотил. Сергей вздохнул и повторил:

- Сказал: ноги повыкручиваю.

- Может, Сахи?

- Нет, не Сахи.

- Наверное, Денис.

Теперь ресницы трепетали где-то на шее.

- Я его заставлю трубку проглотить, - сказал Сергей.

- Ага.

Спина Антонины выгнулась, округлые груди вывалились из расстегнутой
блузки, а бедра внутри были мягкими и горячими, будто она все время держала
грелку между ног.

Сексуальная стерва, этого у нее не отнимешь. Как-то явилась на занятия в
голубых "дизелях" в обтяжку, и декан поспорил с преподавателем стилистики на
ящик "Двина", носит ли она трусики. Оказалось, носит. Только французские,
тончайшие, невиданной формы: треугольничек впереди - и все, даже рука не
отличит, где кончается белье и начинается тело. Доцента Голуба после этого
открытия три дня трясло. Он угрохал месячное жалованье на коньяк, вусмерть
разругался с деканом, ушел из семьи, ночевал в контейнере на заросшем
бурьяном садовом участке, а потом якобы предложил Антонине выйти за него
замуж. Говорят, она трахнула его еще разок - из сочувствия. И послала
подальше.

А может, все это просто болтовня.

Вполне даже может быть. Вот Серега, то бишь Сергей Курлов, ходил с
Антониной уже целых два месяца, и за все это время, вплоть до сегодняшнего
дня, ничего ему не упало. Ну ни грамма. Сказать кому - не поверят.

Они ходили по Пушкинскому скверу, ходили в кино, в гриль-бар "Под якорем"
ходили, даже в кабак пару раз... И что? Да ничего, ровным счетом! В темном
кинозале он притянул ее вплотную и только кофточку расстегивать, как она
глазищи вытаращила и прокричала ужасным шепотом: "Ты что, с ума сошел?!" И в
баре, когда под столом коленки погладил и чуть выше полез - то же самое.
Главное, без наигрыша, искренне, глазищи чистые и голос дрожит от
возмущения... Думал, думал Серега и решил, что брешут про нее все. Из
зависти: все хотят, а никому не обламывается...

А хотят все без исключения, это невооруженным глазом видно. Мужики на нее
очень недвусмысленно пялились, даже если у кого на руке супруга законная
висела или детишки. А многие липнуть начинали. Все время липли, будто медом
им намазано. В основном это были или пьяные, или нарождающиеся скоробогачики
из кооператоров да предпринимателей, на дорогих тачках. Денег полные
карманы, рожи квадратные, глазки поросячьи, каменные челюсти. Сергею хочешь
не хочешь приходилось разговаривать с ними со всеми, хотя какие с этим
быдлом разговоры... Приходилось или в торец заезжать, или "мельницу"
крутить, или заднюю подсечку демонстрировать. Силу все понимают, сразу
отставали, без вопросов, и они с Антониной продолжали ходить дальше.

Волынка эта продолжалась до сегодняшнего дня. Непонятно почему, но именно
сегодня, именно здесь, на этой скамейке в обезлюдевшем Октябрьском парке,
Антонина вдруг прониклась пониманием, сбросила маску недотроги и сразу стала
самой собой. Красивой опытной стервой.

- Ты не бойся, - ласково прошептала она. - Мне не больно.

- Я не боюсь, - хриплым голосом сказал Сергей. - Просто руки вспотели.

- А у меня они никогда не потеют.

Она сложила свою сухую узкую ладошку ковшиком и положила поверх замка
Сережиных джинсов, прямо на вздувшийся, горячо пульсирующий бугор - будто
птичку поймала. И сжала легонько. Сергей чуть не взвыл.

- Ладно. А теперь пойдем, - сказала Антонина, убрала руку и встала.

- Куда? - поднял голову Сергей.

- У меня подруга живет на Богатяновке, родители уехали, и она нас пустит
хоть до утра...

Вот так. Ясно и понятно. Но чего она тогда привела его в парк, чего
сидели, дожидаясь темноты, он даже о замызганных скамейках стал думать... Ну
да ладно, какая разница...

Сергей, в котором было метр девяносто росту и центнер с гаком весу,
конечно, все сделал так, как она сказала: встал и пошел. Даже рюкзачок ее
вызвался поднести - новенький, из мягкой рыжей кожи, с серебряной нашлепкой
"Дэниел Рей".

- Спасибо, я сама, - сказала Антонина, забрасывая рюкзачок за плечо. Зато
когда Сергей приобнял ее и руку откровенно положил на упругую грудь - не
возразила ни словом, ни жестом.

Аллея напоминала туннель с желтыми пятнами света под нечастыми фонарями.
Когда они входили в очередной световой круг, девушка слегка отстранялась, но
потом вновь прижималась, даже еще плотнее.

- Подожди, ты куда? - вдруг врубился Сергей. - Нам в другую сторону!

- Я в туалет хочу! - напряженно ответила Антонина.

- Ну ты даешь! Да здесь за каждым кустом туалет!

- Нет, мне так не нравится...

- Ну ты даешь, - повторил Сергей. - Да он небось и закрыт давно!

- Сейчас посмотрим.

Впереди тусклый фонарь освещал каменные ступеньки, вытянутая коробка
нужника с загнутыми под прямым углом входами в мужское и женское отделения
терялась за деревьями, только отдельными фрагментами угадывались беленые
стены. Сергей знал, что они испещрены непристойными надписями. Это было
самое глухое место в парке. По слухам, днем здесь собирались гомосексуалисты
и проститутки. А ночью вряд ли кому-нибудь могло стукнуть в голову прийти
сюда помочиться. И чего она придумала? Ну да ладно, не важно. Важно сейчас
совсем другое...

С удовлетворением собственника Сергей провел ладонью по гибкому телу,
чувствуя, как тонкая ткань трется о гладкую кожу, как горячие ягодицы плавно
двигаются в такт шагам... Сейчас все его внимание было сосредоточено на
этом. И еще на языке, который ныл не переставая, заставляя думать о всяких
приятных неожиданностях, которые ожидают там, на Богатяновке.

- Подожди меня здесь, - Антонина направилась к ступенькам. Короткая юбка
высоко открывала белеющие в сумерках ноги. Невысокие каблучки открытых