любовный треугольник, но Нике и Никите все никак не приходило в голову
посмотреть со стороны. Никита, как на зло, был совершенно неревнив и жутко,
по-детски, доверчив. Он верил Нике, верил Гришке. Ревность была для него
категорией абстрактной и комичной.
не могло быть речи ни о какой любви с этим провинциальным партийным
молчуном.
напряжение. Все длинней и многозначительней становились паузы в разговорах,
все настойчивей он ловил ее ускользающий взгляд, а однажды поймал ее руку,
стал быстро, жадно целовать пальцы, и лицо его при этом было таким, что
лучше бы она не видела... Никогда, ни разу у Никиты не было такого лица.
Ко всему прочему, он был еще и красив, и обаятелен, и удивительно остроумен.
Успех его рос, и уже иногда шелестели страшно знакомые слова: гений и
трагедия художника.
на поэтическом вечере в Доме архитектора. - С ума сойти! Ракитин - и
какая-то врачиха со "Скорой помощи"! Они там все та-акие тупые... Вот
недавно мне пришлось вызвать "Скорую", и приехала какая-то ужасная тетка...
Знаешь, это вечная трагедия художника, рядом со всеми великими поэтами
почему-то всегда оказывались тупые, пошлые женщины.
врачиха со "Скорой" понимать в поэзии? Он ведь гений, а она кто такая?
Пошлая мещаночка.
антракта он остался за кулисами, а Ника сидела в буфете. Разумеется, с
Гришкой.
ладонь ласково, спокойно накрыла Никины ледяные пальцы. Он не сказал ни
слова, он просто смотрел на нее не отрываясь и нежно, бережно гладил ее
руку.
плевел.
сталкивалась с болью, грязью, скотской жестокостью. Иногда после суточного
дежурства ей хотелось уткнуться в чье-то теплое надежное плечо и побыть
немного маленькой, слабенькой, защищенной от холодного злого мира. Но Никиты
рядом не оказывалось, или он писал, закрывшись в комнате, а Гришкино теплое
плечо всегда было к ее услугам.
ссора. Даже сейчас, через многие годы, не хотела Ника вспоминать, как и
почему они с Никитой расстались. Оба были не правы, и формальный повод
оказался настолько грязным, что не давал возможности спокойно все выяснить,
обсудить. Говорить об этом было все равно что ступать босой ногой в дерьмо.
Разумеется, рядом с Никой тут же оказался Гришка, как рояль из старого
анекдота, который случайно стоял в кустах.
детства. И молодости не будет. Хватит с тебя гениев, - говорил разумный
Гришаня, вытирая ей слезы. - Ты навсегда останешься бесплатным приложением к
его таланту, к его славе. Ты станешь частью его кухни, в прямом и переносном
смысле. Ты будешь его кормить, обстирывать, таскать тяжелые сумки. Твои
чувства, мысли, твои привычки он будет наблюдать и переносить на бумагу. Ему
все равно, кто рядом. Он живет только для себя, для своего творчества. Для
него люди всего лишь потенциальные персонажи либо слушатели. Ты будешь
виновата в его творческих кризисах, когда кризис сменится вдохновенной
работой, ты будешь мешать ему творить. А потом ему понадобится новый объект
для художественных наблюдений.
себя, что слушает, и злилась на Никиту. Ужас был в том, что все эти слова
она могла бы сказать сама себе, но не решалась. Гришка просто и ясно
формулировал все ее подсознательные страхи и накопившиеся обиды.
начался бронхит, температура прыгала от тридцати шести до тридцати девяти,
кашель не давал уснуть. Гриша был все время рядом, поил ее с ложечки
грейпфрутовым соком с медом, убирал квартиру, как заправская домохозяйка.
диване с торчащими, как рахметовские гвозди, пружинами. Иногда среди ночи
Ника открывала глаза и видела его рядом, он присаживался на край кровати,
клал ладонь ей на лоб, поправлял одеяло, спрашивал, не хочет ли пить, как
себя чувствует и не будет ли возражать, если он просто посидит рядышком,
совсем немного, потому что ему не спится.
как привязалась - еще не к нему, не к Гришке Русову лично, но к его тихому
теплому присутствию в ее жизни, и постепенно стала понимать, что без Гришки
жилось бы ей на свете значительно неуютней, особенно сейчас, после жуткой,
леденящей душу ссоры с Никитой. Ведь никого не было вокруг, ни мамы с папой,
ни бабушки с дедушкой. Единственная близкая подруга Зинуля, как на грех,
завязла по уши в очередном сложном романе (на этот раз предметом страсти
явился какой-то гениальный скульптор-авангардист из Чувашии). Коллеги и
бывшие сокурсники не в счет, с ними было только приятельство, не более. А
супергероиней, способной преодолевать все жизненные трудности в одиночку,
Ника никогда не была.
шептали, что температура упала, а кашля сегодня почти не было. Ника успела
привыкнуть к его рукам, губам, к его запаху, к теплому дыханию и не
возразила даже тогда, когда он тихо, деловито шмыгнул к ней под одеяло и
прошептал:
чувство, как будто укачало в транспорте.
серию очерков о военных моряках. Вернувшись, сразу примчался к ней, но она
не желала его видеть и сказала, что все кончено, теперь уже точно, навсегда.
бывшая сокурсница Гриши по психфаку университета, ждет от Никиты Ракитина
ребенка. Ей даже сообщили, какой у этой Галины срок, и получалось, что после
трагической ссоры, пока она лежала с высоченной температурой и захлебывалась
кашлем, ее милый, драгоценный Никитушка даром времени не терял.
почти физически ощущала, как ломается хребет ее судьбы, всей ее будущей
жизни, и треск стоял в ушах. Но ни за что на свете она не сделала бы сама
первого шага, не могла снять трубку и позвонить, более того, если звонил
Никита, отвечала сквозь зубы, проклиная свой ледяной фальшивый тон. У самой
все дрожало внутри, коленки подгибались от слабости, а с губ между тем
срывались чужие, злые, ехидные слова.
потому никакого развода не требовалось. Однако она все тянула и сказала
Русову свое окончательное "да" лишь после того, как узнала, что беременна.
Ребенок был Гришкин.
Ника поняла, что все действительно кончено.
карьеру, зарабатывал деньги, нес все в дом, вил гнездо, был замечательным
отцом для маленького Митюши. Никаких претензий к Грише у нее не было.
Совершенно никаких. Идеальный муж. За ним как за каменной стеной.
размер обуви и одежды, знал, какими кремами и шампунями она пользуется, если
ездил за границу по своим чиновничьим делам, то всегда привозил для сына и
для нее множество вещей, не просто дорогих и красивых, а толковых, нужных.
Он никогда не ошибался в том, что касалось бытовой стороны жизни, такой
сложной и нудной, и Ника много раз говорила себе, что если бы осталась с
Никитой, то все это свалилось бы на ее плечи. Вряд ли сумела бы она защитить
кандидатскую, вряд ли имела бы возможность так много и плодотворно работать
в Институте Склифосовского.
изменяет со своей секретаршей. Но отнеслась к этому удивительно спокойно. Не
было ревности, и даже обиды не было.
повод был. Никите достаточно было взглянуть на какое-нибудь симпатичное
личико, и все у нее переворачивалось внутри, а Гришка иногда возвращался под
утро, благоухал чужими духами, и ничего. Подумаешь? Какой чиновник не
балуется иногда со своей секретаршей?
дежурства. Был жаркий, душный июль. Они вышли в институтский сквер. Он
сказал, что с женой развелся, и хватит валять дурака. Она поговорила с ним,
спокойно и холодно, потом они немного погуляли по Сретенке, зашли в какое-то
кафе, он сказал, что не может без нее жить, а она ответила, что ей это уже
безразлично.
няней на даче. Они сами не заметили, что из кафе идут пешком до
Кропоткинской, и не куда-нибудь, а в дом к Ракитиным. Там было пусто. Их