было невозможно. А на подозрениях далеко не уедешь.
разу не касалась морга двадцать второй больницы. В сообщениях Барсука речь
шла, как правило, о поставках небольших партий наркотиков. Толку от Барсука
было мало. Он опускался стремительно, глаза заволокло мутью, мозги тоже,
причем не так от наркотиков, как от природной панической трусости.
двумя приятелями, заходит в пиццерию у метро, Леонтьев думал о том, что,
вероятно, предстоит потерять пару часов на бестолковый, нудный разговор, в
котором, кроме нытья и жалоб на грубую несправедливость мира вообще и его,
злого опера, в частности, ничего интересного не прозвучит.
капустный салат, пиццу с ветчиной, стакан чаю и спокойно уселся за соседний
столик. Место он выбрал таким образом, чтобы Барсук его заметил, но не
сразу, а как бы случайно, в зеркале. Пусть понервничает, повертит головой,
авось станет разговорчивей.
аппетитом уплетали котлеты по-киевски, жареную картошку и громко, не
стесняясь, обсуждали свои впечатления от новеньких девочек, коих, вероятно,
только что, перед ужином, лично проверяли на профпригодность.
индийская такая травка, на баб действует возбуждающе. А то она никак
расслабиться не могла, чуть не сбежала, - со смехом рассказывал один из
товарищей.
спички ковыряя в зубе.
баксов пойдет.
беленькая по сто?
он начал захватывающий рассказ о пережитых ощущениях, но вдруг поперхнулся,
закашлялся, товарищи принялись колотить его по спине. Глаза Сани наливались
слезами от приступа кашля и не могли отлипнуть от зеркала, из которого
приветливо улыбался ему капитан Леонтьев.
кустами.
всегда готов, а тут ребята... Убьют ведь, зачем вам, чтобы меня замочили?
все мы не вечны. А ты, Барсучонок, особенно, с твоей драгоценной
подписочкой.
ним не разговаривал. Он обычно начинал мягко, по-человечески, как бы даже
по-свойски. Саня-санитар хоть и знал, что мягкости там никакой нет, просто у
опера Леонтьева манера такая, а все равно было приятней разговаривать.
что ли, это самое?"
заискивающе улыбнуться и заглянуть Леонтьеву в глаза, - так вы это,
спрашивайте. Я всегда готов.
товарищами-сутенерами за соседним столиком в пиццерии, довольно сильно
испортил капитану аппетит.
ленинец, расскажи мне, кто заплатил, чтобы труп писателя Годунова был
быстренько кремирован по ошибке?
губы в гнусной, специфической улыбочке, Леонтьев понял: что-то знает. Если
не все, то хотя бы что-то.
фамилия-то? - быстро, хрипло затараторил Барсук. - Я разве читаю книжки?
Времени у меня нет читать, откуда я знаю?.. Писатель...
какая-нибудь знаменитость через ваше тихое заведение проходит, вы всегда в
курсе. Любопытствуете, обсуждаете. Писатель Виктор Годунов. Но это
псевдоним. Труп назывался иначе. Ракитин Никита Юрьевич. Он был совсем
обгоревший.
этим трупом? Ну? Быстрее, Саня, у меня времени нет.
писатель?
Давай-ка я сейчас вызову наряд и вместе нагрянем в ваш веселый бардачок.
Тебя отпустим и на глазах у всех тепло поблагодарим.
про что угодно спрашивайте, только не про морг...
поговорить. Вот сейчас задержу тебя по двести тридцатой. Склонение к
потреблению наркотических средств или психотропных веществ. От двух до пяти.
Устраивает? А можно и двести тридцать третью добавить. Незаконная выдача
либо подделка рецентов, дающих право на получение наркотических средств. А в
КПЗ кто-нибудь быстро "маляву" передаст, ксерокопию твоей подписки.
круглый, лет шестьдесят. Бородка рыжая. Лысина.
портрет.
мокрого асфальта.
пришел, посмотрел, и все. А потом я уходил, видел, как он в машину свою
садился.
этот маленький толстый - "диспетчер". Обычно "диспетчеры" оплачивают.
Полгода назад я видел, как он к Куклачеву в кабинет заходил. Тогда Куклачев
брал, но его замочили. А кто теперь берет, не знаю. Сукой буду, не знаю...
изобретательница оригинальных методик по борьбе с курением и алкоголем,
Астахова Зоя Анатольевна не выпускала сигарету изо рта. Но этого мало.
тарелке лежало несколько толстых ломтей жирной копченой колбасы.
дым. Она сидела одна на своей красивой, дорогой, но страшно грязной кухне, в
старом махровом халате, в драных шлепанцах, опрокидывала стакан за стаканом,
жевала колбасу и плакала. Иных способов справиться с тоской, злостью и
страхом у нее не было. Она отлично знала, что никакой аутотренинг, а также
медитация, оздоровительное голодание, обливание ледяной водой, многочасовая
йоговская гимнастика и прочие полезные процедуры ей не помогут. Так худо Зое
Анатольевне еще не было.
щадила. Родиться довелось в жалкой подмосковной деревне, в косой бревенчатой
избе. В детстве колотил пьяный отец, в юности вероломно бросил человек,
которого любила. Но Зоя не сдавалась. Она знала, что должна быть сильной,
здоровой, должна лбом пробить для себя путь в этой сволочной, беспощадной
жизни.
правильно, за москвича. Правда, прожили всего полтора года, но московскую
прописку и комнату в коммуналке она получила, а большего, если честно, она
от своего замужества и не хотела. Потом защитила кандидатскую, написала две
книги о правильном питании и наконец начала зарабатывать деньги. Настоящие
деньги.
осталось у нее на лбу, уже не важно. Сколько есть - все ее. Она себя сделала
из ничего, из забитой, закомплексованной деревенской толстушки, которая
своими грубыми руками только корову умела доить да свинарник чистить.
подмосковную деревню Поваровку к своей старшей сестре Людмиле.
их можно было принять не за сестер, а за мать и дочь. Старая, развалистая,
как квашня, баба. Зубов нет, волосы собраны в жиденький седой узелок, глаза
тусклые, усталые. А все потому, что пожалела свой лоб, не стала пробивать
дорогу в жизни. Замуж вышла рано, за своего, деревенского обалдуя Женьку
Сливко. Не потому, что полюбила, а просто опасалась - вдруг никто больше не
предложит?
вдоволь нагулявшись, женился на Людмиле, уже был хроническим алкоголиком. В