Лерочка спросила:
только ментально-кармический, но и астральный аспект индивида. Ты груб,
необразован и безграмотен в сексуальном плане, - заявила Лерочка, - с этим
надо что-то делать.
вибрировать. С ее нежных уст слетали всякие медицинские и мистические
словечки, от которых у Паши заболел живот и подступила к горлу тошнота. Это
была целая лекция, нудная и по, дробная. Он не дослушал, отправился спать в
другую комнату, на диван, прихватив свою подушку. Однако диван был занят.
Там, свернувшись калачиком, спал маленький лохматый Вандерфулио.
травок вызывал у него отвращение, а нормальной заварки в доме не оказалось.
Как, впрочем, и сахару.
кальсонах, не сказав ни слова, попил воды прямо из-под крана, зевнул во весь
свой беззубый лохматый рот и ушел назад, на диван, спать. Казалось, Пашу он
вообще не заметил, словно перед ним было пустое место.
к тому, что он, Павел, бездуховная бездарная личность, придаток компьютера,
живой мертвец, питающийся трупами животных, может катиться на все четыре
стороны. А она, Лерочка, существо высшее, чистое и правильное во всех
отношениях, никуда из этой квартиры не уйдет. Карма у нее такая - жить в
этой квартире.
с какой стати? О размене Дубровин даже думать не хотел, это дом его
родителей, он здесь вырос. А высшему существу Лере, между тем, было куда
уйти. Сестра успела выйти замуж, вместе с ребенком переехала к мужу. В
двухкомнатной, с родителями, жить можно вполне.
это передалось от мамы и хранилось про запас, на всякий случай. Он-то считал
себя человеком мирным, безобидным, всякая борьба ему была противна. Но тут,
что называется, приперли к стенке. Выгоняли из собственной квартиры.
Нашлись и деньги - программисты в те годы зарабатывали неплохо, Паша
откладывал на машину. Потребовалось полгода, чтобы не только выставить, но и
выписать Леру из квартиры.
половину он отдал Лере.
без мебели и без всяких сбережений. Приторный запах индийских благовоний,
отдающий дешевым туалетным мылом, долго не выветривался, даже после ремонта.
томный взгляд, Дубровин стал относится подозрительно. Если изредка и
возникала с кем-то взаимная симпатия, то, стоило даме проявить
настойчивость, заговорить о превратностях одинокого холостяцкого быта и о
том, что главное для человека - семейный очаг, Паша исчезал из ее жизни
бесследно. Не вспоминал и не жалел ни о чем.
одинокий, осторожный Паша Дубровин увидел тонкую фигурку в светлом плаще ,
под проливным дождем, без зонтика, с поднятой рукой и притормозил, сам не
зная почему.
посту ГАИ, - сказала она.
рядом, на переднем сиденье.
нормальный автовладелец на месте Паши Дубровина стал бы расспрашивать,
сочувствовать, давать советы. Но Павел молчал. Что-то такое было в этой
незнакомой, насквозь промокшей девушке. Слова застревали в горле, он
почему-то так волновался, что чуть не врезался в задницу медленного сонного
троллейбуса.
болезненное чувство. Он ведь сначала даже не разглядел ее толком. Мокрая
каштановая прядь, прозрачный, как карандашный набросок, профиль, запах дождя
и духов.
не сказав ни слова. И никуда не уехал. Кассета с песнями Вертинского давно
кончилась, он сидел в тишине. Только дождь стучал по крыше машины.
смеркаться. Ему вдруг почудилось, будто она уже давно ушла, исчезла,
растворилась в мокрых сумерках, а он не заметил и теперь никогда ее не
увидит. Сердце больно стукнуло и остановилось на миг. Впервые за всю свою
разумную, спокойную тридцатипятилетнюю жизнь Паша Дубровин не мог думать и
анализировать, только чувствовал: если он больше ее не увидит, то, наверное,
умрет.
Он коротко просигналил. Она шагнула к его машине.
не сядет в машину. На самом деле я и сам не знаю теперь, может, я и правда -
псих? Молчу как идиот, волнуюсь. А почему, собственно? Что в ней такого? Я
ведь не мог влюбиться с первого взгляда, с полувзгляда... Этого не может
быть. С мной, во всяком случае".
переднюю дверцу.
не взяли денег и уже потратили на меня столько времени.
решалась сесть в машину.
наконец на переднее сиденье, - вы очень меня выручили. На самом деле я
здорово опаздываю. У меня спектакль через полчаса.
полумраке салона светилось ее лицо, умытое дождем. Глаза казались огромными,
совсем черными. Паша впервые решился посмотреть ей прямо в глаза и тут же
понял, что пропал. Влюбился, окончательно и бесповоротно.
кинопутешествий" и старые советские фильмы.
неподалеку от Кропоткинской. Она попросила въехать во двор и остановить
машину у служебного входа. Ей навстречу выскочила какая-то полная дама в
развевающемся шелковом платье и закричала:
человека куда-нибудь на хорошее место. Без него я бы пропала. У меня машину
угнали.
гаишник, надо дать хорошую взятку, тогда найдут, - тараторила дама.
огромными кусками разрисованного картона. Мимо проносились люди в гриме, в
странных костюмах. Катя сунула Дубровину в руку какие-то смятые бумажки и
тут же исчезла за дверью гримуборной.
Отличный повод, чтобы дождаться после спектакля...
краю, в третьем ряду, было чуть ли не единственным свободным. Свет уже
погас, живой оркестр играл увертюру. Это была незнакомая модерновая музыка,
от которой у Паши сразу заболела голова.
спектакля?
пустота и в центре - высвеченное прожектором бесформенное сооружение из
фольги и проволоки. Вой оркестра нарастал, сделался невыносимым. На сцене,
рядом с непонятной проволочной конструкцией, появились два молодых человека
в черных трико. Видны были только белые лица и кисти рук.
светом. У Паши заслезились глаза, и ему стало жалко артистов, которые должны