институт, но не добрал баллов, потом ушел в армию.
оборудовал настоящую лабораторию. Для того чтобы сконструировать взрывное
устройство, достаточно знать химию и физику на уровне средней школы. А если
знания чуть выше этого уровня, голова светлая и руки толковые, то можно
достичь небывалых успехов. Такие безобидные вещества, как марганцовка,
сахарная пудра, сера, селитра, активированный уголь, доступны любому, купить
их можно свободно и открыто, не вызывая ничьих подозрений.
оружие. Он постоянно совершенствовал свои смертоносные игрушки. Главной его
целью оставалась банда. Но иногда, видя слишком уж бесстыдные проявления
зла, он не выдерживал. Случалось это крайне редко. Потом каждый раз он
испытывал странное чувство звенящей ледяной пустоты в душе. Он не мог
понять, то ли это легкость от сознания выполненного долга, то ли душа
леденеет, делается пустой и безжалостной. Он убеждал себя, что хитроумные
взрывные устройства, над которыми он колдует в своей тихой кладовке, надо
иногда испытывать. А как же иначе?
он мерз на ветру, промокал под дождем, парился на солнце, ждал аккуратного
толстячка. Но встретил его случайно совсем в другом месте.
Бригада ремонтников, в которой работал Володя, была направлена туда по
разнарядке. Во время перерыва Володя поднялся из метро на улицу, побежал к
ларьку купить горячих бутербродов и буквально налетел на толстячка.
скрылась в проходной макаронной фабрики.
раннего утра дежурил у проходной. Он понял, что господин на этой фабрике
работает. Оставалось узнать, где он живет. Володя выяснил и это. Теперь
следить стало проще. Он понимал, что, скорее всего, пожилой господин имеет
косвенное отношение к банде. Настоящие грабители молоды и выглядят совсем
иначе.
плечистым парней в дорогой лайковой куртке и широких приспущенных штанах.
Именно так, по Володиным представлениям, и должен выглядеть настоящий
бандит.
новенькой синей "шестерке", встречался со стандартными длинноногими девицами
(Володя насчитал их три штуки), шлялся по барам и казино, сшивался на
оптовых рынках.
почувствовал, что вот наконец удалось ему выйти на живой след. Но случилось
непредвиденное: владелец синей "шестерки" был арестован. Это произошло у
Володи на глазах, просто и буднично, совсем не так, как показывают в кино...
Толстячок мирно ездил каждый день на свою макаронную фабрику, оттуда домой и
ни с кем не встречался. Володя пытался выдумать предлог, чтобы позвонить
следователю. Но так и не выдумал. И только через три месяца ему пришла
повестка в суд. Его вызывали в качестве свидетеля. Оказалось, что за это
время успели взять еще двоих членов банды. Взяли совсем по другим делам, но
тот, первый, вдруг стал "колоться", рассказывать об ограблениях.
убийцам, показались Володе невероятно мягкими. Он не чувствовал
удовлетворения. Зло все еще не было наказано. Из показаний обвиняемых он
понял, что главное зло сосредоточено в одном человеке, которого никогда не
поймают. Даже члены банды не знали, как зовут их главаря. Во всяком случае,
никто ни разу не назвал фамилии этого человека.
кличкой Сквозняк.
Глава 6
"мама", не "папа". Звучало оно длинно, красиво и грозно: "олигофрения".
Одна нянька приходилась на двадцать малышей, ей едва хватало сил мыть
двадцать обкаканных задниц, запихивать двадцать резиновых сосок в орущие
слюнявые рты. От многолетней усталости, от смехотворной зарплаты, которую
платили за каторжный труд, нянька совсем озверела. Возможно, где-то на самом
донышке души и осталась простая человеческая жалость к вечно грязным,
диатезным, опрелым, никому на свете не нужным детенышам. Но в повседневной
работе эта жалость никак не проявлялась. Не было на нее ни сил, ни времени.
Свою работу нянька делала молча, строго по расписанию. Детский крик стал для
нее настолько привычным, что часто она вообще переставала его слышать, а
воспринимала как некий обязательный неприятный фон.
которые рождались нормальными, здоровыми, без родовых травм и наследственных
недугов.
по головке, нашептывать всякую ласковую ерунду. Но это невозможно, когда
всего одна нянька на двадцать малышей.
без зазрения совести, штамповали здоровым детям стандартный диагноз:
"олигофрения в стадии дебильности". Нет, никакого злого умысла в этом не
было. Просто в специнтернатах для умственно отсталых детей педагоги получают
солидную надбавку за вредность. Следовательно, в такие интернаты идут
работать охотней, и самих интернатов больше, чем тех, которые предназначены
для здоровых сирот. Меньше проблем с устройством ребенка после Дома малютки.
И меньше проблем с воспитанием. Раз есть диагноз. Значит, надо лечить. А
лечить полагается сильнодействующими психотропными препаратами: аминазином,
галоперидолом и прочей гадостью. Если умственно отсталый ребенок становится
агрессивным и неуправляемым, его всегда можно отправить в психбольницу, где
ему назначат инъекции.
страшно. На какое-то время он становится шелковым, тихим, как ангел.
поставить стандартный диагноз в личном деле четырехлетнего Коли Козлова.
Ребенок был такой хорошенький, с круглым правильным личиком, с живыми умными
глазками. В отличие от большинства своих сверстников-детдомовцев, питомцев
Дома малютки, он с двух лет начал самостоятельно пользоваться горшком, был
опрятен в еде и, в общем, совершенно никаких признаков умственной отсталости
не проявлял.
какого цвета? Красный?
размахнулся и ударил углом по дорогим очкам доктора.
разбились. Ребенок молнией спрыгнул со стула и аккуратно, жесткой подошвой
казенного сандалика раздавил стекла очков, растер по полу, словно это было
какое-то мерзкое насекомое. При этом с лица его не сходила вполне
осмысленная, спокойная улыбка. Он смотрел в глаза докторше. Казалось, он с
любопытством и с удовольствием наблюдает за ее реакцией.
минуту назад было очками, осматривая итальянскую тонкую оправу и прикидывая,
можно ли будет ее починить, вставить новые стекла. - Типично
олигофреническая агрессия.
белоснежного халата и уже уверенной, не дрогнувшей рукой написала в личном
деле Коли Козлова: "Диагноз: олигофрения в стадии дебильности". У нее была
привычка произносить вслух то, что она пишет.
и уставилась своими близорукими без очков глазами на немого звереныша. Коля
Козлов смотрел на нее спокойно, как бы оценивающе, уже без всякой улыбки. И
больше не сказал ни слова.
он испытал, когда на лице большой важной тетки в белом халате мелькнули ужас
и растерянность. До этого момента ничего не вызывало в его душе такой бури
эмоций. Тогда он не понимал, что за это удовольствие расплатился пожизненным
приговором. Для него, четырехлетнего, слово "олигофрения" еще ничего не
значило, кроме причудливого, красивого сочетания звуков.
крайне бедна впечатлениями и тем более удовольствиями. Общие игрушки не
радовали. Они были общие, а значит, тебе не принадлежали. Еда давала на
время приятное, теплое чувство сытости, но радостью это тоже назвать нельзя.
Сверстники казались расплывчатыми смутными тенями в однообразной казенной
байке какого-то тошного серо-коричневого цвета. От первых лет жизни в памяти
остался только запах хлорки, белые халаты нянек, бритые головы соседей
сквозь прутья казенных кроваток.
дети оказались "домашними", как бы полуброшенными. Далеко не всех родители
забирали домой на выходные и на каникулы. Однако моментально возникало
жестокое деление на две касты: "домашние" и "детдомовские".
их оказывалась еще невыносимее, чем в интернате. Они возвращались избитыми,
в синяках и ссадинах, набрасывались на интернатскую еду со звериной
Глуховский Дмитрий
Белов Вольф
Корнев Павел
Лондон Джек
Бажанов Олег
Сертаков Виталий