документами лежало свидетельство о смерти Коломеец Ольги Анатольевны,
шестьдесят второго года рождения. Дата смерти - тридцатое июня восемьдесят
девятого года, причина - суицид. Тут же имелось свидетельство о рождении
Коломеец Людмилы Анатольевны. В графе "отец" стоял прочерк. Илья Никитич
обратил внимание на дату: шестое июня восемьдесят пятого года. То есть вчера
Люсе исполнилось пятнадцать.
Однако девочка произнесла громко и четко:
год рождения знает, не могла она забыть день и месяц, точно, не могла,
вообще, она не такая психованная, как хочет казаться.
Люсе:
волосы лучше росли.
дрожали, лицо стало багровым.
убила ее. Может, ты расскажешь, как ты это сделала?
спинку стула, закрыла глаза и быстро забормотала: - Не надо, пожалуйста,
нет... кровь... я боюсь... не надо, ей больно... - Лицо ее побелело, губы
продолжали шевелиться, но уже беззвучно.
отпечатки. Люся дернулась, словно ее ударило током. Илья Никитич сдвинул
брови и помотал, головой, трассолог молча пожал плечами и удалился на кухню.
В комнате повисла тишина. Девочка сидела с закрытыми глазами и беззвучно
шевелила губами.
бахромы.
прикоснулся к коробке.
цветы? Люся вдруг вскочила, резко вскинула руки, как будто собиралась
наброситься на Бородина, но всего лишь прижала ладони ко рту, рухнула назад,
на стул, и замерла. Больше она не произнесла вообще ни слова.
что ей говорили: умылась, оделась. Вещи ее, широкие светлые джинсы и синяя
футболка, были аккуратно сложены на стуле в маленькой комнате, у застеленной
кровати. Ни на какие вопросы она не отвечала, как будто окончательно
разучилась говорить. Лицо ее побледнело до синевы, глаза смотрели в одну
точку, не моргая, движения были вялыми, замедленными. Санитар помогал ей.
Окончательно собравшись, она встала посреди комнаты, грызя ногти и ожидая
следующих приказаний.
энергичную молодую женщину, когда та задержалась на лестничной клетке,
прикуривая.
в принципе вполне дееспособна. Есть четкие признаки аггравации.
состояние?
порядок. Зимняя одежда была зашита в старые пододеяльники и наволочки,
летняя покоилась в шкафу на плечиках, ровные стопки крахмального постельного
белья были переложены холщовыми мешочками с сушеной лавандой. Каждый мешочек
стянут пестрым плетеным шнурком, и на каждом красовалась крошечная вышивка:
цветочки, грибочки, вишенки.
книгами типа "История русской игрушки", "Дети и мир детства XIX века"
"Энциклопедия кукольной моды". Дорогие, красочные издания с отличными
цветными иллюстрациями. На нижних полках лежали стопки журналов "Верена",
"Бурда моден" и множество других, посвященных вышивке, плетению кружев,
кукольной и детской одежде. Художественная литература, в основном классика,
скромно ютилась во вторых рядах. Читать хозяйка не любила, да и некогда ей
было. Для того чтобы так украсить каждую мелочь в доме, надо отдавать
рукоделию все свое свободное время.
она, вероятно, выходила на улицу в последний раз, не нашлось ни копейки.
Никаких сберкнижек, кредитных карточек. Не было ни одного ювелирного
украшения, ни в квартире, ни на убитой. Соседи, разумеется, не знали,
сколько могло быть в доме денег, о ювелирных украшениях тоже понятия не
имели. Правда, соседка вспомнила, что Лиля носила дорогие сережки, золотые,
с крупными голубыми сапфирами, причем носила не снимая.
папиросной бумаги, поздравительные открытки, два альбома с фотографиями. Их
Бородин решил взять с собой, чтобы просмотреть не спеша. Что-то еще не
давало ему покоя. Он сел за стол, занялся протоколом и вдруг застыл,
уставившись на хитрый узор вязаной скатерти.
крючки, ножницы, лоскутки ткани, огромное количество всякого
швейно-вязального добра. Даже у его мамы, которая уже второй год вязала ему
один несчастный свитер, был целый сундучок с пряжей, пуговицами, лоскутками.
катушки ниток, ни одного мотка пряжи.
слабоумной девочки что-то сдвинулось и она в состоянии психоза принялась
бить тетушку ножом. Ну ладно, бывает. Потом выгребла все деньги и
драгоценности, возможно, сапфировые серьги вытащила прямо из ушей убитой, а
заодно прихватила нитки с пуговицами, куда-то вынесла все это, спрятала,
вернулась в дом, увидела мертвую тетю, испугалась, опять побежала на улицу,
почему-то в ночной рубашке и босиком. Бред! А вообще, медэксперт прав. Чем
больше работаешь с насильственными преступлениями, тем больше убеждаешься в
слабоумии восьмидесяти процентов людей".
погулять. К рассвету небо расчистилось, после ночного дождя воздух стал
мягким, шелковистым, как ключевая вода. После бессонной ночи немного
кружилась голова, познабливало, но чувствовал он себя удивительно бодрым. Он
злился, а это его всегда бодрило.
умные, господин эксперт, - сердито бормотал себе под нос Илья Никитич,
вышагивая по пустому утреннему переулку, - на самом деле, когда начинаешь
так думать о себе и о других, кричи караул, беги к доктору. Это первый
признак деградации, старческого слабоумия. Не знаю, как вы, господин
эксперт, а я, следователь Бородин, - старый идиот. Я упорно отказываюсь от
мысли, что убийцей все-таки может оказаться эта несчастная толстая девочка,
хотя версия вполне полноценная. Мне просто ужасно не хочется в это верить.
Но главное, я не могу понять, каким образом удалось нанести здоровой молодой
женщине восемнадцать ножевых ранений так, что она не закричала, и совершенно
не представляю, зачем убийце понадобились нитки и пуговицы?
самого случайного и немотивированного убийства, надо хоть немного, да
подставиться. Есть вещи, которые делают человека уязвимым: деньги, особенно
чужие, водка, наркотики и так далее. Расследуя дела о насильственных
преступлениях, Бородин почти всегда натыкался в биографии жертвы на момент
выбора. Момент этот мог быть запрятан где-то глубоко в прошлом и крайне
редко выглядел как выбор между жизнью и смертью. Почти каждой сегодняшней
жертве вчера пришлось выбирать между легкими деньгами и трудными, между
весельем и скукой, удовольствием и отказом от удовольствия.
которая сидит дома и учит уроки, конечно, есть шанс попасть в руки маньяка,
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Березин Федор
Каменистый Артем
Афанасьев Роман