Чтение 48–й страницы книги ~Херувим~

шок будет позади. Ты налюбуешься собой, успокоишься и встретишь мадам без
агрессии.

- Как у вас здесь, однако, берегут нервную систему доктора, - проворчал
он.

- A y нас вообще к людям относятся бережно и уважительно. Особенно к
профессионалам. Юлия Николаевна классный хирург. Если бы у меня были
проблемы с внешностью, я обратилась бы только к ней, - Катя сделала умное,
серьезное лицо, - а ты, между прочим, ведешь себя как капризная баба. Все
тебе не так.

- Ладно, иди! - зло рявкнул Сергей. Оставшись один, он взял зеркало и
повернулся к свету. Лицо было покрыто рубцами, оставалось отечным, но уже
проглядывали, определялись черты. Из зеркала глядел незнакомый человек. Даже
глаза стали чужими. Они потемнели и налились тоской, из серых сделались
почти черными. Сергей сразу, с первого взгляда, возненавидел это лицо. Какая
разница, будет оно красиво или безобразно, когда сойдут отеки и заживут швы?
Чужое лицо сулило ему абсолютное, глухое одиночество на всю оставшуюся
жизнь. Оказывается, Юлия Николаевна не мудрствовала, слепила нечто
правильное, абсолютно пропорциональное и стандартное, с квадратным
подбородком, прямым носом, жестким тонким ртом и аккуратными ушами.

У настоящего Логинова был широкий вздернутый нос, полные губы. Большие
тонкие уши при ярком солнце отсвечивали нежно-розовым огнем. Волосы на
голове обрили еще давно, когда он попал сюда, и теперь вместо прежних
мягких, рыжеватых, вьющихся, отрастал седой жесткий ежик.

Он вдруг с удивлением понял, как на самом деле любил свое не правильное
лицо. Ни к чему так страшно не привыкаешь, как к самому себе.

Настоящий некрасивый Логинов глядел на отличную, красивую работу
хирурга-пластика с тоской и отвращением, и стоило отложить зеркало, новое
лицо тут же забывалось. Вероятно, так было задумано. Можно сто раз встретить
эту физиономию в толпе и не узнать. Никто теперь его не узнает. Никогда.

"А мама?" - спросил кто-то внутри него незнакомым отрешенным голосом.

Ничего уже не болело. Чесались швы. Впервые он разрешил себе вспомнить
тонкую стопку фотографий, которые видел в кабинете полковника Райского.

Худенькая строгая старушка в гробу, такая же чужая, как его нынешнее
лицо. Он не верил, что его мамы больше нет. Он мог себе это позволить,
потому что его самого тоже нет. В госпитале при секретном центре ФСБ вернули
с того света, соскребли со стенок, собрали по кусочкам кого-то другого.

***

Наталья Марковна Герасимова вошла в квартиру сына, аккуратно повесила
плащ на плечики и несколько минут просто сидела на скамейке в прихожей,
отдыхала.

У квартиры был нежилой вид. Наверное, потому, что Стас давно не ночевал
здесь.

Зазвонил телефон.

- Ладно, нечего рассиживаться, - вздохнула Наталья Марковна и тяжело
поднялась. Дел было много, а времени и сил мало. Она хотела собрать
кое-какие вещи сына. Через три дня они всей семьей улетали в Грецию.

В трубке молчали. Она решила, что сейчас перезвонят, подождала немного,
но повторного звонка не последовало.

"Как неприятно, наверное, кто-то проверяет, дома ли Стас. Обязательно
надо будет потом поставить определитель. Володя всегда говорил..."

Она не успела вспомнить, что по этому поводу говорил муж, и застыла на
пороге спальни, уставившись на большую кровать.

Стас с детства был приучен аккуратно, по-солдатски убирать свою постель.

Вокруг него мог царить любой беспорядок, но постель всегда была застелена
гладко, красиво, без единой складочки. Наталья Марковна знала, что сын ее
каждое утро делает это автоматически, так же, как умывается и чистит зубы.
То, что она увидела, вызвало у нее озноб и тесную глухую боль в груди.

Голый матрац. Две подушки, одна на полу, другая на стуле. Ее любимое
итальянское покрывало исчезло. В белоснежном тугом матраце зияла
омерзительная дыра, грязно-коричневая по краям. Наталье Марковне показалось,
что дыра - след пули. В Стаса стреляли, когда он спал.

У нее не было сил объяснить себе, что это полнейший бред, потому что Стас
давно не ночевал здесь, к тому же на матраце нет следов крови, а сын, живой
и невредимый, находится сейчас у них дома, на Смоленской. Опасаясь
очередного приступа астмы, она еле дошла до прихожей, дрожащими руками
достала из сумки баллончик с вентолином, прыснула в рот и заметалась по
квартире, пытаясь найти покрывало, но не нашла.

"Воры! - вспыхнуло у нее в голове. - Ну конечно, это всего лишь воры. От
них не помогает никакая охрана, они, как тараканы, лезут из всех щелей".

Спокойно и деловито она проверила ящики стола, обнаружила, что деньги
сына на месте и вообще все в полном порядке. Впрочем, какой-то детали не
хватало.

Промучившись несколько минут, она так и не поняла, что изменилось на
письменном столе. Машинально схватила веник, стала подметать и тут увидела
несколько клочков плотной бумаги. Это были обрывки черно-белой фотографии.

- Ну конечно! - горестно воскликнула она и опять кинулась к столу. Так и
есть. Из-под стекла исчез самый большой и красивый снимок Стаса. Наталья
Марковна сняла телефонную трубку, хотела позвонить сыну и спросить зачем он
порвал свою любимую фотографию, испортил матрац и куда дел покрывало. Но тут
же раздумала. О таких вещах не говорят по телефону. Она должна быстро
собрать вещи и вернуться домой. Возможно, Стас объяснит, что произошло в его
квартире.

Открыв шкаф, она принялась доставать брюки, рубашки, футболки, джинсы,
шорты, легкие пуловеры. Аккуратно сложила пиджак от светлого льняного
костюма.

Все пахло хорошей туалетной водой. Все было чистое, отглаженное. На
полках идеальный порядок. Наталья Марковна почти успокоилась. Она решила,
что чужих в доме не было, никто в шкафах и ящиках не рылся. А что произошло
с покрывалом, почему дырка в матраце и зачем порвана фотография, это
как-нибудь объяснится.

Надо только поговорить со Стасом. Мальчик ничего от них теперь не
скрывает. Ему страшно, он понял, что родители - самые близкие люди.

Наталья Марковна упаковала и застегнула чемодан, позвонила и попросила
шофера Николая подняться.

В машине ей опять стало нехорошо. Она закрыла глаза, попыталась
расслабиться и подумать о чем-нибудь приятном. Надо беречь силы ради сына.

- Деточка, надо беречь силы ради сына, - сказала полная пожилая докторша
в военном госпитале в Абакане, - нельзя все время плакать. Пропадет молоко.

Пойми, наконец, тебе сказочно повезло. Ребенок здоров, у тебя никаких
осложнений. Ну что ты отворачиваешься? Посмотри мне в глаза, скажи
что-нибудь.

Наташа сквозь пелену слез поглядела на докторшу и ничего не сказала.

Докторшу звали Эльза Витольдовна Шнитке, она была из ссыльных немцев.

- Рожать двойню в "газике" на горной дороге, с пьяной фельдшерицей, и
сохранить ребенка - это просто чудо. - Эльза Витольдовна, аккуратно
расправив халат, опустилась на стул и положила холодную мягкую ладонь Наташе
на голову. - Послушай добрый совет. Забудь ты о втором мальчике. Просто
забудь и все. Не было его. Ты носила одного ребенка и родила одного.

Наташа тряхнула головой, скидывая ее руку, и произнесла хриплым злым
голосом:

- Он родился первым. Я назвала его Сережей. Я его люблю. Принесите мне,
пожалуйста, моего сына. Его пора кормить. У меня много молока. Второй
мальчик все не съедает. Молока у меня на двоих детей. Почему вы не приносите
Сережу?

- Наталья, прекрати! - крикнула докторша и нахмурилась. - Ты хочешь,
чтобы я вызвала к тебе психиатра?

- Нет. Не хочу. Я не сумасшедшая, - сердито проворчала Наташа, - вот была
бы я правда сумасшедшая, я могла бы поверить, что родила одного ребенка.

Эльза Витольдовна нахмурилась и тихо, монотонно произнесла:

- Тут у нас на третьем этаже лежит женщина, которая потеряла
единственного ребенка. Теперь у нее никогда не будет детей. Ей удалили
матку. Сейчас мы с тобой пойдем к ней, и ты поймешь, что такое настоящее
горе. Тебе станет стыдно.

Ну вставай, пойдем! Не хочешь?

- Где Сережа?

Докторша вышла из палаты и вернулась через три минуты с младенцем на
руках.

- Вот твой Сережа. Вот он. Успокойся.

Наташа взяла мальчика, долго, внимательно смотрела в розовое сморщенное
личико. Глазки были закрыты. Он спал, и ему что-то снилось. Он смешно
гримасничал, улыбался, хмурился, открывал ротик, как голодный птенец. Но он
был сыт. Десять минут назад Наташа его кормила.

- Это не Сережа. Это второй ребенок. Он сыт. Я должна покормить Сережу.

- Как ты его назвала? - спросила докторша и взяла у нее младенца.

- Не знаю.

- Ну ты что, Наталья? Ему уже скоро неделя. Надо как-то назвать. Смотри,
какой он у тебя получился крепкий, красивый. Чудо, а не мальчик. Отличное
имя Станислав. Пока маленький, можно Стасиком называть, можно Славиком. Как
подрастет, родишь себе еще хоть троих, ты молодая, здоровая. Ну, ты поняла
меня, Наталья?

- Да, Эльза Витольдовна, - смиренно кивнула Наташа, - я поняла. Станислав
- хорошее имя. Стас. Стасик. Но я могу хотя бы посмотреть на Сережу?

Эльза Витольдовна молча вышла из палаты и унесла мальчика по имени
Станислав.

Наташа осталась одна.

В военном госпитале лечились в основном мужчины. Кроме нее, была еще
женщина, у которой умер ребенок, и какая-то партийная чиновница с диабетом.

Наташа лежала в маленьком отдельном боксе, и ей это нравилось. Не надо