- Вот и сиди, да по сторонам гляди.- Сам он спрыгнул с седла, устроился не так
уж близко, не так уж далеко от чудища, зажег сигарету и спросил: - Сторожишь
тут, Финогеныч?
- Мой тут жить,- сообщило чудище.- Баба жить, детка жить. Хлебца сеять, мясо
ловить.
Анастасия тоже решилась - подошла и остановилась поодаль.
- Хитрый,- сказало чудище Капитану.- Мой один баба жить, твой за собой таскать
один баба и один баба.
- Девочки, можно, я ему не буду объяснять разные сложные вещи?
- Да ладно уж,- сказала Анастасия.- Вы... ты...- она решительно не знала, как к
нему обращаться.- Кто ты такой?
- Мой человек,- с интонацией, которую при желании можно было считать и
гордостью, сообщило чудище.- Мой умный.
Из дальнейшей беседы выяснилось (с домыслением) следующее. Давным-давно
прадедушки чудища были глупые и ходили на четырех лапах, но потом с неба
посыпались куски горящего воздуха, и прадедушки до того испугались, что
разбежались на задних лапах, да так и стали ходить. И стали умные.
- Тьфу, черт! - сплюнул Капитан.- То-то ты мне, Финогеныч, кого-то
напоминаешь... Мишка косолапый, вот кто ты.
- А это кто? - спросила Анастасия.
- У вас что, медведей нет?
- Медведь - это мифологический зверь,- сказала Анастасия.- Крылатый и
двухголовый. Летучий.
- Вот он, медведь,- сказал Капитан.- На дыбки встал и поумнел, надо же...
- Мой умный,- подтвердило чудище.- И сосед умный, и еще сосед, и еще сосед. Все
умный.
Местность эту, как выяснилось, заселяли сородичи чудища. Правда, путников больше
интересовали похожие на них самих существа. Здесь чудище мало чем могло помочь.
Оно четко выделяло две разновидности живших где-то в отдалении "безволосый люди"
- одни не дерутся и делятся сахаром, даже научили сажать хлеб, зато другие
охотятся на "человеков", и "человеки" после этого бесследно исчезают. Особо
подчеркивалось, что ролями эти две разновидности никогда не меняются.
Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать из этого нельзя.
Те, кто давал сахар "человекам", могли, как знать, без зазрения совести
прикончить трех путников, а те, кто на "человеков" охотился, могли оказаться
хлебосольнейшими гостеприимцами. Поэтому разговор особенно не затягивали.
Оставили чудищу сахара и поехали дальше. Ехали без опаски - "человек" заверял,
что его соплеменники, если их не трогать, первыми не бросаются. Капитан
неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.
- Да, грустно все это, Настасья,- неохотно сказал он в ответ на ее мимолетный
вопрос.- С людьми все более-менее ясно, а вот чем мишки виноваты, что и по ним
грохнуло за ваши... за наши грехи, скажи ты мне?
И отъехал. Покачивался в седле, тихо напевал:
И меня по ветреному свею, по тому ль песку
поведут с веревкою на шее полюбить тоску...
Они ехали долго, пока не наткнулись на великолепное озерцо с песчаными берегами
посреди густого леса, перемежавшегося густым малинником,- отличное место для
привала. Капитан сначала упрямо твердил, что настоящая малина совсем другая,
красная, а не голубая, не такая большая, и вид у нее другой. Однако Анастасии с
Ольгой именно такая малина была знакома с детства, они принялись уписывать ее
горстями, и Капитан к ним присоединился после недолгого колебания.
После обеда решили искупаться. С соблюдением всех предосторожностей, понятно. В
озеро долго швыряли камни и коряги, сучьями промерили глубину у берега. Капитан
выпустил в воду короткую очередь, но никакого чудища на поверхности не
появилось. Впрочем, большие чудовища в таких озерах и не живут, подохли бы с
голоду. Правда, сторона чужая, кто ее знает...
- Уж если ты так боишься, сидел бы на бережку с автоматом и стерег, - сказала
Анастасия. - Это ведь женщинам неприлично глазеть на голых мужчин, а не
наоборот.
Капитан признался, что раньше все обстояло как раз наоборот, так что сидеть на
страже он не может, хотя не имел бы ничего против того... Анастасия подняла
бровь и ничего не сказала. В нем вновь проявилась та смесь дерзости и смущения,
которая и притягивала Анастасию, и мучила неразгаданностью - являл ли Капитан
собой образец типичного мужского характера Древних или он один такой? Почему-то
очень хотелось эту загадку раскрыть, а спрашивать прямо было как-то неловко.
Анастасия думала над этим, сбрасывая одежду на крупный желтый песок, по которому
просто замечательно было идти босиком, думала, плывя в прогретой солнцем воде.
Ей вдруг захотелось увидеть на дне клад, сияющие золотые чаши и груду сверкающих
самоцветов, а то и легендарное сокровище - Валюту, о которой летописцы
отзывались восторженно, но не объясняли, как это сокровище выглядит (Анастасия
подозревала, что они не знали этого и сами). Увы, вода мутноватая, на расстоянии
четырех-пяти локтей уже ничего не видно.
Невидимые за кустами спутники позвали ее проверки ради, она откликнулась, звонко
и громко. И поплыла на середину. Ужасно не хотелось вылезать из теплой воды -
когда еще подвернется такой случай?
И тут она увидела сокровище. Самое настоящее. На том берегу в песке у самых
кустов сверкали огромные, с лесной орех самоцветы - синий, желтый, красный.
Анастасия моргнула, тряхнула головой. Самоцветы не исчезли, они сияли,
переливались, дразнили и манили. Размашисто загребая, Анастасия подплыла к
самому берегу, встала на дно. Прислушалась. Полная тишина, на том берегу слышен
спокойный разговор Капитана и Ольги - звуки над водой далеко разносятся. Она
вышла на берег, сделала три шага, нагнулась к самоцветам, отводя с лица мокрые
волосы. Выпрямилась, держа камешки на ладони. Словно бы светятся изнутри. Не все
легенды врут. Бывают клады. Вот только куда голому человеку спрятать камни?
Плыть, загребая одной рукой, не столь уж удобно. Не обходить же озеро кругом, по
берегу?
Поразмыслив, Анастасия сунула камешки в рот, под язык. Довольная своей
смекалкой, обернулась к воде.
Что-то тяжелое, жесткое упало сверху на голову, заслоняя солнечный свет,
молниеносно скользнуло по бокам к пяткам, прижав руки к телу. Во мгновение ока
Анастасия оказалась спеленутой в плотном тесном мешке, ее сбили с ног ударом под
коленки, подхватили и бегом понесли сквозь кусты - она ощущала, как по мешку
хлещут ветки.
Она отчаянно забилась, но держали меток умело, цепко, и за колени, и за плечи,
так что ничего не вышло. Проклятые камни все еще были во рту, мешая подать
голос. Анастасия вытолкнула их языком и попыталась крикнуть. Тут же чья-то рука
перехватила шею, заглушив крик. Бег продолжался. Ее явно похищали люди, а не
чудовища, но это-то, быть может, и было самым страшным...
Анастасия извивалась, пробуя кричать, уже из чистого упрямства, знала, что не
удастся, что друзья на том берегу спохватятся слишком поздно, пока разберутся,
пока пустят вокруг озера Горна искать ее следы... Куда ни кинь, выходило, что
положение ее - хуже некуда. От злости она не могла даже толком испугаться. На
бегу ей опутывали лодыжки колючей веревкой, и веревка немилосердно впивалась в
тело.
Мешок взлетел вверх - его взвалили на что-то дернувшееся, живое, теплое, знакомо
пахнущее конем. Зазвенела сбруя, кто-то прыгнул в седло, прижал мешок коленями к
конской шее, и тут же затопотали копыта - судя по стуку. пяти-шести лошадей.
Скачка была бешеная. Анастасию швыряло, подбрасывало, колотило о лошадиный
хребет и шею, она задыхалась, жадно хватала ртом воздух и никак не могла
вдохнуть полной грудью. Мокрые волосы лезли в рот и в глаза. Всадники свистели,
орали, гикали, видимо, чувствуя себя уже в безопасности, и по конскому аллюру
Анастасия поняла, что они несутся по открытому пространству - в лесу так не
разгонишься.
Всякое представление о времени исчезло. Перед глазами вспыхивали цветные пятна,
сознание мутилось, тошнота подступала к горлу. Пугаться было некогда - лишь бы
не задохнуться. Шалая скачка сменилась размеренным аллюром, всадники
целеустремленно спешили куда-то, и Анастасия в редкие проблески более-менее
сносного самочувствия пыталась сообразить, что ее ожидает. В голову, понятно,
ничего дельного не приходило - все мысли вытрясла скачка.
Наконец кони пошли медленее, остановились совсем. Веревку на лодыжках распутали,
Анастасию поставили подошвами на землю и потянули мешок вверх. Она яростно
извивалась, помогая сдернуть его побыстрее. Зажмурилась от света, жарким
всплеском ударившего в глаза. Вокруг хохотали. Она медленно открыла глаза,
стояла, обнаженная и взъерошенная, в кругу смеющихся крепких мужчин в черной
одежде с какими-то затейливыми золотыми знаками на левой стороне груди. Ее
пошатывало и мутило. Она зло сверкнула глазами из-под спутавшихся волос, и хохот
грянул с новой силой.
- Клянусь Предназначением, охота того стоила! - сказал кто-то.- Какая кобылка!
Ему дружно поддакнули. Анастасия прикинула, сможет ли в броске выхватить меч из
ножен у ближайшего. Нет, тело пока что плохо повинуется. Она потрясла руками,
разминая их. Огляделась внимательно. Вокруг - голые холмы, под ногами сухой
горячий песок, серая пыль. Ни деревца, ни кустика.
Кони - обычные кони, шестиногие, люди - обычные люди, разве что их штаны и
рубахи иного, диковинного покроя, а золотые знаки больше всего напоминают
какое-то шестиногое насекомое. Только вот взгляды их настолько не понравились
Анастасии, что она даже не ощутила стыда за свою наготу. Странная пустота была в
их глазах, и смотрели они так, словно Анастасия вообще не была человеком - глаза
лошадиных барышников, довольных красивой и сильной покупкой. И ничего, кроме
этого. От этого ничуть не стало легче, наоборот. "Право же, наоборот",- подумала
Анастасия, выпрямилась с видом гордым и презрительным, сглатывая тошноту. Судя
по их лицам, они поняли оскорбление, сообразили, что их считают низшими
существами, которых и стыдиться-то нельзя.
Вокруг дыбились голые желтые холмы, и ветер, посвистывая, по-змеиному шипя,
сдувал с них песок, гнал его тонкими невесомыми струйками неизвестно куда.
- Какая кобылка! - повторил главный.- Тряпки ей бросьте.
К ногам Анастасии упали рубаха и штаны из той же черной ткани, но гораздо более
поношенные. Она накинула рубаху через голову и не сразу справилась с застежкой
штанов.
- А ты уверен, что Китеж мы себе на голову не посадим? - спросил один главного.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Юрьев Сергей
Пехов Алексей