Чтение 11–й страницы книги ~Бульдожья хватка~

Синяя коробочка с золотыми сережками - вряд ли это подарок для Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не спрашивать же Фомича...

Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.

- Павел Иванович, ваша супруга на линии... - прощебетала Жанна.

- Соединяй.

- Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? - едва ли не кричала Катя.

Ну вот, то ли доброжелатели с языками без костей, то ли прорвалось в прессу...

- У меня? - этак недоуменно спросил он. - Ничего не случилось, с чего ты взяла?

- У нас только об этом и говорят... Что в тебя вчера стреляли, что было покушение... И молчал!

- Катенька, милая, - проговорил он насколько мог убедительнее. - Ты же у меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный телефон? Ну вот...

- Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В полдевятого утра, в "Горячих новостях"...

"Убивал бы репортеришек", - подумал он. И продолжал столь же беззаботно:

- Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши доморощенные?

- Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это покушение, заказное...

- Катька, я тебя выдеру, - рассмеялся он. - Все-таки мы уже в том возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж тем более поднимать панику.

- Что же, врут?

- Ну, не совсем, - рассудительно сказал он. - Какой-то псих и в самом деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса, но не в меня, а в воздух. Кажется, наркоман обкурился... Или пугал с пьяных глаз жену, ревность взыграла. Его быстренько повязали... А дальнейшее - продукт идиотского усердия наших славных правоохренительных органов и страсть журналюг к высосанным из пальца сенсациям... Ты сама-то передачу смотрела?

- Нет. Но у нас все говорят...

- Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам... - засмеялся он с должной искренностью. - Там говорилось исключительно о выстрелах средь бела дня... Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до небес...

- Правда? - спросила она, немного успокоившись.

- Ну конечно. Меньше слушай сарафанное радио. Ваши кумушки тебе наговорят...

- Паша. - сказала она, уже окончательно успокоившись, судя по ровному голосу. - Я так переволновалась... Подумала, что вчера вечером ты и в самом деле был какой-то не такой... Напряженный весь...

- Вот что, - сказал он быстро. - Мне сейчас совершенно нечего делать, я в три минуты организую звоночек тебе на работу со срочным вызовом в мэрию - и двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как простые обыватели. Погуляем, мороженого поедим, на теплоходе, который гостиница, в эту пору всегда половина номеров свободна... А?

- Мне больше всего нравится последний пункт, - засмеялась она уже вполне спокойно. - Скитаться с собственным мужем по нумерам - в этом есть что-то возбуждающее. Делай звоночек, жду...

"А ведь это она обо мне беспокоилась! - не без гордости подумал Петр, запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего интересного. - Обо мне!"

Глава четвертая

НАЛЕТАЙ, НЕ СКУПИСЬ, ПОКУПАЙ ЖИВОПИСЬ...

В штаб-квартире концерна, носившего имечко исторического меча, уже стали привыкать к новым реалиям, то есть отключившемуся от дел текущих боссу. Никто не рвался на прием, никто не тряс требовавшими немедленного решения бумагами. Однако Петр все же добросовестно торчал в кабинете - ради Пашкиного же блага, чтобы подчиненные не разболтались. Старые армейские порядки, он давно успел убедиться, пригодны и во множестве случаев из цивильной жизни. А одно из древнейших установлении военного народа в том и состоит, что хороший командующий (пусть даже он дни напролет трескает в шатре винище и заваливает сговорчивых маркитанток) обязан обозначить свое присутствие в лагере или штабе. Появиться с чрезвычайно деловым видом, рыкнуть на оплошавшего капрала в неначищенных прохарях, распечь парочку генералов, озабоченно-деловито похлопать по крупу обозного коня, чиркнуть пальцем по дулу пушки в поисках пыли - и все, можно бездельничать. Главное, сверху донизу моментально пронесется по узун-кулаку сигнал тревоги: "Старый хрен появился!" Если есть толковые полковнички и поручики, дело пойдет по накатанной. Если господа штаб- и обер-офицеры нерадивы - все равно как-нибудь устроится...

Каждый день он около часа просиживал в кабинете. листая свежие газеты и лениво ломая голову, куда подевался Пашка. Даже посвященный во все тайны Косарев его не беспокоил. И потому Петр не на шутку удивился, когда взмяукнул селектор и Жанна объявила:

- Павел Иванович, к вам Марушкин. Это было произнесено таким тоном, словно Петр сам должен был отлично знать, что это за Марушкин такой. Но в том-то и соль, что он понятия не имел... Поколебавшись, небрежно-вялым тоном переспросил:

- Кто-кто, лапа?

- Марушкин, - настойчиво повторила Жанна. - Этот, который художник. Вы ж сами ему выдали "золотой" пропуск, вот и проскочил вахту, без записи и согласования... Принес аж три свертка. Какие будут распоряжения?

Он лихорадочно прикидывал. "Золотой" пропуск, Петр уже знал, - здесь привилегия редкостная. Ежели Пашка его выдал, значит, человечек этот пришел не с пустяками. Облечен личным доверием и все такое прочее. Не пускать? А вдруг этим что-то в Пашкиных планах серьезно нарушишь?

- Косарев где? - спросил он.

- В "Шантарском кредите". Должен вернуться минут через сорок. Вы ж говорили, чтобы Марушкина - беспрепятственно...

- А разве я сейчас что-то другое говорю? - хмыкнул Петр, уже решившись. - Ладно, запускай.

- Охрану не вызывать, чтобы эти свертки проверили? Вы тогда особо подчеркивали, чтобы я не вздумала... Только вот как мне быть после вчерашнего... - Она тактично оборвала фразу на полуслове, явно не подыскав удобного эвфемизма для вчерашней заварушки. - Вообще-то, и так видно, что там картины, я потрогала...

- Ну, тогда запускай, - повторил Петр.

Через рамку-то как-то прошел этот неизвестный Марушкин? От металлоискателя и "золотой" пропуск не избавляет. Значит, металла при нем нет. А если - шизик с пластиковой взрывчаткой? Нет, но это же определенно Пашкин доверенный человек. Ладно, станем держать ушки на макушке, не пальцем деланы, в конце-то концов. По мордасам не разучились щелкать...

Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет непринужденно ввалился тощий, как жердь, юнец с реденькой окладистой бородкой и жидким хвостиком на затылке, весь из себя джинсовый, вертлявый, на первый взгляд - совершенно несерьезный и уж никак не годившийся в деловые партеры матерому шантарскому негоцианту. Вьюнош волок три больших плоских пакета, довольно громоздких, два в правой руке, один в шуйце.

Проводив дерзким взглядом Жанну, странный гость как ни в чем не бывало поинтересовался:

- Пал Иваныч, вы мне эту фемину не одолжите в качестве натурщицы? Вечеров на пару.

- Самим жрать нечего, - беззлобно хмыкнул Петр, с интересом разглядывая визитера.

- Понятно, понятно, вопрос снимается... - Загадочный Марушкин плюхнулся в кресло, вытянул ноги, ловко вытряхнул из пачки сигарету прямо в рот. - Где-то у вас зажигалочка была? Ага, вот...

Он разбросал руки на широких подлокотниках, задрал голову к потолку и принялся пыхать сигаретой, не обращая внимания на пачкавший колени пепел. Петр все еще гадал, какие слова пустить в ход, чтобы не выдать, что представления не имеет ни о личности гостя, ни о цели его визита.

- Зря вы с Вовкой-халтурщиком связались, - Марушкин ткнул пальцем куда-то за плечо Петра. Ага, это он на семейный портрет показывает. - У него одно да потому - Валеджио-Архилеос, Архилеос-Валеджио. А Архилеос, между прочим, выдумкой не блещет. Читал я его интервью с подробными иллюстрациями творческой манеры. Он ведь, обормот, вырезает из журналов голых баб, а потом подрисовывает к ним все эти кольчуги... Сам подробно расписывал процесс. Ну, а Вовка под него молотит со страшной силой. Я бы вам изобразил в любом стиле, хошь Дали, хошь товарища Микель-Антона...

Он держался, как человек совершенно свойский. Поразмыслив, Петр решил перехватить, наконец, инициативу. Он тоже закурил и спросил деловито:

- Ангел мой, ты слышал, что я немного башкой приложился?

- Весь город говорит.

- Ну вот, - сказал Петр. - Умом я не подвинулся, вот только стала что-то злить пустая болтовня... Давай о деле. Про Вовку потом поговорим.

- Опаньки! Елы-палы! - воскликнул Марушкин с видом уязвленного самолюбия.

- А я что, потрепаться зашел от нечего делать? Вот они, все три, - он похлопал по одному из прямоугольных пакетов. - И если вам не понравится, Палваныч, то выписывайте вы себе из столиц Цинандали или Глазуньева. Только они ж мэтры, они не станут за пятерку душу бессмертную продавать, это я, сирый и убогий юный талант, на всякие авантюры соглашаюсь, утешая себя тем, что и великий Бенвенуто не чурался тогдашний уголовный кодекс то и дело нарушать.

- Ты потише... Бенвенуто, - сказал Петр на всякий случай. Ему не понравилось упоминание об авантюре и явственные аллюзии насчет уголовного кодекса.

- А вы что, кабинет не почистили?

- Почистил, почистил. Все равно, соблюдай благопристойность.

- Есть соблюдать, - шутовски отдал честь странный юнец. - Будете смотреть, Палваныч?

- Валяй, - кивнул Петр, довольный собой, - пока что никаких недоразумений не возникло, все шло. как по писаному.

Юнец вскочил, присел на корточки возле пакета, достал крохотный перочинный ножичек и принялся шустро резать шпагат, которым прямоугольный предмет был увязан крест-накрест. Петр осторожности ради подошел вплотную, готовый немедленно двинуть хилому ногой по зубам, если там и в самом деле что-нибудь вроде бомбы.

Зря беспокоился. В пакете оказалась картина. И во втором. И в третьем. Прислонив полотна в простых крашеных рамках к креслу, выстроив их в рядок. юнец отступил на шаг, сложил правую ладонь трубочкой, глянул, словно в подзорную трубу:

- Работа на пятерочку, Палваныч, оцените... Петр присел на корточки, присмотрелся. Первая картина, как он после некоторых раздумий сообразил, изображала букет в вазе, вторая - одинокий цветок на трехцветном фоне, а у третьей не было ни сюжета, ни осмысленной композиции - попросту несколько ярких, геометрически правильных пятен на столь же ярком фоне в виде желтых и розовых треугольников.

Нельзя сказать, что он был в живописи совершеннейшим профаном, но его стойкий плебейский вкус восхищали лишь совершенно осмысленные, четко выписанные образы: море и корабли Айвазовского, пейзажи Левитана, богатыри Васильева. И прочее в том же духе. Во всевозможных "измах" он был не силен, делая исключение лишь для Рене Магритта, - да и то потому, что у Магритта все опять-таки было четко прописано. Перед ним же был классический который-то "изм", оставлявший равнодушным.

- Что это вы лицом нахмурились? - углядел его реакцию ушлый юноша. - По-моему, получилось отлично. Взгляните.

Он достал из потрепанной пластиковой папочки яркий большой буклет, не глядя, раскрыл на нужной странице, подсунул Петру под нос. - Все наличествует. "Ваза", "Орхидея", "Размышление".

Петр перелистал буклет. Так, Юрий Филиппович Панкратов, судя по датам, скончавшийся в прошлом году. Ну да, на всех трех полотнах значится "Панкр" с характерным росчерком вместо недостающих букв. Участник выставок в Париже, Нью-Йорке... Ишь ты, похоже, и в самом деле нешуточный мэтр, полмира объездил, автор текста употреблял исключительно превосходные степени... Вот она, "Ваза", вот и остальные две...

- Внимание! - торжественно объявил Марушкин. - Демонстрирую изнанку.

Он присел, одну за другой перевернул картины изнанкой. Вот-те нате... С оборотной стороны красовались изображенные в той же манере цветы, яркие круги, выгнутые, деформированные треугольники и прочая геометрия.

- Пожалте-с! - ликующе возгласил Марушкин. - В точности, как требовал заказчик. Все замотивировано. Панкратов, когда был еще молод и нищ, частенько рисовал на холстах с двух сторон. Потому что денег не хватало, приходилось изворачиваться. Подчеркиваю особо: даты на полотнах полностью соответствуют прототипам, сиречь оригиналам. Все до единой. Ни с какой стороны не подкопаешься. Неделю в галерее торчал и с замшелыми панкратоведками точил лясы.

"Ах, так это подделка?" - наконец осенило Петра. Все к тому...

- Ну посмотрим, посмотрим... - ворчливо прокомментировал он, притворяясь, будто вдумчиво изучает полотна с обеих сторон. - Надо сказать, недурственно...

- Ничего себе эпитет! - возмутился Марушкин. - Всего-то? Я, как конь. старался...

Поняв, что его догадка подтвердилась полностью - но все еще гадая, что же дальше, - Петр придал себе небрежно-задумчивый вид, пожевал губами, почесал в затылке:

- Ладно, ладно... На совесть потрудился. А...

- Все в ажуре! - поднял ладонь Марушкин. Достал из той же папочки стопку бумаг, разбросал их на полированном столе. - Извольте-с, милостивец! Согласно списку необходимых документов для вывоза за пределы... Две фотографии тринадцать на восемнадцать на каждую живопись, негатив... Список работ в двух экземплярах, форма соответствующая... Письменное подтверждение на право собственности на каждый... То бишь справка. Документ на стоимость. Нету только ксерокопии первой странички паспорта вашего грека, но вы ж это на себя брали...

- Естественно, сударь мой, - с умным видом кивнул Петр.

- Ну вот. Все остальное налицо.

Петр перечитал документы внимательно. Они гласили, что три означенных полотна Ю.Ф. Панкратова приобретены гражданином Греции Костасом Василидисом совершенно законным образом в картинной галерее "Хамар-Дабан", после чего территориальное управление Министерства культуры РФ по сохранению культурных ценностей в Шантарске опять-таки с соблюдением всех необходимых формальностей выдало разрешение на вывоз данных картин за пределы Российской Федерации. Таможенные документы прилагаются, все в полном порядке. Господин Василидис может хоть завтра упорхнуть за рубеж, в свою Грецию, где, согласно Чехову и Дымбе, есть все... кроме, надо полагать, полотен Панкратова. Вернее, не совсем Панкратова, а?

- Комар носа не подточит, - заверил Марушкин. - В управлении и на таможне все прошло гладко, как вы и говорили. Стоило мне сунуться к этим, которых назвали, - они навытяжку встали. Непредвиденного превышения сметы не было, ровнехонько по таксе...

- Благодарю за службу... - задумчиво сказал Петр, разглядывая изнанки.

- Ну, так следовало бы и это... обещанные златые горы... Я понимаю, что нагрянул на недельку раньше срока, да работа шла очень уж гладко, справился раньше, вот и нетерпение взяло... Вы прямо тут закрома держите или нам куда-то идти?

- Подожди, - сказал Петр. - Иди-ка посиди в приемной, поболтай с девушкой, а я тут кое-что оформлю...

- Мы ж договаривались, что...

- Да помню, помню, - досадливо прервал Петр. - Иди, посиди с Жанной. Оставшись в одиночестве, он почесал в затылке, не отрывая взгляда от

выстроившихся в рядок подделок. Куча мятой бумаги на пушистом ковре выглядела совершенно инородным телом. Черт, а это ведь - форменная уголовщина. Классическая. Бумаги, очень похоже, самые что ни на есть доподлинные. Если этот Василидис летит за переделы многострадальной России прямым рейсом, дело облегчается до предела. Если будет промежуточная посадка в столице - что ж, придется греку раскошелиться еще на пару сотен баксов, потому что тамошняя таможня тоже хочет кушать. С этой стороны - никаких неожиданностей. Но картины-то поддельные!

Он присел на корточки, присмотрелся. Ногтем указательного пальца подцепил холст. Вспомнилось что-то очень знакомое - ну конечно, восемьдесят седьмой, дело Головина... Так-так... Ну, неужели? Замяукал селектор.

- Да?

- Павел Иванович, Косарев приехал.

- Гони его сюда, - сказал Петр.

Эх, не успел убедиться...

Косарев вкатился торопливо, как тот колобок. При виде картин на лице у него на какой-то миг изобразилось нешуточное замешательство, однако он моментально справился с физиономией, расплылся в улыбке:

- Надо же, наш юноша сущий стахановец...

- Что это все значит? - не без суровости спросил Петр.

- Как выражался классик - "с позволения сказать, негоция", - без запинки ответствовал заместитель. - Помните "Операцию Ы"? Налетай, не скупись, покупай живопись! Господин-товарищ греческоподданный пожелал обзавестись полотнами одного из заметнейших шантарских живописцев. Грех было бы ему в этом препятствовать, благо все бумаги, я вижу, в порядке и никаких препятствий к вывозу не имеется...

- Послушайте, - сказал Петр чуть растерянно. - Из всего, что наболтал этот... Бенвенуто, у меня сложилось впечатление, что данные картины, как бы поделикатнее выразиться...

- Не совсем панкратовские?

- Вот именно, не совсем.

- Милейший Павел Иванович... - вкрадчиво произнес Косарев, взяв Петра под локоток. - Можете быть уверены, я высоко ценю вашу щепетильность. Однакож вы меня удивляете... Ну неужели вы всерьез полагаете, что мы способны на столь примитивное мошенничество? Впарить простодушному греку подделку? Это "Дюрандаль"-то? Стыдно, батенька.

- Но как это все понимать?

- Знаете... - задушевно начал Косарев. - Какой-нибудь дурак на моем месте стал бы говорить, что есть вещи, которых вам согласно взятой на себя роли и знать-то не положено. Только к чему это меж своими? Вы ж в некотором роде человек свой... С вами нужно в открытую.

- Вот и извольте.

- Да ради бога! Пикантный нюанс в следующем... Наш греческий друг, господин Василидис, прекрасно знает, что данные шедевры живописи - никакие, откровенно говоря, не шедевры. Между нами говоря, он в живописи не разбирается совершенно, не говоря уж о том, чтобы ее коллекционировать, тащить с собой через полмира полотна... Да предложите ему хоть подлинник Леонардо, Василидис наш зевнет и признается, что предпочитает живых блондинок... Такой уж бизнес, Павел Иванович. Василидис, скажу вам по секрету, особого пиетета перед налоговыми органами никогда не испытывал. Это ведь не только в России уклонение от налогов - национальный вид спорта. Во всем мире так, не хотят людишки делиться с государством честно заработанными денежками, фантазию изощряют, как могут. Короче говоря, вы обратили внимание на цену? Не стоит того Панкратов при всем его таланте и известности. Но в том-то и соль, что у себя в Греции Василидис эти денежки спишет как не подлежащие налогообложению - есть у них хитрая статья в налоговом кодексе, касаемо предметов искусства, в дар музею преподнесенным... Смекаете?

- Пожалуй...

- Вот и молодец. Почему бы не порадеть хорошему человечку? Василидис с нами несколько лет ведет дела по металлам, по лесу, партнер обязательный, ни единого прокола или недоразумения. Вот и мы пошли навстречу старому другу и надежному партнеру, помогли на законном основании списать из налоговой декларации энную сумму. Согласен, это не есть вполне законное деяние, но какая нам, старым циникам, разница, если сам Василидис полностью в курсе? Ну подумайте, где тут криминал?

- В самом деле... - пожал плечами Петр. - Пожалуй что... Ну. а с картинами как мне поступить?

- А никак. Поставьте в комнату отдыха, потом Митя Елагин их заберет и отвезет греку. Я вам сейчас принесу расходный ордер, на законном основании выплатим господину Марушкину мелкую копеечку за изготовление рам к картинам... а остальное я ему, как предусматривалось, сам заплачу, вам совершенно не о чем беспокоиться... Снята проблема?

Петр машинально кивнул.

- Я могу идти?

Петр снова кивнул. Шустрый зам проворно выкатился из кабинета, а Петр вернулся к картинам, забрав со стола забытый юным мастером крохотный перочинный ножичек. Выбрав подходящее место, подцепил узким лезвием холст, отделил пару прядей. Воровато оглянувшись, оторвал кусок оберточной бумаги, завернул в него добычу и поглубже спрятал в карман. Так же поступил и с двумя другими картинами. Трудно было сформулировать четко, что именно его гложет, какие подозрения возникают в глубине души. Просто-напросто с некоторых пор решил смотреть в оба, держать ушки на макушке и спрятать подальше излишнюю доверчивость. Прежние инстинкты неожиданно ожили от вечного, казалось бы, сна, наступившего после ухода в отставку...

- Жанна, - сказал он, щелкнув клавишей. - Когда Марушкин закончит с Косаревым, пусть зайдет ко мне. он тут забыл кое-что... Только обязательно.

- Будет сделано, Павел Иванович... Минут через пять художник вновь возник на пороге, положил перед Петром небольшой бланк:

- Вот тут ваш автограф необходим... Петр подмахнул расходный ордер, согласно которому г-ну Марушкину причиталась за изготовление рам какая-то мелочь. И небрежно поинтересовался:

- До копеечки рассчитался мой зам?

- А то! - воскликнул сияющий Марушкин. Извлек из нагрудного кармана потертой джинсовой куртки пачку зеленых бумажек, сложенную вдвое и перехваченную желтой резинкой. - Пять штук, копеечка в копеечку. Премного благодарны, Паливапыч, и всегда к вашим услугам. Разрешите улетучиться?

- Тратить спешишь?

- Ну, около того... - признался Марушкин. - Так, расслабиться немного после трудов праведных с помощью алкоголя и доступного женского поголовья. Так это ж ненадолго, мне мастерскую пора покупать, кровь из носу. Если еще понадоблюсь...

- Ты только смотри... - поднял палец Петр.

- Павел Иванович! - проникновенно возопил Марушкин, прижимая ладони к хилой груди. - Вы не думайте, что если я малость самую эксцентричный, то автоматически лишен житейского практицизма... Присутствует таковой, как же. Будьте благонамеренны, я что трезвый, что пьяный - язык за зубами держать умею, не первый год замужем... Нешто мы сиволапые? Все понимаем...

- Ладно, верю, - сказал Петр. - Ножичек возьми, забыл. Если опять понадобишься, где искать? Засунул я куда-то твои координаты, уж извини...

- Да бывает, - Марушкин быстро набросал на листке адрес и телефон. - Ждать буду с нетерпением, Паливаныч, всего вам наилучшего!

Когда за ним закрылась дверь, Петр вернулся к картинам и еще пару минут разглядывал холсты, осторожненько царапая ногтем в подходящих местах, так, чтобы, боже упаси, не оставить следов. Подозрения крепли, не на шутку...

- Можно, я уберу, Павел Иванович? От неожиданности он вскинулся, как ошпаренный, выпрямляясь, зацепил ногой картину, и она с грохотом обрушилась плашмя на ковер. Смущенно улыбнулся:

- Пугаешь ты меня, тезка Орлеанской девственницы...

- Опять насмехаетесь? - грустно сказала Жанна. - Девственницу какую-то придумали...

- Не какую-то, а Орлеанскую.

- А это кто?

Павел мысленно воздел очи горе, вздохнул. Впрочем, к чему ей с такой фигуркой и мордашкой углубленное знание истории? Смешно даже...

- Убрать?

- Убери,конечно.

Покосившись на него через плечо, Жанна нагнулась за смятой бумагой - не присела на корточки, как это в обычае у женщин, особенно щеголяющих на глазах у мужика в мини-юбках, а именно нагнулась, держа ноги прямо, так что взору Петра предстали кое-какие пикантные тайны. Без сомнения, проделано это было умышленно.

Невольно отведя глаза, он проворчал:

- Слушай, тезка Орлеанской девы, на работу, вообще-то, следует и плавки надевать...

Жанна выпрямилась, обожгла его томным взглядом и сообщила:

- Я сегодня такая рассеянная, Павел Иванович, ничегошеньки у меня под этим нет... - и медленно провела ладонями по юбке и блузке. - Ранний склероз начинается, право слово...

- Опять за свое?

Старательно запихав скомканную бумагу в урну, Жанна подошла вплотную:

- Павел Иванович, вы меня что, бросили? И я теперь - соблазненная и покинутая?

- Да ладно тебе.

- Ну, а все-таки? За десять-то дней любые царапины затянутся. А вы девушкой откровенно пренебрегаете. А девушка, между прочим, истомилась вся, сберегаючи себя для единственного... Па-авел Иваныч! Садист вы, честное слово...

Если откровенно, у него приятно взыграло мужское самолюбие - не столь уж часто его откровенно домогались юные красоточки. Пусть даже, строго говоря, не его, пусть тут и просматривалась финансовая подоплека... Если подумать трезво, Пашку многое оправдывает. Все, с кем он забавлялся, в том числе и на грани, имели полное право отказаться, заехать по физиономии, гордо хлопнуть дверью... Однако ни одна этого не сделала.

- Жанна, - сказал он, глядя в глуповатые красивые глазенки. - Тебе, часом, фотографии не вернуть?

- Которые? - подняла идеально вычерченные бровки Жанна. - А-а... Нет, зачем? Вот кстати, у меня подружка работает в театре, в костюмерной. Помните, я говорила? Можно взять на пару дней ихний гусарский мундирчик... Павел Иваныч? Я же не дура, у меня тоже бывают идеи...

"Ну, эта в помощи доброго самаритянина не нуждается, - про себя констатировал он. - Наоборот".

- Па-авел Иваныч... - тоном обиженного ребенка протянула Жанна. - Лето же, смена гардероба. А я на Лохвицкого в "Чаровнице" такой костюмчик видела... Светленький, без подкладки, конкретная Италия, не бодяжная...

И ухватилась тонкими пальчиками за узел его галстука. Петр, мысленно плюнув, уступил - ежели совсем честно наедине с собой, то не очень-то и тянуло разыгрывать монаха. Расстегивая на ней блузочку, он поймал себя на том, что делает это привычно, со сноровкой окруженного девичьим сговорчивым цветником барина времен Очаковских и покоренья Крыма. Опять-таки привычно - была практика во время визита телезвездочки - пристраивая девушку на обширном мягком кресле, он успел подумать, что рискует не то чтобы переродиться характером, но изрядно врасти в Пашкин образ. Если это продлится еще с месяц, трудновато будет потом отвыкать - от сговорчивых телочек, от роскошной машины, от услужливой горничной, бдительной охраны и всего прочего. Марк Твен, пожалуй, чуточку перемудрил, заставив своего нищего тяготиться королевской роскошью, - роскошь, знаете ли, обладает пакостным свойством засасывать, особенно тех, кто вырос пусть и не в канаве, но и не в холе...

Жанна застонала, притягивая его голову, и он перестал о чем-либо думать, потому что мужик есть мужик и пишется "мужик", аминь, прости ты меня. господи...

...Потом она беззаботно пускала дым, уютно устроившись обнаженной в черном кресле так, как на одной из фотографий в отведенном ей конверте. Петр, приведя себя в порядок, присел на подлокотник и рассеянно погладил ее волосы - чтобы не выглядеть разочарованным в подруге любовником. Вернется Пашка, все пойдет по новой, поэтому не стоит разочаровывать девочку холодным обращением, она-то в чем виновата?

- Павел Иваныч, - сказала она с непонятной интонацией. - А почему вы Митьку Елагина не вышвырнете?

- По поводу?

- Девчонки говорили, он вашу супругу совсем задолбал, Ромео фиговый, так и пялится, так и норовит этак невзначай ручонками обнаглеть. Неприлично же.

- Что бы я без тебя делал, - сказал он, внутренне напрягшись. - Одна ты озабочена моим имиджем...

- Нет, серьезно. - сказала Жанна с видом умудренной жизнью солидной женщины. - Ваше дело, как у вас там с ней, но нельзя же позволять все это на публике. Шепотки ползут. Жена Савельева - и какой-то шоферюга... Ущерб для репутации. Я сама сегодня видела...

- Сегодня?