- Но это же неправильно, - сказал он. - Сюда никак нельзя было
пускать Кортеса, даже в прошлом веке следовало помалкивать, но
сегодня-то - двадцать первый?
- А здесь - не двадцать первый. Ты не подумал, что не нам рано
приходить, а им рано встречать?
- Вот это уже довод посерьезнее, - сказал Савин. - Но ведь
непременно должны существовать и более близкие нам по возрасту миры? А
то и ушедшие вперед?
- Таких я не знаю, - сказала Диана. - Наверняка они есть, но там я
не бывала. Хватит, ладно? А то рассержусь...
Савин замолчал. Он никак не мог заставить ее выйти из той роли,
которую она сама себе навязала. В чем-то он мог ее понять, в чем-то
она была права, но - не в главном. И ничего нельзя было сделать...
Танец сменился более быстрым, напоминающим старинный тулузский
ригодон, образовался хоровод, но внезапно к фонтану прихлынула новая
толпа - хохочущая, гомонящая, пускающая шутихи. Может быть, они только
что приплыли. У них были свои музыканты, мелодии двух оркестров
причудливо переплелись, хоровод рассыпался, возникла толчея, вызвавшая
лишь новые взрывы хохота, - все перемешалось, Савин выпустил руку
Дианы и тут же потерял ее из виду. Растерянно затоптался, оглядываясь,
его окружила и потащила за собой смеющаяся кучка парней и девушек,
нимало не удивленных его одеждой, - сунули в руку новый кубок,
уволокли прочь от фонтана;
Он не мог сопротивляться - так подчиняло себе их бесшабашное веселье
- и вскоре оказался далеко от фонтана, на какой-то другой площади. Там
высилась посередине статуя всадника - на низком и широком пьедестале
плясали, а самый отчаянный ухитрился взобраться на шею коня и
размахивал шаром на длинной палке, испускавшим веера искр, прекрасных
и необжигающих, как радуга.
Здесь Савину удалось покинуть своих веселых похитителей. Он присел
на каменное крыльцо расцвеченного яркими огнями дома, отхлебнул вина и
поставил кубок рядом с собой на ступени. Прихватить его с собой? -
мелькнула мысль. Но ведь ничего этим не докажешь - всего лишь кубок.
Впрочем, и монеты, честно говоря, никого ни в чем не убедили бы -
таинственные налетчики явно опасались в первую очередь его аппаратуры,
а монеты, несомненно, прихватили, решив быть последовательными до
конца в своей наглой лихости...
Осторожно обходя танцующих, прошел и скрылся в боковой улочке черный
зверь, как две капли воды похожий на одного из резвящихся там, на том
берегу, на вересковых пустошах Шотландии. Никто не обратил на него
внимания, словно и он был здесь равноправным гостем...
Савин грустно смотрел на танцующих вокруг памятника, хотелось
крикнуть им: <Ну что же вы прячетесь? Вам будут только рады!> Но и
этого он не мог...
Внезапно неподалеку от него возникла. фигура в таком причудливом
костюме и маске, что нельзя было даже по движениям понять, мужчина это
или женщина. Поманила Савина рукой.
- Вы меня? - немного растерянно спросил он.
Фигура вновь призывно повела рукой, и Савин только сейчас увидел,
что рядом с ней стоит предмет на треноге, чрезвычайно похожий на
фотоаппарат, - правда, довольно старинный. Или на кинокамеру старой
модели. Сердце захолонуло от радости. Он вскочил, но фигура отступила,
сделала знак, несомненно означавший просьбу соблюдать определенную
дистанцию, и пошла в боковую улочку. Савин шагал метрах в десяти
сзади, послушно сворачивал вслед за своим таинственным поводырем в
какие-то переулки, дворы, где уже не было ни веселых толп, ни
карнавального фейерверка. Музыка осталась далеко позади, стала едва
слышной. Фигура беззвучно скользила впереди, загадочный футляр висел
на ремне у нее за спиной.
Сердце лихорадочно колотилось. Это фотоаппарат или кинокамера,
сомнений нет. Какой-нибудь торговец? Но почему таится - запрещено
открыто торговать фотоаппаратами, что ли? И откуда ему известно, что
именно Савину нужно? Какой-то таинственный друг, неизвестно откуда
знающий, чем может помочь? Слишком неправдоподобно. Или нет? Ну почему
у его врагов-невидимок, уничтоживших аппаратуру, не может оказаться
своих врагов, которые, согласно известной пословице, автоматически
посчитали себя друзьями и союзниками Савина?
Улица длиной метров в сорок, вернее, проход меж глухими каменными
стенами - задними стенами каких-то строений. На каждой стене по
десятку фонарей - голубых шаров.
Когда Савин достиг примерно середины прохода, все и произошло.
Справа застучали по крыше шаги, полетела вниз, разматываясь, толстая
веревка с привязанной на конце за середину палкой, тот, что заманил
сюда Савина, ухватился за нее обеими руками, сел на палку, я его
мгновенно подняли на крышу.
Из-за угла выехал всадник в широком черном плаще с капюшоном,
чрезвычайно похожий на того, что встречал прошлой ночью на берегу
корабль <честных контрабандистов>, развернул коня вдоль прохода и
остановился. Савин оглянулся - с другой стороны проход загораживали
двое пеших в таких же плащах, и в руках у всех троих были короткие
металлические предметы, холодно отсвечивающие тусклыми бликами...
Оттуда, где стоял всадник, донеслось тихое стрекотание, и несколько
ламп по обе стороны прохода звонко лопнули, погасли. И с другой
стороны, сзади тихо застрекотало, лампы гасли одна за другой, но
только те, что висели ближе к выходам - те, что были в середине и
освещали Савина, остались нетронутыми.
Он понял их замысел, и некогда было раздумывать. Он отскочил,
выстрелил по трем лампам, и они лопнули - висели невысоко, и попасть
было нетрудно. Упал на спину, перекатился, выстрелил по трем
оставшимся. Проход погрузился в темноту. У Савина остался один патрон
в стволе и семь в запасной обойме - слабовато против трех автоматов-
бесшумок... И еще кто-то на крыше, двое как минимум. Но что им мешало
просто выстрелить в него с крыши? Хотят взять живым, узнать, что ему
известно, что он успел рассказать и кому? Сомнительно, что после такой
беседы его отпустят с миром, - чересчур уж удобный подворачивается
случай покончить с ним, надо же было так глупо попасться, и никто
ничего никогда не узнает, до чего обидно, господи...
Он выстрелил во всадника, но промазал - было слишком темно. Всадник
отъехал за угол, исчез из виду. Исчезли и пешие. Злость и опасность до
предела обострили рассудок, и он догадался - сейчас в игру вступят те,
что на крыше, сбросят что-нибудь сверху, оглушат...
Савин вставил новую обойму, отполз к стене, прижался к ней спиной.
Он не знал, с какой стороны ждать удара, он ничего не мог, не знал,
что же делать, никогда еще он не оказывался в таком паскудном
положении. В бога он, разумеется, не верил, но сейчас самое время
помолиться - хотя бы шотландским духам...
Стрекотнуло высоко над головой, сверху посыпалась каменная крошка.
Значит, не стараются попасть, хотят брать живьем...
- Брось оружие. Встать и руки за голову, - раздалось над самой
головой.
- Черта лысого! - рявкнул Савин.
- Дурак, - расхохотались вверху. - Сейчас сбросим факелы, будешь как
муравей на тарелке. А палить можешь сколько угодно - карнавал, никто
ничего не заподозрит. Да и вряд ли ты сюда с мешком патронов плыл, их
у тебя наверняка кот наплакал, а? Давай быстрее...
Резкий свист оборвал ехидно-уверенные реплики, и над самой головой
Савина загрохотали удаляющиеся шаги. Застучали копыта в той стороне,
где скрывался за углом всадник. А через несколько секунд с другой
стороны послышался иной конский топот - кто-то мчался сюда галопом.
В проходе сверкнул яркий, пульсирующий свет факелов. Несколько
всадников с гиканьем и азартными воплями промчались мимо, явно
преследуя убежавших. Трое на всем скаку, царапая ножнами мечей стены,
завернули в проход, увидели Савина, все еще лежащего, натянули,
откидываясь назад, широкие поводья, и храпящие кони взвились на дыбы,
разбрызгивая пену.
Савин медленно поднялся, не пряча пистолета, настороженно
всматриваясь в нежданных избавителей. Вряд ли нападавшие стали бы
применять столь изощрённую хитрость, подсылая к себе на смену
сообщников, так что в том, что прискакали спасители, сомневаться не
стоило:
Как и в том, что это полиция или какой-то патруль, - блестящие
кирасы, шлемы с невысокими султанами, поножи, налокотники, мечи.
Двое остались в седлах, высоко подняв факелы, третий спешился и
валкой походкой старого кавалериста подошел к Савину. Старший,
очевидно, - какая-то эмблема на золотой цепи поверх кирасы, еще какие-
то инкрустации золотом. Грузный пожилой мужчина с солидными висячими
усами.
Савин опустил пистолет, хотел сунуть его в карман, но старший
протянул лапищу в кожаной перчатке, перехватил его руку и забасил
непонятное - указывая на пистолет, широким жестом обводил окрестности,
негодующе качал головой и цокал языком, выражал крайнее неодобрение,
как только мог. Смысл его тирады легко дошел до сознания Савина,
которому во время скитаний по планете нередко приходилось объясняться
жестами с теми, кто не владел известными ему языками. Патрульный
горячо растолковывал, что здесь, во время карнавала, категорически
запрещается устраивать безобразия, подобные только что прерванному на
самом интересном месте.
Савин закивал в знак понимания, виновато пожал плечами, но тут же
спохватился - кто знает, какая у них система жестов, означает же у
болгар кивок - отрицание... Но нет, патрульный его прекрасно понял и