"облаву великую на татей, голоту воровскую, бляжьих жонок и прочий ослушный
народ, многую нечисть и сором учиняющи, которая же гулящая теребень, тати,
бражники и иной непотребный люд воровские домы держит".
восемнадцатого столетия, Ольховская слобода, как ни старались власти,
превратилась в непреходящую головную боль для полиции и градоначальства,
чему благоприятствовали как вольнолюбивый сибирский характер, не привыкший
стеснять себя казенными параграфами, так и проходившая через Шантарск
знаменитая Владимирка, прославленный песнями кандальный тракт, по которому в
обе стороны циркулировал отчаянный народ. По какой-то неисповедимой прихоти
природы именно в Ольховке и сконцентрировалась большая часть подпольных
шинков, карточных притонов, скупок краденого, "малин" и прочих интересных
заведений, подробно перечисленных в Уголовном уложении.
время золотой брегет и шубу на енотах у неустрашимого полярного
путешественника господина Нансена, имевшего неосторожность посетить Шантарск
(причем, несмотря на все усилия напуганной возможным международным скандалом
полиции, ни часики, ни шуба так и не были разысканы). Ходили также слухи,
что все резкости в адрес Шантарской губернии, имевшиеся в путевых заметках
покойного писателя Чехова, побывавшего тут проездом на Сахалин, как раз тем
и объяснялись, что непочтительные ольховцы в отсутствие литератора навестили
его гостиничный номер и многое унесли на память.
что, критически рассуждая, эту слободу можно было лишь с большой натяжкой
признать неотъемлемой частью Российской империи - да и то в дневные часы...
"Счастье еще, что государь император о сем не осведомлен", - с грустной
иронией подумал Лямпе.
чтобы у самой, но где-нибудь насупротив...
располагалась у обширного погоста, которому, надо полагать, и была обязана
своим названием. Начинавшаяся за нею слобода выглядела, с точки зрения
непредвзятого наблюдателя, совершенно обычным местом, вовсе не обладавшим
внешними признаками преступности и разгула. Самые обычные улочки, самые
обычные дома, при дневном свете выглядевшие вполне благопристойно и
добротно. Меченные разноцветной акварелью куры у калиток, лениво
развалившаяся в пыли собака, баба с полными ведрами - хорошая примета, а? -
лошадь с телегой у ворот, тишина жаркого вечера... Лямпе неторопливо шагал,
помахивая тросточкой. Миновал небольшой трактир, опять-таки выглядевший со
стороны сущим образцом благолепия. Внутри, конечно, гулеванили, но без
особого шума, пристойно наяривала гармошка, и несколько голосов выводили с
неподдельным чувством:
а реальным жизненным опытом. Сразу за трактиром, у забора, стояли человек
пять - судя по расслабленным позам, с утра снедаемые скукой. Итальянец
Ломброзо не нашел бы в этих физиономиях черт врожденной преступности, но
Лямпе, давно уже переставший смотреть на мир сквозь призму наивности, сразу
определил по нарочито честным и равнодушным глазам, с кем имеет дело. Очень
уж старательно смотрят сквозь...
почтительностью осведомился крайний.
Дождавшись, когда проворные тонкие пальцы - вряд ли принадлежавшие
привыкшему к физическому труду индивидууму - вытянули сразу парочку,
спросил:
воздухе явственно ощутилось напряжение.
папиросами. - Кубышкин?
подобного имечка...
не выдержав, украдкой оглянулся на Лямпе и тут же отвел глаза, заторопился
следом за компанией. Врали, конечно, поганцы. Не могли не знать. Ну и черт с
ними... Однако как тут пусто! Сонное царство, право...
во дворе, ни в обширном огороде. Единственным представителем рода
человеческого оказался босоногий мальчишка, игравший сам с собою в свайку
посреди пыльной улочки. При виде Лямпе он воспрянул духом, живенько подбежал
и без церемоний попросил:
невесомую, как рыбья чешуйка. - Ты где живешь?
выдал философскую сентенцию:
ухмыльнувшись. - На вот тебе сразу пятиалтынный. Итак?
зеленая. С маманей, только она уехавши в гости.
очевидно, решил, что выданная авансом плата вполне окупает игру в
вопросы-ответы.
- Вона, только что по огороду шарился, редиски на закуску надергать, жрать
ему, надо полагать, захотелося. Оно и понятно - сколько ж пить без закуски?
Дома он, точно, у них там собаки нету, так что заходьте смело...
устройстве нехитрой щеколды, поднял ее, секунду помедлил. Этот визит был не
самым разумным предприятием, но другого пути попросту не было - одни
сплошные тупики... Он вздохнул, потрогал через пиджак браунинг и, нагнув
голову, решительно шагнул во двор. Тишина. Пройдя несколько шагов до
крыльца, Лямпе огляделся, но ничего подозрительного не усмотрел. Столь же
решительно взялся за ручку. Дверь моментально подалась. Крохотные опрятные
сени. Тишина. Чуть приоткрыв внутреннюю дверь, Лямпе негромко позвал:
улице комнатка с тщательно занавешенными окнами показалась темным подвалом.
выворачивая, взметнула вверх так неожиданно и жестоко, что Лямпе, выронив
трость, замер в нелепой позе - полусогнут, этаким рыболовным крючком, голову
кто-то, придавив пятерней, сграбастал за волосы так, что слезы навернулись
на глаза и ничего не видно, кроме пола. Браунинг, почувствовал Лямпе,
вывалился из кармана, но звука падения на пол так и не последовало -
пистолет с большой сноровкой подхватили на лету.
извольте видеть!
плотно охватило железо. Потом стало немного свободнее, его уже не держали за
волосы, позволили выпрямиться. Глаза тем временем привыкли к полумраку, и
первый, кого он увидел перед собой, - околоточный надзиратель в белом летнем
мундире, с поперечными нашивками за выслугу лет на черных с галуном погонах.
Один из державших Лямпе зашел спереди, с любопытством уставился на пленного
- этот был в штатском и в руке держал наготове смит-вессон с укороченным
дулом, какими обычно пользовалась сыскная полиция. "Даже так? - подумал
Лямпе относительно спокойно. - Интересные дела..."
примолкни... Зыгало, Мишкин! Волоките его быстренько в пролетку, да без шума
мне!
выскочили из смежной комнатки, подхватили Лямпе под локти и поволокли во
двор. Кинулись через огород, и Лямпе успел заметить, что мальчишка, стервец,
издевательски помахал ему вслед.
почтения подталкивая под бока кулаками, пропихнули туда, протащили через
другой, примыкающий огород, еще через какие-то безлюдные дворики - и все
трое оказались на улице, где стояла самая обычная пролетка с поднятым
верхом. Лямпе втолкнули в нее, и оба поместились по бокам - все это со
сноровкой, свидетельствовавшей о немалой практике. Извозчик без расспросов
подхлестнул гладкую лошадку. Не оборачиваясь, поинтересовался:
- В одном кармане револьвер, в другом - кастетик. Не интеллигент, надо
полагать...
Никитин Юрий
Корнев Павел
Контровский Владимир
Грабб Джеф
Корнев Павел
Сертаков Виталий