все же заметить, что от этой затеи с немцем Лямпе и мещанином Савельевым
явственно попахивает пинкертоновщиной, этими книжечками в мягких обложках,
гимназическим чтивом...
Львович, не учитываете подчиненности моего положения. Это вы здесь - царь и
бог, между нами говоря. А офицерам вроде меня в столицах приходится
поступать согласно приказам начальства.
управлением, ваше начальство далеко... Генерал велел действовать поначалу
инкогнито, оставалось щелкнуть каблуками и, преданно поедая глазами
начальство, заверить в скрупулезном выполнении инструкций оного...
Позавидуешь вам, господин полковник...
Алексей Воинович, полковник - самый глупый чин. Да-да, вот именно. Потому
что каждый полковник с некоторых пор начинает задаваться вопросом: станет он
когда-нибудь генералом или так и уйдет в отставку полковником? В других
воинских чинах это не столь ярко выражено, а вот переход от полковника к
генералу - штука заковыристая... Станете полковником - узнаете на опыте.
руд, как ни странно, наслышаны об успехах столичных коллег. Ну как же,
ротмистр Бестужев. Первый сотрудник охранного отделения, коему удалось
проникнуть в заграничную школу бомбистов... Да-с, наслышан и о ваших
подвигах во Львове, и о досрочном производстве, и о крестике...
замалчивать - тоже несвойственно норме... Еще рюмку?
немец Лямпе, как и мещанин Савельев, канули в небытие, он сидел сейчас в
отдельном кабинете ресторана при "Старой России", уже в старательно
отглаженном железнодорожными жандармами летнем кителе, извлеченном из
багажа, и полковник Ларионов старательно его потчевал. Вряд ли из одного
почтения к столичному гостю - видно было, что полковник, как это частенько
случается с пожилыми людьми, всем прочим радостям жизни предпочитает
чревоугодие.
ловко разливать в глубокие тарелки бульон с крохотными пельменями.
легкое изумление Бестужева малыми размерами яства. - Их специально такими
ма-ахонькими лепят.
Алексей Воинович, это у вас в столицах рябчик - дорог, а у нас сия птичка
летает во множестве, быть может, как-нибудь выберетесь к нам осенью, вот и
свозим вас на охоту... А? Чем не идея? Зимой? Берлогу медвежью присмотрим...
Ославили на весь свет, право... Прибыл к нам с визитом некий сенатор,
второго класса чин, принятый при высочайшем дворе, и прочая, и прочая.
Аккурат перед прибытием посредством синей ленты собрал на груди чуть ли не
всех святых13... И вот загорелось ему непременно ухлопать Топтыгина. Одна
беда, доложу я вам: из государственного мужа давно уж песок сыпался, поднять
самое легонькое ружьишко еще способен, но вот попасть в цель из оного -
задача непосильная. Ну-с, мы, сибиряки, люди с фантазией. Есть при
губернаторе чиновник особых поручений, молод, однако хват, каких поискать.
Этот вьюнош и подал дельный совет: зашить в медвежью шкуру человеческого
индивидуума. Патроны господину сенатору, естественно, вложить холостые. А
шкуру бы потом представили доподлинную... Сказано - сделано. Упаковали в
шкуру полицейского урядника, человека проверенного, два дня с ним роль
репетировали: как выскочит, как рявкнет, как живописно после меткого
выстрела упадет... И вот - охота. Бабахает его высокопревосходительство в
белый свет, как в копеечку, - но "Топтыгин", сами понимаете, все равно
весьма натуралистично подыхает. Рукоплескания, восхищение всеобщее... и вот
тут-то становой пристав, дубина, в тонкости разыгранного спектакля не
посвященный, решает к высокому гостю подольститься. Цапает свой наган, орет:
"Да он еще корячится!" - и всаживает пулю в нашего "мишку". "Мишка",
естественно, от такой неожиданности взм„тывается на дыбы и дурным голосом
орет на пристава: "Убьешь, мать твою! Что делаешь, дуролом?!" Последовавшая
сцена достойна пера Шекспира - кто прочь бежит, кто крестится, переполох,
гам, столпотворение... Хорошо еще, урядник получил лишь легкое ранение в
мякоть левой ноги. Пришлось потом бедняге выхлопотать медаль шейную "За
усердие" на Аннинской ленте, деньгами наградить... Самое трудное было
подыскать убедительное объяснение - его высокопревосходительство в момент
столь опрометчивого выстрела стоял в двух шагах от "добычи" и настаивал, что
прекрасно слышал и видел, как мертвый медведь вдруг вскочил, да еще орал
самым что ни на есть человечьим басом. Справились и с этим. Учли характер и
пристрастия объекта. Его высокопревосходительство - мистик известный, ни
одного спиритического сеанса не пропускает, французские оккультные
журнальчики выписывает, ныне, насколько мне известно, замечен среди
почитателей Распутина...
была вскоре же сочинена убедительная легенда о злокозненном инородческом
шамане, вороне здешних мест, который из неприязни к православию пытался
своим гнусным ведовством навести страх на влиятельную и приближенную к
императору особу. Самое смешное, что эту версию его высокопревосходительство
изволили скушать мгновенно и с нескрываемым аппетитом, - причем горячо
заверяли, будто сразу все так и поняли, но, конечно же, ничуть не
испугались, встретив, так сказать, грудью волховские происки... Историю эту
какая-то добрая душа не поленилась пересказать нашему начинающему
литератору, инженеру Вячеславу Яковлевичу, так что, вполне возможно, мы ее
еще прочитаем в беллетристическом виде... - он зафыркал, немного
посерьезнел. - Алексей Воинович, Распутин что, доставляет определенное
беспокойство?
нешуточным раздражением. - Да вызовите вы из провинции парочку хватких
жандармов или даже полицейских приставов, они этого вашего мужицкого пророка
в два счета прогонят подзатыльниками вдоль всего Невского так, что дорогу
забудет в Петербург...
подумал Бестужев. - Оторвались от столичных реалий. Как бы ваших хватких
провинциальных жандармов самих не прогнали по Невскому затрещинами такие
господа и дамы, что помыслить неуютно..."
Удовлетворите любопытство, Василий Львович, - Георгий ваш не за турецкую ли
кампанию получен?
прорыв конницы генерала Мищенко в Корею. За Мукден - Анна третьей степени.
кивнул:
немаленькой пластине с драконом на груди пристава Мигули, полученной, как
оказалось, от китайского премьера не только за бравый внешний вид, но и за
немалые услуги по отысканию драгоценной табакерки, свистнутой у проезжавшего
в Москву китайского сановника оборотистыми ольховцами. Бестужев поддерживал
непринужденную беседу, не выказывая ни малейшего неудовольствия. Он уже
понял тактику полковника и не сомневался, что это была именно тактика, -
сразу после освобождения его из полицейских лап Ларионов весьма даже
мастерски уводил разговор от того, что послужило причиной командировки
Бестужева в Сибирь. Мотивировка, надо признать, была убедительной донельзя:
в самом деле, какие могут быть серьезные разговоры о жандармских сложностях
и хлопотах, когда время близится к десяти вечера и наилучшим выходом будет
лишь плотно поужинать, а хлопоты начнутся завтрашним утром...
день, казавшийся бесконечным, пожалуй, самый длинный день в его жизни,
оказался столь насыщен встречами, новыми знакомствами и коллизиями, что
ротмистр, словно бы по инерции, до сих пор не мог прийти в себя,
успокоиться, остыть. Жажда действий все еще бурлила по жилочкам, но силы
приложить оказалось некуда, оставалось покорно поддаваться напору
ларионовского чревоугодия да вести приятную беседу о сущих пустяках...
стоит вспомнить о происшедшем со Струмилиным и Штычковым, - но полковника
пока что не нужно посвящать в иные тонкости... Во исполнение инструкций
Герасимова.
и в рюмки вновь заструилась чистейшая смирновская. - Простите старому
бурбону его навязчивость, но меня, откровенно признаюсь, гложет
любопытство... Как вы оказались в Корпусе? То, что вы в Корпусе оказались,
прямо-таки подразумевает некие непреложные детали: можно с уверенностью
говорить, что происходите вы из потомственных дворян... хотя, пардон, бывают