Негромко треснул выстрел из кольта, и все стихло, успокоилась трава,
оборвался вопль. Почти сразу же гаваец выпрямился, пошел к ним, кривясь,
застегивая потертую кобуру. Остановившись в двух шагах, ни на кого не
глядя, он сказал ровным голосом:
- Обе ноги переломало. Открытые переломы, кровища... Куда его было девать?
Все равно сдох бы еще на шхуне. Предупреждал же... Что таращитесь?
Работенка у нас такая, люди взрослые... Долю поделим на всех. Или у тебя,
наследный принц, гуманность играет и в дележе участвовать не будешь?
- Отчего же, - спокойно ответил Мазур. - Я, как все, и не ищи ты во мне
особенного гуманизма, ..
Он и в самом деле не был так уж потрясен. Печальная участь, конечно, но
этот парень хорошо знал, на что шел. Рассуждая с профессиональным
цинизмом, гаваец, хотя он и гад ползучий, был в чем-то прав. Открытые
переломы, кровотечение... Батак все равно был не жилец, даже если бы они
дружно сошли с ума и повезли его прямиком в ближайшие цивилизованные
места, где найдутся хирурги и лекарства.
Он заставил себя остаться над происшедшим. Потому что был здесь чужим, и
эти маленькие трагедии, эти жизненные сложности его совершенно не
касались, перед ним стояла другая задача - во что бы то ни стало вырваться
отсюда к своим. В конце-то концов, покойный батак по кличке Чарли был
обыкновенным мелконьким "джентльменом удачи", а не угнетаемым трудящимся,
эксплуатируемым иностранными колонизаторами или местными компрадорами...
Плоховато вписывался покойный в идеологические схемы, которыми Мазуру
предписывали руководствоваться партия и правительство, идущие ленинским
курсом... Ну и слава богу. Мало мы навидались?
- Ну что? - спросил приободренный гаваец, видя, что открытого протеста
подчиненных не последовало, а парочкой хмурых взглядов можно пренебречь. -
Без прочувствованной панихиды обойдемся, и уж тем более без торжественных
похорон? За работу, дармоеды! Время...
- Нивин майяль! - азартно и ожесточенно рявкнули поблизости.
Встрепенувшись, они обернулись в ту сторону. И слаженно подняли руки -
даже команду на совершенно неизвестном языке нетрудно понять, когда она
подкреплена нацеленной тебе в лоб солидной десятизарядной винтовочкой...
Метрах в пятнадцати от них, прочно расставив ноги, стоял высокий крепкий
яванец в оливковых шортах и такой же рубашке - определенно форма, под
широкий малиновый погон на левом плече подсунут скатанный в трубку берет с
какой-то разлапистой, тускло-желтой кокардой. "Влипли, - тоскливо подумал
Мазур. - Или полицай, или здешний егерь. Что же наш, скотина, давным-давно
Пенгавой с Манахом прикормленный здешний надсмотрщик, не предупредил
вовремя? Ну, может, и сам не знал. Может, ему внезапную ревизию устроили -
во всем мире любят такие штуки выкидывать совершенно даже внезапно, и
браконьеров отлавливая, и бдительность стражей на местах проверяя...
Хреново-то как. Допросы. Полиция. Кто такой и откуда, как попал в эти
места? Что, идти на здешнюю зону Джоном-родства-не-помнящим, беспаспортным
европейским бродягой? Загонят в такие места, откуда ни один супермен не
выберется, малость наслышаны, как же... Вот если он один... Господи, лишь
бы другие приотстали, если они только имеются поблизости... а если он
один?"
Неизвестный и пока что не идентифицированный страж закона все так же стоял
с расставленными ногами, целясь в них из устаревшей изрядно
ли-энфильдовской четверочки - устаревшей, увы, лишь морально. Надежная
штука, десять зарядов, прицельный бой на два с лишним километра - тот
самый пресловутый "бур", с которым Мазур столкнулся в Афганистане и
сохранил самые тяжелые воспоминания...
Вооруженный граждан взирал на них с откровенной ухмылкой удачливого
охотника. Они молчали - никто пока что не придумал убедительной отговорки
или хотя бы первой вступительной фразы. Мазур скосил глаза вправо-влево:
нет, пожалуй что, никак не удастся выдать себя за научную экспедицию,
мирных ботаников или безобидных энтомологов. Во-первых, нет с собой
ничего, что могло бы хоть отдаленно сойти за сугубо научное снаряжение,
во-вторых, вот он, карабин Пенгавы, валяется на открытом месте неподалеку
от мертвого ящера, в чьей плоской башке великолепно просматриваются дырки
от пуль. Не стоит обольщаться - даже в этой глуши полиция умеет подвергать
пули трассологическим исследованиям и устанавливать их принадлежность
конкретному оружию. В-третьих, совсем неподалеку отсюда почти на виду
валяются мешки с добычей, в-четвертых, ни у кого нет документа,
разрешавшего бы находиться на территории заповедника, каковыми являются
все места обитания варанов... ну, хватит, не стоит умножать аргументы,
свидетельствующие против тебя, их и так с избытком хватает на приличный
срок... Надо же было так глупо влипнуть...
Но ведь он один, один! Так до сих пор и не появились другие! А это шанс,
господа мои, это шанс...
- Послушай, парень... - с примирительной улыбкой начал Джонни. - Не знаю,
что ты там решил, но мы люди мирные...
- Новин майяль, рака! - цыкнул вооруженный без особой злости, чуть
приподняв ствол винтовки.
То ли не понимал пиджина - хотя полицейскому или егерю на бойком месте и
следовало бы знать универсальный язык общения, на котором только и могла
кое-как объясниться пара сотен наций, народностей и племен, то ли
относился к службе крайне ревностно и не собирался вступать в ненужную
болтовню до прибытия начальства..."Вот это влипли", - вновь констатировал
Мазур печальный факт. Ужасно тоскливо было стоять под дулом посреди яркого
солнечного дня, под синим небушком, в облаке невыносимого смрада от
дохлого оленя...
И вновь - характерный шорох в траве, но человека не видно. Должно быть,
еще один дракон издали унюхал благоухающее лакомство, но опасался двуногих
и оттого не приближался, кружил поодаль. Вооруженный лишь мельком
покосился в ту сторону - нет, это никак нельзя было использовать для
броска, парень явно обвыкся с ящерами и не собирается отвлекаться на столь
привычную деталь пейзажа. Ну что же выдумать-то?! Самая пора. Он не
собирается задавать вопросов, что-то выяснять, он молча ждет... Есть здесь
и другие, есть, нюхом чую...
Пришедшая в голову идея, если честно, не была ни гениальной, ни особо
коварной - но лучше так, чем ничего... Мазур вдруг пал на колени со всего
размаху, воздел руки к небу и заорал истово все на том же пиджине:
- Господи, на кого ты меня оставил? - и повернулся к гавайцу, с дико
исказившимся лицом заорал, хватаясь за голову: - Ты во что нас втянул,
урод? - И быстро добавил на гораздо более правильном и чистом английском,
который гаваец, то есть сапиенс штатовского происхождения, должен был
знать: - Дергайся, твою мать, ломай комедию, разбегаемся в стороны, дробим
его внимание... - И снова завопил на пиджине, отчаянно дергаясь, ломаясь,
кривляясь: - Моя старая мама этого не переживет, ее хватит удар...
Он старался не переигрывать - попросту доводил самые яркие эмоции до
предела, до обнаженной, понятной всякому идиоту простоты. Прекрасно
помнил, что здешний народ предпочитает именно такой накал чувств, не зря
же в местных кинотеатрах самые большие сборы дают индийские и мексиканские
мелодрамы, где страсти кипят, бурля и клокоча, где впечатление производят
самые дурные сценические эффекты, давным-давно исчезнувшие с подмостков
европейских театров. Орал что-то про то, как он потрясен и раздавлен, как
жаждет покаяться и искупить вину, как будет рыдать старушка-мама, если ее
родимый сын будет арестован...
Человек с винтовкой был несколько ошеломлен. В первый миг он даже
шарахнулся в сторону, наведя на Мазура дуло многозарядки, потом захлопал
глазами уже с нескрываемым изумлением - а Мазур заламывал руки, метался,
то падал на колени, то вскакивал, воздевая к небу трясущиеся конечности.
Понявший, наконец, его замысел гаваец тоже забился в конвульсиях, вопя
что-то бесстрастным небесам, дергаясь, как окончательно спятивший дервиш.
А там и Пьер подключился, рухнув в жесткую траву, и катался по ней почти
что в натуральном эпилептическом припадке, вопя невразумительно и громко.
Ах, молодцы! Манах с Пенгавой, первобытно-хитрые люди, внесли свою лепту -
орали, прыгали, за головы хватались, визжали, то прыгали, то на колени
падали...
Судя по ошарашенному виду парня с винторезом, ему еще никогда не
попадались такие браконьеры. Вполне возможно, он привык и к вооруженному
сопротивлению, и к погоне. Но определенно ни разу не сталкивался с этаким
вот стадом взбесившихся павианов. То и дело косясь на него посреди ужимок,
прыжков и воплей, Мазур с радостью отмечал, что егерь сбит с толку, что
внимание его, как и задумано было, дробится, что он не в состоянии держать
под прицелом сразу пятерых одержимых, разбегавшихся в стороны, как
тараканы...
Конечно, это не могло затянуться надолго. Сейчас он малость остервенеет,
возьмет себя в руки, прикрикнет, в воздух пальнет... Нельзя затягивать, он
вот-вот опомнится... ага!
Оттолкнувшись левой от земли, Мазур крутнулся в великолепном прыжке,
отработанным финтом ушел с линии огня, в два скачка сократил разделявшее
их расстояние до минимума... Ну, а дальше было совсем просто - отточенным
приемом выбил винтовку, наподдав ей в полете подошвой по затвору, так что
она отлетела довольно далеко. Двумя ударами погрузил стража закона в
долгое беспамятство, выпрямился. Подхватил винтовку, щелкнул
предохранителем на ствольной коробке, по-хозяйски повесил ее на плечо.
Джонни, выхватив паранг, гибким кошачьим движением метнулся к валявшемуся
без сознания егерю. Без всяких усилий, скупым движением Мазур угодил ему
по нужной косточке, так что пальцы сами разжались и выпустили тяжелый
тесак, вонзившийся в жесткую землю так, как это можно видеть на иных
антивоенных плакатах типа "Штыки в землю". Сказал спокойно, но твердо:
- Не дури, Джонни...
- При чем тут дурость? - прямо-таки прошипел гаваец, зажав левой
ушибленное запястье. - Этого сукина сына я сам прикончу...
Вот этого Мазур как раз не собирался допускать - человек, в конце концов,
на службе, долг выполняет, коллега в каком-то смысле... Он сказал жестко:
Перумов Ник
Маркелов Олег
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Ковальчук Вера
Володихин Дмитрий