Александр Бушков

Легенды грустный плен

Повесть в рассказах

"Древние мифы изъяснял,

должно не затем, чтобы

мастерить из них новые,

но дабы корень простых

и натуральных свойств в

них открывать".

М. В. Ломоносов

ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ПУТИ

Человек бежал быстро и размеренно, захватывая полной грудью порции
воздуха и выдыхал каждый раз одновременно с рывком правой ноги вперед
- наработанный за годы ритм бега опытного охотника. Пятна крови и
следы говорили о том, что олень невозвратно теряет силы, выложился
вконец и скоро рухнет там, впереди, где зелень и буйноцветье саванны
сливаются с Великим Синим Ясным Небом. У этих людей существовало
множество слов для обозначения оттенков и состояния неба в разное
время суток, разную погоду, даже в разные времена года. Но Великим оно
было всегда, оно изначально нависало над миром, над живым и неживым,
оно светилось ночью мириадами Высоких Костров, оно гневалось молниями
и насылало чудовищ.

Слева, совсем неподалеку, меланхолично перетирают зубами траву
пять мамонтов, Косматые громада спокойны - они, верно, заключили, что
путь охотника пролегает мимо. Да и не опасны им одинокие охотники.

Человек бежал по саванне неподалеку от побережья океана, который
лишь через десять тысяч лет приобретет право именоваться Северным
Ледовитым. Пока для этого просто-напросто нет оснований - льда нет и в
помине, климат мягок и приятен, носороги чувствуют себя прекрасно.
Человек тоже. Разумеется, с учетом неизбежных опасностей,
подстерегающих на земле и являющихся с неба.

Резные шарики и подвески костяного ожерелья барабанят по выпуклой
груди. Рука сжимает легкое, удобное копье, мир прост и незатейлив,
цель ясна. Медь, что пойдет на шумерские и вавилонские мечи, еще
покоится глубоко в недрах земли. На всей планете нет ни одного
металлического предмета собственного производства.

Впереди - небольшая рощица, островок посреди саванны, взгляд не в
состоянии пронизать ее насквозь, и охотник резко забирает влево,
заранее отводя назад копье для возможного удара - бывает, раненый
зверь в приступе яростного отчаяния выбирает такие вот уголки для
последнего боя. Всякое случается, примеров хватало.

Все его чувства обострены, он привык к охотничьим неожиданностям и
потому даже не вздрагивает, увидев перед собой вместо разъяренного
оленя - людей. Предположим, не совсем таких же. Но людей, несомненно.
Двоих.

Он стоят, изготовив копье, левая рука готова выдернуть из ножен
костяной кинжал. Глаза охотника, мастера по чтению звериных следов,
различающего не один десяток оттенков в красках неба, вбирают детали и
частности, как сухой песок - воду.

Их двое, они ниже и тоньше и, судя по особенности лиц, принадлежат
к чужому, неизвестному племени. То, что на них надето, цветное, яркое,
блестящее, непонятно из чего сделано; и вовсе уж странным кажется
рядом с ними что-то прозрачное, сверкающее, чудных форм, блестит
что-то серебристо-витое, что-то вытянуто в обе стороны от стрекозиного
тела - то ли гигантская птица из застывшего льда, то ли замороженный и
оттого ставший видимым вихрь. Почему-то это навевает мысли о полете.

Но не оно, сверкающее, самое важное. Главное, охотник не видит
опасности. Эти двое не выглядят серьезными противниками - он может
справиться с ними голыми руками. У них и возле нет ничего похожего на
оружие - один держит в руке что-то короткое, маленькое, блестящее, но
оно короче кинжала, совсем неопасное и несерьезное. Даже на
метательное оружие не похоже - чужой держит его, просунув указательный
палец в середину, так не держат метательный камень. И лица спокойные,
не злые.

Собственно, долго раздумывать не над чем. Все ясно. Опасности нет.
Саванна не принадлежит никому в отдельности, и всякий, откуда бы он ни
явился и куда бы ни шел, вправе иметь свою тропу. У охотника и его
соплеменников нет привычки набрасываться на не выказывающего
враждебности чужого только потому, что он чужой. Убивать людей следует
лишь защищаясь.

Поэтому охотник выпускает копье, повиснувшее на запястье, на
ремешке. Показывает тем двум раскрытые ладони, дает понять, что на
беззлобность он отвечает тем же, не видя причин для схватки. Откуда бы
они ни явились и какими бы странными ни были их предметы - видно, что
они все поняли. На этом их пути должны разминуться. Достаточно того,
что обе стороны уважают чужую тропу и показали это. Так что каждый
идет своей дорогой.

Свежий след зовет, зовет долг, и охотник, отодвинувшись,
бочком-бочком, вновь переходит на размеренный бег. Ощутив мимолетный
прилив любопытства, он все же оборачивается - как раз вовремя, чтобы
увидеть бесшумно взмывающую ледяную птицу в синеве. Он не собирается
об этом думать - мир необозрим и в нем всегда можно увидеть то, чего
никогда не видел прежде, вереницы странных предметов и явлений не
имеют конца, и, если уделять им время а мысли, того и другого не
останется на выполнение долга перед племенем. А его долг - добывать
мясо для сородичей. Так что по возвращении все уместится в несколько
коротких фраз. А может, эта встреча и не заслуживает упоминания. Лучше
уделить внимание небу - его цвет изменился.

Бугорок впереди растет и принимает форму уткнувшегося мордой в
землю оленя - ветвисторогого, жирного, достойной добычи. Настиг,
наконец!

Умирающий зверь способен на все, предосторожности нелишни. Охотник
издали метнул костяной кинжал, но туша не шевельнулась - олень мертв,
и охотник подошел уже безбоязненно, выдернул кинжал из загривка,
испустил короткий победный клич и сноровисто, неторопливо стал
разделывать тушу. Передохнуть он себе не позволил.

Жаль, что не унести все одному, половина мяса достанется зверью,
да что тут поделать, если после нападения на стадо охотники
разделились, каждый погнал свою жертву. Добыча все равно будет
неплоха, если каждый из трех его спутников принесет столько же. В
любом случае свою славу он не уронил, а это очень важно.

Стоя на коленях, перетягивая сыромятным ремнем туго свернутую в
трубку шкуру, он почуял опасность. Жизнь научила его остро чуять
опасность заранее. Но на сей раз это был не зверь. К зверю опасность
отношения не имела. Что-то другое. Потому что свист, клекот, рев
приближаются, наплывают словно бы сверху. И Великое Ясное Синее Небо
уже запятнано черным грузным облаком!

Он так и остался на коленях, слабость разлилась по телу, к кончики
пальцев бессильно скользнули по древку копья. Теплилась надежда, что
все обойдется, но рассудок безжалостно свидетельствовал: приближается
самое страшное чудовище на свете, страшнее тигров, носорогов и вовсе
уж редко встречавшихся ящеров, - Небесный Змей, Владыка Высот.
Бессмысленно бежать, бессильно оружие. Спасения нет.

Грохот, рев и вой были сильнее шипения тысячи змей. Темное
бесформенное тело быстро приближалось, заслонив солнце, густая тень
упала на травы, на оцепеневшего в смертельном ужасе человека, черный
хобот бешено вертелся, пританцовывал на возвышенностях, окруженный
желтоватым сиянием и огненными шарами, хлестал по земле, поднимая тучи
пыли и вороха вырванного с корнем кустарника. Зверь искал пищи. Рык
чудовища подминал, уничтожил крохотную живую песчинку.

Подхваченная щупальцем небольшая антилопа взлетела и, кружась,
скрылась в облаке. В лицо охотнику летели пыль и трава, огненные
вспышки слепили, странное потрескивание подняло волосы дыбом, ветер
вот-вот должен был сшибить с ног и швырнуть в пасть чудовища. Не было
мыслей, не было чувств, не было побуждений - только страх и липкое,
холодное сознание смерти. Мир исчезал вместе с ним, растворялся, гас.

И он не сразу понял, а сообразив, долго не мог поверить,
втолковать самому себе, что вокруг него уже не кружит перемешанная с
травой пыль, что рев и вой слабеют, затухая, а солнце вновь жарко
касается лица.

Смерч стремительно удалялся к горизонту, потускнел блеск шаровых
молний, стих грохот, похожий на шипение тысячи змей.

Там и сям вокруг чернели пятна и полосы взрыхленной земли: в
воздухе стоял свежий грозовой запах.

Охотник выпрямился во весь рост, его пошатывало, бросало то в жар,
то в холод, прошибла испарина, зубы клацали. С сумасшедшей радостью он
вновь вбирай запахи и краски мира. Дрожь не унималась, и тогда он
неверными пальцами рванул с пояса кинжал, вскользь черкнул себя по
боку и зашипел сквозь зубы от горячей боли.

Это помогло, отвлекло тело. Длинная царапина саднила, кровь
поползла по коже. Боль помогала вернуть спокойствие телу и душе.

Все как рассказывали старики: чудовище, что таится неизвестно в
каком логове и время от времени проносится над землей в ореоле огня и