досадные тяготы бродячей военной жизни, где каждую минуту можно
нарваться на грубые насмешки, а то и оскорбление действием. Достойно
ответить нельзя, не выходя из роли. Только несколько человек там, на
семи холмах, знают, куда исчезли из Рима несколько лет назад трое
квиритов - полноправных римских граждан, патрициев, прошедших не
только военную подготовку - они досконально изучили и эллинскую
литературу (своей, латинской, пока почта нет).
велики. Народное собрание Рима собирается все реже и реже. Оно -
пережиток прошлого: чрезвычайно громоздко, магистратов избирают всего
на год, так что те не успевают приобрести должный опыт в
государственных делах и влияние. Сенат, оплот аристократии, формально
числящийся совещательным учреждением при магистратах, фактически
держит в руках все. Планы на будущее в том числе. А суть этих планов,
какими бы утопическими они ни казались, - сделать мир римским. Учиться
искусству создания мировой империи есть у кого, поэтому Македонец
находился под прицелом зорких глаз последние несколько лет. Вплоть до
своей глупой смерти.
загребущих рук вокруг пустого трона. Вряд ли интересно наблюдать, как
они рвут друг другу глотки. Мы узнали достаточно.
держит себя, как старший. Гней Себурий Марон не возражает, он в
глубине души согласен, что в любом деле необходимы четкие (пусть в
иных случаях неписаные) разделения по субординации. Разделение, помимо
всего прочего, снимает с младших изрядную долю моральной
ответственности. А каждый умный человек должен стремиться к меньшей
ответственности, полагает Гней. В общем-то согласен с разделением по
старшинству и Юний Регул, самый младший по возрасту, кстати. Хотя
причины другие - он просто так привык. Мир таков, каков он есть. Вот
только эта пухлая Луна над Вавилоном... Что же, все так просто -
перенять опыт Ушедшего и браво, бездумно шагать вперед?
человек попытался завоевать мир. Проходить мимо такого опыта грешно.
Мы используем, понятно, не все из его опыта, но сам опыт показывает -
мир можно завоевать.
самой вершине. Здесь и кроется ошибка, от которой мы избавлены
заранее. Римская аристократия - это сила, способная избежать ошибок и
упущений одиночки.
вольнословие. Когда мы вернемся, у тебя это пройдет... Конечно, Юний,
ошибки возможны. Но величие цели и общий труд во имя достижения этой
цели помогут исправить любые ошибки.
за годы опыт?
опровергнуть старую истину, что самые юные - наиболее дерзкие и
никогда не колеблются... Боишься?
Греция. Наследство Македонца. Какие новые ошибки могут подстерегать на
этом пути?
понимает, что охватившие младшего соратника сомнения мимолетны, они,
строго говоря, нормальны в разведывательной работе и не достигли и не
достигнут той страстности и силы, когда человек яростно стремится
заразить своими сомнениями других. Сомнения порой необходимы, как
приправа к кушаньям, - Марк великодушно это допускает. Он прочел
немало умных свитков и далек от солдафонской ограниченности. Он уверен
в своем знании многосложной человеческой природы и ожидает, что
сомнение в глазах Юния вскоре погаснет.
потому не прочь расстаться со смутным призраком будущих опасностей.
Впереди Рим, его Рим, его аристократическая община, по отношению к
которой он обязан соблюдать то, что выражается словом pietas -
верность, благочестие. Да и жизнь Александра, огненным метеором
пронесшегося над царствами и судьбами, не может не впечатлять. Так что
лучше уж без сомнений.
вспоминал, что за время их с Юнием разговора Гней Себурий Марон не
проронил ни слова.
природы: светлые глаза Гнея вызывают у него непонятную тревогу. Что в
этих глазах? Преданность идеалами, понятно, готовность не пожалеть
жизни ради этих идеалов - как же одно без другого? Но что-то остается
неразгаданным, что-то ускользает...
отправил бы к праотцам и Юния, посмевшего терзаться сомнениями, и
Марка с его верой в высшее предназначение аристократии. Гней Себурий
Марон - плоть от плоти и кровь от крови римской аристократии, но, по
его глубокому убеждению, и аристократия - не белее чем толпа, а Гней
ненавидит толпу, из кого бы она ни состояла.
изготовления "белого железа" - стальных мечей, которыми индийцы легко
перерубали македонские, - не самое главное. Главное он открыл для
себя, наблюдая Македонца: историю лепят сильные личности, чей меч не
знает разницы между шеями патриция и плебея. Еще вернутся времена
полноправных римских властителей, вроде царя Тарквиния Гордого. Только
во главе с личностью можно надеяться покорить мир. Только страх,
уравнивающий всех, только пирамида с абсолютным тираном на вершине и
множеством тиранов помельче, с гармонично убывающими возможностями -
основа мирового господства. Хвала богам, в Риме есть кому выслушать
его и понять...
родился слишком рано, - лишь через двести с лишним лет Рим окажется
под властью единолично правящих рексов, которые растопчут, в конце
концов, видимость республики и по примеру Македонца провозгласят себя
богами.
выступить перед Римом как один человек. Внимательна выслушав их, Рим
свернет на известную ныне во всех подробностях дорогу.
верный человек устроит их на корабль, не близок. Но время их не
подстегивает. Они даже не представляют, сколько у них времени.
Восемьсот с лишним лет пройдет, прежде чем рухнет величие города
Ромула на семи холмах...
учениками и последователями Великий Аристотель Стагирит предпочитает
вести, степенно прогуливаясь под сенью деревьев Ликейской Рощи или на
морском берегу. Новичок не мог об этом не слышать, но с непривычки ему
трудно следовать устоявшемуся ритму прогулки: он то отстает, то
опережает Стагирита. Он не может не замечать усмешек и оттого
становится все более неуклюжим. Но Аристотель словно бы не видит его
багровеющего лица, не слышит смешков. Поступь Великого Учителя плавна,
речь ровна, столь же степенны и перипатетики: гармоничная картина
высокоученого общества, подпорченная этим провинциалом, затесавшимися
на свое несчастье. Перипатетики ждут, они все знают наперед и
вслушиваются в журчание баритона Учителя с гурманским наслаждением.
доказательств, нельзя забывать того, что Атлантида еще и
просто-напросто выдумана Платоном для проповеди своих глубоко
ошибочных философских и политических взглядов. При всем моем уважении
к Платону я отрицательно отношусь к его трудам на ниве лженауки.
Лженаука вредна и опасна как раз тем, что растлевает неокрепшие умы.
Вот и ты поддался обаянию сказок о погибшем континенте, не дав себе
труда задуматься над тем, для чего это понадобилось Платону. Посмотри
вокруг, вернись на землю - разве мало насущных проблем, которыми
обязан заниматься ученый? Я бы был рад стать твоим наставником на пути
к подлинной науке, мой Ликей...
Я знаю.
над морским берегом, но не похоже, что провинциал смущен. Странное
дело, у него вид человека, получившего подтверждение каким-то своим
мыслям, к ходу беседы не относящимся. Аристотеля это беспокоит.
Неужели Атлантида - лишь предлог? Тогда зачем явился к нему этот
человек, где пересекаются их интересы?
Они деликатно замечали, что Платон некритически воспользовался чужими
вымыслами - Солона либо египетских жрецов. Ты первый, кто обвинил в
умышленной лжи самого Платона.