Чтение 42–й страницы книги ~Непристойный танец~

некий старый друг дожидается...

Прямо-таки ворвавшись в гостиную, Сабинин уставился на сидевшего за
столом мужчину - элегантно одетого, несколькими годами его старше, в золотых
очках. Сначала едва не кинулся к нему с распростертыми объятиями, но
помедлил, сказал с расстановкой:

- Что-то я даже и не пойму, славный мой, то ли на шею к тебе броситься и
облобызать троекратно, то ли браунинг достать и патрон в ствол загнать...

- Тема! - укоризненно воскликнул гость, приближаясь к нему как раз с
распростертыми объятиями. - Ну что же ты, право? Я тебе все объяснял в
письмах...

- Объяснял-то объяснял...

- Обижусь, честное слово! Уж если я здесь, следовательно, все обстоит
прекрасно.

- Хочется думать, хочется верить... - протянул Сабинин, но, сделав над
собой явственное усилие, все же обнялся с гостем.

Надя смирнехонько стояла в сторонке, наблюдая за ними с невозмутимостью
истой английской леди, во дворец которой вдруг нежданно вломился пьяный
бродяга в грязных сапожищах.

- Наденька, позволь тебе представить... - спохватился Сабинин.

- Мы уже успели познакомиться с господином Мирским, - светским тоном
прервала Надя. - С полчаса мило болтаем, ожидая тебя...

- Вот и прекрасно. - Сабинин чувствовал, что стал несколько суетлив, но
ничего не мог с собой поделать. - Ангел мой, мы, с твоего позволения,
уединимся в кабинете. У господина Мирского ко мне довольно деликатное
дело...

- Бога ради, ты ведь у себя дома... - пожала она плечами.

Обхватив гостя рукой за плечи, Сабинин повлек его в кабинет, нетерпеливо,
властно.

Минут через двадцать они вышли. От прежней настороженности Сабинина,
плохо скрытой неприязни не осталось и следа, они шагали бок о бок с
умиротворенными и благодушными лицами, подобно прославившимся на века
братской любовью древнегреческим близнецам Диоскурам.

- Надюша, Наденька! - позвал Сабинин ликующим голосом. - Наш гость
вынужден нас покинуть, у него неотложные дела...

Надя появилась с тем же светски невозмутимым лицом, подала руку для
поцелуя. Мирский склонился над ней с грацией опытного жуира:

- Весьма был рад знакомству, мадам! Искренне надеюсь его продолжить.
Сейчас же, великодушно прошу извинения, вынужден отбыть. Дела-с... Тема, ты
запомнил адрес?

- Ты мне лучше запиши, - сказал Сабинин, подавая ему свой блокнот, чуя на
лице застывшую идиотскую улыбку. - А то и забыть могу на радостях...

- Изволь.

Мирский крупным, разборчивым почерком написал адрес на верхнем, чистом
листочке, подал Сабинину. Тот, небрежно швырнув блокнот на столик в
гостиной, повел гостя в прихожую, смущенно бормоча:

- Ты уж прости за все, что я наговорил, но знал бы ты, каких мне нервов
стоило тебя ожидать столько времени...

- Пустяки какие, - благодушно гудел Мирский. - Все позади, что уж тут
считаться...

- Ты когда будешь на квартире?

- Часикам к шести, не раньше. Сначала нужно съездить в билетные кассы,
потом навестить кое-кого...

Закрыв за ним дверь, Сабинин вернулся в гостиную. Надя ждала его, с
величайшим хладнокровием скрестив руки на груди.

- Интересно, - сказала она без особого раздражения. - Тема... Значит,
тебя по-настоящему Артемием зовут?

- Поражен вашей проницательностью, мадемуазель! - рявкнул Сабинин зычно,
словно подававший солдатам команду унтер, вслед за чем подхватил Надю на
руки и закружился со своей очаровательной ношей по гостиной, придушенным
голосом распевая, пусть и фальшиво, но с огромным воодушевлением:

Не счесть алмазов в каменных пещерах,

Не счесть жемчужин в море полуденном...

- Отпусти, сумасшедший! Что на тебя накатило?

Бережно поставив ее на ноги посреди гостиной, Сабинин шарахнулся к
буфету, достал бутылку тминной, рюмку, налил себе до краев, опрокинул в рот.
Шумно выдохнув, блаженным взором обвел гостиную, шагнул к висевшей на стене
гитаре (Надя любила на ней иногда побренчать, довольно музыкально), упал
перед Надей на одно колено и ударил по струнам во всю ивановскую:

Цыганский быт и нравы стары,

Как песни, что все мы поем,

Под рокот струн, под звон гитары,

Жизнь прожигая, зря живем!

Прощаюсь нынче с вами я, цыгане,

И к новой жизни ух-хажу от вас,

Вы не жалейте меня, цыгане,

Прра-ащай мой табор, пою в последний раз!

Безусловно, его пенье и в подметки не годилось искусству любимца публики
Юрия Морфесси , а уж знаменитый Николай Дулысевич
и вовсе
выгнал бы такого певца взашей, но некоторый недостаток песенного мастерства
Сабинин искренне пытался восполнить огромным энтузиазмом и громогласностью.
Надя, не выдержав, зажала уши, но он, мотаясь по комнате с гитарою
наперевес, без удержу распевал:

Цыганский табор покидаю,

Довольно мне в разлуке жить,

Что в новой жизни ждет меня, не знаю,

А в старой не о чем тужить!

Сегодня с вами затяну я песню,

А завтра нет меня, и я уйду от вас,

И вспоминайте цыгана песню,

Пр-ращай, мой табор, пою в последний раз!

- Я тебя умоляю! - воскликнула Надя. Нехотя отложив гитару, Сабинин
остановился посреди комнаты, медленно остывая. Потом рванулся к Наде, прижал
ее к себе и, ломая всякое сопротивление, принялся громко и беззастенчиво
целовать - в нос, в щеки, куда попало. Она покорилась, должно быть,
справедливо рассудив, что противоречить ему сейчас бесполезно.

Выпустив ее в конце концов, Сабинин рухнул на диван, раскинул руки по
спинке, блаженно улыбаясь.

- Ну, слава богу, - сказала Надя терпеливо, присаживаясь рядом. - Я уж
боялась, придется карету "скорой помощи" вызывать, в смирительную рубашку
завязывать...

- От радости с ума не сходят, - сказал Сабинин, улыбаясь во весь рот. -
Вовсе даже наоборот...

- Что случилось?

- Попробуйте угадать, мадемуазель, вы ведь умница, я это давно начал за
вами подозревать...

Она пытливо глянула ему в лицо, прикусила губку, на миг подняв глаза к
потолку. Решительно тряхнула головой:

- Судя по твоим дикарским пляскам, имеется одно-единственное объяснение.
Только одно событие, сдается мне, способно тебя привести в такой восторг...
Твой неведомый компаньон, а? Не обманул все-таки, готов поделиться
сокровищами, которые вы с ним столь старательно.., добывали?

- Милая, ангел мой, солнце мое, звезда очей моих... - сказал Сабинин
счастливо. - Ты совершенно права. Что ж, теперь можно признаться, что я был
к нему несправедлив... Оказалось, у него были вполне уважительные причины...
Все в порядке, Надюша. Это похоже на старую мелодраму, но я могу с полным на
то правом воскликнуть: "Господи, я богат!" Я богат, господи!

Все кончилось...

- Поздравляю, - сказала Надя чуточку напряженно.

- Спасибо, Надюша, милая... - Он вскочил, чуть ли не бегом добрался до
буфета и на сей раз налил себе не в скромную рюмочку, а в бокал для
шампанского. - Прости, но мне позарез нужно выпить, успокоить нервы после
этих двух недель... Я тебя оставлю на пару дней, не возражаешь? Мирский
отправился за билетами, завтра утром мы с ним должны поехать в Будапешт.
Ненадолго, конечно, я рассчитываю за день-два все уладить...

Стоя к ней вполоборота, в продуманно выбранной именно для сей реплики
позе, он прекрасно видел Надино отражение в настенном зеркале. В первый миг
она была прямо-таки ошарашена и не смогла этого скрыть, полагая, что он не
видит ее личика, на котором последовательно сменяли друг друга
растерянность, удивление, непритворная злоба... Потом совладала с собой,
выглядела спокойной и безмятежной, но под этой личиной, Сабинин не
сомневался, кипели все те же эмоции. Слишком неожиданным и поистине
сногсшибательным оказался сюрприз...

- А зачем тебе понадобился Будапешт?

- Господи, я думал, ты и это поняла... Там деньги. Я сам и не знаю всех
подробностей, Вася Мирский лучше объяснил бы, он в банковских делах дока...
В общем, безопаснее и удобнее всего оказалось перевести их в Будапешт, чтобы
осели на счетах именно там. Оферты, проценты, что-то там еще.., я ж говорю,
не силен в этих тонкостях. В Будапеште открою счет на свое имя.., или все же
ради вящей осторожности ограничусь шифрованным, переведу свою долю... Что ты
улыбаешься?

- Похоже, я и в самом деле стала содержанкой господина скоробогача... -