Чтение 16–й страницы книги ~Пиранья против воров~

Поколебавшись, Мазур достал вторую пачку. Бегло ее пересчитав, парень сложил обе в пластиковый пакет, подошел к распахнутому окну, перевесился через подоконник и свистнул. Оказавшись рядом с ним одним прыжком, Мазур увидел, как затормозившая под окном девушка на велосипеде хватает брошенный ей пакет и рвет с места на максимальной скорости, какую только смогло развить ее безмоторное транспортное средство. Вжить - и след простыл, за углом скрылась...

- Разумные меры предосторожности, а? - спросил Мазур с ухмылкой.

- Вот именно.

- Верная любящая подруга?

- Вот ее вы не троньте, - хмуро пробасил парень.

- Помилуй бог, я и не пытаюсь... - пожал плечами Мазур. - Ну?

Парень выдвинул ящик, запустил туда руку до плеча, извлек кассету в черном пластмассовом футляре и протянул Мазуру уже без особой опаски. Мазур извлек рулончик пленки, бегло просмотрел некоторые кадрики и, убедившись, что имеет дело с качественным товаром, с негативами, спрятал во внутренний карман.

- С ней учились? - спросил он.

- Ага. Ей тут девятнадцать, умела еще расслабляться, терять бдительность, потом-то это прошло...

Похоже, ему самому ужасно хотелось выговориться. То и дело выхватывая из мятой пачки на столе кривые сигаретки, он говорил и говорил, расхаживая по комнате, присаживаясь на незаправленную постель.

Картина помаленьку вырисовывалась небезынтересная. Жила-была студенточка из маленького городка, решившая зубами зацепиться если не за столицу нашей необъятной родины, то хотя бы за град-столицу Шантарской губернии. Умненькая девочка, с характером, первый год, выражаясь фигурально, плыла по течению, давая волю несложным желаниям и нехитрым страстям - но очень, очень быстро подернулась ледком, отвадила прежних кавалеров, являя на взгляд со стороны образец благонамеренности и невинности - но люди особо посвященные кое-что знали. Сплошные банальности - сначала старенький, но влиятельный ректор, потом еще парочка не менее дряхлых, но очень уж нужных, потом диплом и уютное местечко, зависевшее от очередного престарелого ловеласа, потом...

- У нас все знали, что эта старая сука - записная лесбиянка. Только я в жизни не слышал, чтобы кто-то из девчонок таким вот образом строил карьеру. За исключением Ларочки - Лара наша моментально смекнула, что к чему... И вообще... Хотите знать, как она ухитрилась окрутить господина Панкратова?

Да она его тачки по номерам откуда-то знала наперечет, месяца три на разных углах то под дождем мокла, то неподъемные чемоданы с понтом таскала, пока не клюнуло наконец... Пару раз попадала в неприятности, когда ее другие пытались в тачку затащить... Ну, она ж у нас упорная, выбрала случай и уцепилась зубками... И стала обитать на другом уровне.

- Информированный ты парень, я смотрю, - усмехнулся Мазур.

- Шантарск только на вид большой. А на деле - одна маленькая деревня. Между своими много полезной информации крутится. Наружу такое выпускать не станешь - жизнь дороже...

- Это точно, - убежденно сказал Мазур. - На таком уровне человека достать трудно, а вот он пакостей может наделать много.

- Уже наделала.

- То есть?

- Лева... ну, тот, что с нами на снимках... сдуру распустил язык. Про эти снимочки, про старые времена...

- И что? - терпеливо спросил Мазур.

- Схоронили Леву. Полгода тому. Как в песенке поется - но вчера с ножом в лопатке мусора его нашли...

- А может, чистой воды совпадение? - спросил Мазур с подначкой.

- Ага, совпадение... Вот только дня за три до того Лара его отыскала и потребовала кассету. Даже денег не предлагала, стерва. Или кассета, или - "крайние меры". Лева посмеялся, послал ее подальше, дурик... А потом... Воды много утекло, она и забыла про эти снимочки, надо полагать... и вдруг аукнулось... Пустяк, если подумать... Или нет?

"Да нет, не пустяк, - подумал Мазур, представив решительное, холодное, обтянутое лицо Гвоздя. - Отнюдь не пустяк. Она ведь, насколько удалось вычислить, лепила образ насквозь домашней тихони, ангела светлого не от мира сего. А тут, изволите ли видеть, в цвете показано, как наш ангелочек один причиндал в рот затянул на всю длину, а второй с противоположного конца засадили... Допустим, это еще не смерть и не развод - но ведь отношение резко переменится, жить станет не в пример труднее. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, сие не нами придумано и - не сегодня. Имидж трещинами пошел бы, а имидж ей чертовски дорог. И не говорите мне, что она не способна послать убивцев... Ого-го, я-то ее уже знаю немножко..."

- Я уже месяц дома не живу, - сообщил его собеседник. - А как же, приходили... Сообразила: если кассета сохранилась, быть она может только у меня. Вот только ухитрился слинять вовремя, а про Нинку, он обвел рукой комнату, - она пока не знает... Вообще, надо из этого милого города сваливать, хоть и жалко - я ж здешний...

- Твое дело, - сказал Мазур. - Ты человек взрослый... Я так понял, старая лесбиянка - это госпожа Нечаева, Анна Всеволодовна?

- А кто ж еще? Там у них хорошее гнездышко - она, Танька из "Радости", еще парочка... Я ж все подробно рассказал вашей девочке, когда вели переговоры... Она что, не рассказала?

"И никому уже ничего не расскажет, - подумал Мазур, понурясь. - Опасные игры имеют тенденцию кончаться и печально..."

- Только меня вы ни во что не впутывайте, - заявил парень с забавной смесью воинственности и уныния. - Я вам товар отдал, бабки получил - и разбежались, как тараканы от "Рейда". Ясно?

- Чего уж яснее... - вздохнул Мазур, вставая. - Всего хорошего!

Оказавшись на улице, он не сразу вернулся к машине. Купил на углу конверт, засунул в него одну из особенно пикантных фотографий, предварительно коряво нацарапав на обороте гелевой ручкой:

"Пятьдесят тысяч баксов - в пакет. Оставишь на главпочтамте "предъявителю купюры ЬТ 6430206". Срок - три дня, иначе возьмет другой покупатель, в генеральских погонах, столичный гость. И без фокусов". Запечатал, сунул в карман и направился к машине, пробуя даже насвистывать от охватившего охотничьего азарта.

Через каких-то четверть часа получивший от него сотню тинэйджер скрылся в кондиционированной прохладе картинной галереи "Сибирия-Арт", уже через минуту появился на улице, Мазур вышел из своего укрытия, подошел к нему и выслушал доклад - конверт взяли "два качка в приемной" и обещали передать хозяйке, не распечатывая, после чего один из них скрылся в кабинете, откуда вернулся уже без конверта. Вот так, простенько и со вкусом. Честно выдав юнцу вторую сотню, Мазур вернулся в машину, сел, не включая мотора, закурил и подумал, что события вышли на самую что ни на есть финишную прямую. Начиналось самое веселое и незамысловатое - всего-то сидеть спокойно и ждать, когда тебя начнут убивать...

ГЛАВА ПЯТАЯ
РАЗВОДЫ ПО-ШАНТАРСКИ

- Нормально жилетик сидит, не беспокоит? - поинтересовался Мазур заботливо.

- Чего там... - Гвоздь кончиками пальцев потрогал поддетый под рубашку бронежилет. - Степаныч, а ежели в лоб шмальнут? Я не боюсь, интересно просто, ты такой загадочный - спасу нет...

- Если это тот, на кого я думаю, он будет стрелять по тулову, - сказал Мазур. - Школа у него такая... Погоди!

Он взял засвиристевший мобильник, торопливо откинул крышечку.

- Она со вчерашнего вечера дома, - прилежно доложил Быча. - Вот только свет чего-то так утром и не зажигался...

- Ага, - сказал Мазур, щерясь. - Вот что, срочненько придумайте, под каким благовидным предлогом вам влезть в квартиру. Сначала позвоните, спросите что-нибудь: где Пиндюрин живет, Иван Христофорович, не даст ли червонец в пользу шахтеров Кузбасса... Ясно?

- Ага. А если ни кто не откроет? Мазур ответил, не раздумывая практически ни секунды:

- Если никто не ответит - входите. И немедленно звони. Конец связи.

Он отложил телефон, придвинул к себе толстую стопочку белых листов, где аккуратно, по часам и минутам, были расписаны передвижения Анны Всеволодовны Нечаевой по славному граду Шантарску - труд, начатый еще покойным Котовским, кропотливо продолженный покойным Гигой и, наконец, так и не прервавшийся при переходе руководства в руки Мазура.

Если и была нора, то она могла оказаться в одном-единственном месте, отмеченном частыми и, в общем, не имевшими другого объяснения визитами Анны Всеволодовны. Совсем не то место, которое может служить для лесбийских забав интеллигентных дамочек... Следовательно, Мазур вычислил правильно.

Гвоздь сидел в уголке, наблюдая вот уже битый час за хлопотами Мазура с видом самую чуточку снисходительным - это не значит, что он Мазуру не верил, просто, надо полагать, хотел на всякий случай сохранить лицо. Если Мазур ухитрился бы крупно промахнуться, всегда можно сказать: ну как же, я с самого начала относился несколько иронически...

Новый звонок - это телефон на столе. Гвоздь, оказавшийся ближе, снял трубку, послушал, повернулся к Мазуру:

- Это ты Питер заказывал, Степаныч?

- Ну разумеется, - сказал Мазур, принимая у него трубку и прикрывая микрофон ладошкой. - Фомич, ты вот что... Пока я говорю, ты бы вернул мои документы и все прочее... Честное слово, самое время...

Говорил он недолго и, бросив трубку на рычажки, с довольным видом улыбнулся. У вице-адмирала Самарина по кличке Лаврик были свои крупные недостатки, боже упаси попасть к нему в тягостной роли виновника или просто подозреваемого - но имелись и достоинства, опять-таки крупные. Лаврика в свое время учили ремеслу еще сталинские кадры, пережившие и вождя, и лысого кукурузника, поскольку гэбисты - самые долговечные люди на грешной земле. А кадры эти отличались двумя примечательными особенностями - во-первых, они были крутыми профессионалами (поскольку за непрофессионализм в те суровые времена наказывали отнюдь не выговорами), во-вторых, каким бы диким это кому-то не показалось, им была свойственна некая справедливость. То, что это была справедливость дикого зверя, хищника, немногое меняло. Главное, на Лаврика можно полагаться, особенно когда он всерьез заинтригован многозначительными недомолвками Мазура и явными намеками на серьезность дела. Если все пройдет гладко, если все догадки верны, если удастся остаться в живых - Лаврик ломанется в игру, как танк сквозь березки...

Гвоздь стоял у стола, в раздумье покачивая на ладони Мазуров бумажник.

- Фомич, не жлобствуй, - криво усмехнулся Мазур, бесцеремонно забирая свой портмонет и бегло проверяя содержимое. - Ты же обещал играть честно, а?

- Кто бы спорил. Но результатов что-то не видно...

- Будут, - сказал Мазур. - Будут, как только... - он отвлекся, схватил мобильник со стола. - Ну? Ага, ага... Делайте оттуда ноги, и живенько... Вот так-то, Фомич, - сказал он, отложив телефон. - Лежит Анна Всеволодовна на полу в собственной прихожей, остывшая уже, и заточка у нее торчит из организма... Это называется - рубить концы. Все в рамках версии... Теперь можно и рассказать, как нас с тобой будут убивать. Непременно нас с тобой, обоих, никак не по отдельности...

- А почему? - серьезно спросил Гвоздь.

- А потому, что это две больших разницы - если нас просто пристукнут по отдельности, в разных местах, без затей... и ежели мы сами друг друга пристукнем. Соображаешь? Не было никакого внешнего врага, а также измены в рядах. Господин Гвоздь и генерал из Москвы перестреляли друг друга по причине чертовски серьезных разногласий... Хорошо замотивированных разногласий, подкрепленных вескими доказательствами... Это здорово меняет ситуацию, а? Нам вот-вот позвонят, Фомич. Точнее, тебе... но, может, и мне, в такие тонкости я сейчас не хочу вдаваться, потому что они, в принципе, второстепенны... Нас с тобой попросят приехать вдвоем, поскольку дело невероятно важное и секретное... и я процентов на девяносто уверен, куда нас попросят приехать... Ну вот. А там нас должны шлепнуть без особых проволочек.

- А вот это уж хрен, - промолвил Гвоздь, потемнев лицом.

- Совершенно верно, - кивнул Мазур. - На хрен это нам нужно? Я тебя прошу об одном, Фомич... Не мешай мне там. Начинай палить только в том случае, если меня все же пристукнут - я как-никак не господь бог и мог что-то просмотреть, недоучесть... Обещаешь?

Гвоздь кивнул:

- Ладно, рискну. Но если...

Телефон на столе зазвонил - мелодично, длинно, решительно. Мазур кивнул в ту сторону. Гвоздь снял трубку. Он спокойно слушал, не говоря ни слова, потом только бросил:

- Да, понятно, едем...

Медленно-медленно опустив трубку на рычаги, повернулся к Мазур с окаменевшим лицом.

- Ну? - нетерпеливо спросил Мазур.

- Ларка звонила, - тяжело чеканя слова, сказал Гвоздь. - Что-то у нее случилось, настолько серьезное и важное, что нужно нам обойм немедленно приехать в галерею... - он подошел к Мазуру, тяжело переставляя ноги, как та статуя Командора, взял за лацкан и промолвил, едва шевеля губами:

- Ты что, хочешь мне вкрутить...

- Я тебе ничего не собираюсь вкручивать, Фомич, - сказал Мазур тихо. - Я тебя только прошу помалкивать и хвататься за пушку не раньше, чем меня убьют... Не очень обременительная просьба, а? Я же к тебе, по-моему, не навязывался в сыщики?

- С огнем играешь...

- Как все мы, грешные, как все... - сказал Мазур устало.

***

...Они пересекли прохладный, увешанный картинами зал, не обращая внимания на застывшую с испуганно-вежливой улыбкой продавщицу, или как она тут именовалась. Распахнув дверь в "предбанник", Гвоздь с порога распорядился:

- Ну-ка, погуляйте на улице, оба!

Мордовороты интеллигентного вида сорвались с мест, словно уколотые шилом в известное место, бросились в зал, столкнувшись в двери. "Ну, одной заботой меньше, - облегченно подумал Мазур. - Вы, ребята, тут ни при чем, иначе придумали бы предлог, чтобы остаться или промедлить... Что ж, тылы, по крайней мере, не таят опасностей..."

- Заприте дверь, - сказала Лара, едва они вошли. Она сидела за столом, лицо у нее было напряженное, чужое, застывшее, и это, конечно, не игра - таким она, ручаться можно, никогда не занималась, все это происходило в уютном отдалении от нее и делалось чужими руками...

Мазур с превеликой охотой повернул рубчатую головку замка. "Только бы не автомат, - думал он, ощущая каждой клеточкой тела знакомое дикое напряжение. - Только бы не трещотка... Мне уже не тридцать, не сорок, и связки не те, и весь организм поизносился... Нет, по всем раскладам он будет один, с пистолетом... нет, наверняка с двумя, но это не меняет сути..."

- Садитесь, - сказала Лара. - Я вам сейчас все подробно объясню, нужно придумать, как из этого выпутаться...

Оба кресла стояли так, что им пришлось усесться спиной к той стене, за которой располагалась уютная квартирка, Ларочкин приют любви - а это, господа, давало кое-кому кое-какие возможности, и нешуточные...

- Ну? - нетерпеливо поторопил Гвоздь. - Что ты сидишь, как засватанная? Что случилось?

Когда ее рука на миг скрылась под столешницей, Мазур уже не сомневался, что там - кнопка. К тому же сидела она так, что в любом случае не оказалась бы на линии огня...

Пожалуй, он даже не услышал тихое шуршанье открывшейся потайной двери -

Почуял это тем самым звериным инстинктом, который в нем старательно воспитали мастера своего дела, тем самым инстинктом, что спасал его в самых неожиданных местах на глобусе...

И он прыгнул по всем правилам - отбросив кресло, спиной вперед, разворачиваясь в воздухе, выхватывая пистолет, дважды нажав нас пуск...

Мрачный человек Хлынов еще запрокидывался навзничь с парой аккуратных дырочек во лбу - а Мазур уже метнулся мимо него в проем отлично замаскированной потайной двери, поводя стволом вправо-влево, передвигаясь отточенными рывками, обежал квартиру. И, убедившись, что там больше никого нет, вернулся в кабинет.

Там ничего и не изменилось, в принципе. Лара сидела на прежнем месте, понемногу наливаясь бледностью, а Гвоздь, успевший вскочить, все же выхватить вопреки строжайшим указаниям Мазура пистолет, смотрел на лежащего Хлынова - в одной руке у того чернел "макарка", в другой - ухоженный наган.

Мазур медленно, демонстративно спрятал пистолет в кобуру, кивнул Гвоздю:

- Порядок, Фомич, убери пушку.

Он присел на корточки над трупом, проворно охлопал карманы и, заслоняя собственные руки спиной от Гвоздя, переправил во внутренний карман своего пиджака маленькую коробочку с видеокассетой - надо полагать, запечатлевшую его предосудительные утехи с Ларой. Тот самый крайне убедительный мотив, из-за коего Гвоздь со столичным генералом сцепились так яростно, что невзначай прикончили друг друга. Гвоздь, стало быть, узнал и рассвирепел, а столичный генерал, тоже не подарок, взялся за пушку, вот и пришили они друг друга...

Такова была задумка, к счастью, так и не претворенная в жизнь. Идеальный выход для Лары, идеальная возможность соскочить, развязаться. Никто из стаи не стал бы вдумчиво изучать ее моральный облик, мстить, преследовать. К чему? Стая весело и незамедлительно поделила бы наследство вожака, наподдав нашей безутешной вдове под зад коленкой - чему она, несомненно, была бы только рада, поскольку обрела бы желанную свободу, свой маленький бизнес...

Медленно выпрямившись, Мазур протянул:

- Лариса, ты представляешь - какая-то сволочь ухитрилась заснять вас вчера с милой Танечкой на той даче...

Она сорвалась, не выдержала напряжения. А может, и не сорвалась, может, вполне хладнокровно попыталась довести задумку до конца, только уже без сообщника. В руке у нее появился небольшой черный пистолет, дуло взмыло на уровень голов Мазура с Гвоздем, палец решительно потянул спуск...

И вместо выстрела раздался сухой металлический щелчок. Но не следовало усматривать в осечке какую-то мистику - попросту Мазур, навестив вчера посреди ночи этот кабинетик, отыскал в столе немецкую волыну и подпилил ударник - всего-то на пару миллиметров, но этого быль достаточно, чтобы боек не достиг капсюля...

- Фомич, забери у нее пушку, - сказал Мазур с безразличным видом. - Это, в конце концов, твоя баба, вот сам и разбирайся...

Она молчала, смертельно бледная - какие тут, к чертям, недомолвки, какие оправдания... Гвоздь надвинулся на нее, как бульдозер, Мазуру показалось, что сейчас хрястнет жуткий удар...

Нет, шантарский крестный Папа оказался на высоте. Он всего лишь выдернул у Лары пистолет из пальчиков, придавил ей ладонью плечо, заставив опуститься в кресло, обошел вокруг стола и сел. Не глядя на Мазура, спросил:

- Что там за Танечка, что там за дача?

Мазур взял видеокамеру, предусмотрительно поставленную на пол в уголке, уже сноровисто нажал пару кнопок:

- А вот, Фомич, это самое кино...

Гвоздь недолго смотрел на крохотный экранчик. Взвесив камеру на руке, запустил ее через всю комнату, и она смачно влепилась в стену. Что-то отлетело, дребезжа.

- Есть такая наука - генетика, - сказал Мазур. - Согласно генетике, у двух синеглазых родителей ни за что не может родиться кареглазый ребенок, - он старался говорить бесстрастно, холодно, прекрасно понимая, как унижен сейчас Гвоздь. - Но это все лирика - и кареглазое дите, и это... - он кивнул в сторону рассроченной камеры. - Главное, Фомич, совсем в другом. Это не правда, что брак по расчету самый крепкий - во всяком случае, не каждый... Она захотела соскочить, ты ей был больше не нужен. У нее появилось собственное дело, небольшое, но хлебное, ей хотелось, расправив крылышки, выпорхнуть на свободу... но при живом муже это было бы трудно проделать. Потому-то мы с тобой и должны были прикончить друг друга на этом самом месте. Она совершенно ни при чем. Ты просто-напросто из-за чего-то смертельно поссорился со своим московским генералом, и мы нашпиговали друг друга свинцом...

О кое-каких деталюшках - то есть о кассете, уютно пригревшейся во внутреннем кармане его пиджака - следовало все же промолчать. Трудно предсказать, как поведет себя Гвоздь, когда на него свалится еще и это. Благо Ларочка ни за что не станет упоминать о существовании кассеты - на ней и так много чего повисло...

- Я действительно в чем-то старомодный человек, Ларочка, - сказал Мазур устало. - Но это еще не значит, что я готов с ходу верить всякой ерунде, которую мне преподносит очаровательная женщина. До такого идиотства моя старомодность не простирается. Повидал кое-что. И предавали меня женщины, и убить пытались...

Она сидела с мертвым, бледным лицом. Как бы она ни была умна и коварна, сказать ей сейчас было попросту нечего... Не тот расклад.

Гвоздь медленно встал, навис над ней, и она шарахнулась, ожидая удара. Однако оскорбленный в лучших чувствах муженек всего лишь поднял ей подбородок двумя пальцами и проговорил медленно, раздельно, тусклым голосом:

- Я так полагаю, мы в разводе, сучка? Не дергайся, я об тебя руки пачкать не буду... и никто не будет. Я тебе просто предскажу будущее, не хуже любой цыганки. Ты, мандавошка, нынче же вечером будешь стоять на "бляжьем проспекте" - под присмотром персонального сутенерчика, в самой что ни на есть мини-юбочке, с килограммом косметики на морде. И пахать ты там будешь, пока рак на горе не начнет марш Мендельсона высвистывать...

Мазуру нисколечко не было ее жалко - потому что по ее раскладу ему предстояло лежать в морге с бирочкой на ноге, а это, согласитесь, несколько меняет дело и избавляет как от лишней сентиментальности, так и сочувствия...

- Значит, и Котовского... - проговорил Гвоздь, отвернувшись от супруги.

- Знаешь, Фомич... - сказал Мазур устало. - Это все - совершенно мне неинтересные мелкие детали, ненужные подробности... С этим ты и сам справишься, без особого труда. А я, уж прости, вынужден откланяться. Я сделал все, чего ты от меня хотел, правильно? Вот видишь... У тебя есть дохлый злодей - и живой свидетель, который охотно прольет свет на темные стороны дела... По-моему, никаких претензий ко мне быть не может. Я свою работу сделал. И потому ухожу.

Он двигался к двери, зорко наблюдая краешком глаза за Гвоздем - но тот и не вздумал хвататься за оружие. Лишь когда Мазур повернул головку замка. Гвоздь прямо-таки вскрикнул с неподдельным удивлением:

- А почему...

- Почему я нисколько не озабочен судьбой нашей пленницы? - понятливо подхватил Мазур. - Почему я не требую вернуть мне девушку? Извини, Фомич, я не гений, но ты меня недооценил, головореза старого... Недооценил. Прощай, чего там...

Он тщательно прикрыл за собой дверь, решительными шагами пересек прохладный зал - судя по спокойному лицу продавщицы, выстрелов она не слышала, звукоизоляция отличная - вышел на улицу и сел в машину с примечательным номером. Тяжело отдуваясь, повел ладонями по лицу.

Не было времени на отдых. Не было времени расслабляться. Ему еще предстояло поставить последнюю точку - пока Гвоздь не опомнился и не сложил дважды два, получив тем самым четыре...

ГЛАВА ШЕСТАЯ
АДМИРАЛ, АДМИРАЛ, УЛЫБНИТЕСЬ...

Это было небольшое и красивое, белое двухэтажное зданьице, разместившееся в некотором отдалении от крайних домов, прямо на низком берегу Шантары - респектабельный отельчик для особо важных персон (или обладателей особо толстых портмонетов), не особенно и широко известный людям несерьезным и суетливым. Самое подходящее место, где мог бросить якорь сухопутный морячок по имени...

Мазур назвал это имя очаровашке за стойкой, и она, даже не оглянувшись на доску темного дерева, кивнула:

- Он у себя, седьмой номер...

В свою очередь вежливо ей поклонившись, Мазур степенно направился на второй этаж. Толстый ковер глушил шаги, вокруг, куда ни глянь - солидное темное дерево и начищенная медь, ни малейших признаков жизни...

Он постучал. Темная дверь с бронзовой семеркой распахнулась почти сразу же - ну конечно, кого тут ему опасаться? В особенности если он считал себя хитрее всех...

Отработанным движением Мазур сделал левой ладонью резкий жест, на пару минут лишивший хозяина номера возможности издавать громкие звуки, правой столь же уверенно заехал в солнечное сплетение. Пинком оттолкнул полусогнутого Нечаева в глубь номера, подхватил свой "дипломат", вошел, тщательно прикрыл за собой дверь, запер ее на вычурный ключ, а ключ надежно упрятал в карман. Сел в кресло, закурил и с холодным исследовательским интересом смотрел, как корчится его высокопревосходительство, господин вице-адмирал, сволочь такая.

- Ну, не скули, не скули, - дружелюбно посоветовал Мазур. - Тебе уже и не больно почти... Споем? Адмирал, адмирал, улыбнитесь, ведь улыбка - это флаг корабля...

Нечаев с кряхтением распрямлялся. На его упитанной, воистину адмиральской, авторитетной и авантажной физиономии читалось одно лишь безграничное удивление.

- Кирилл...

- Ну не призрак же? - покривил губы Мазур. - Призраки так умело и больно под дых не лупят... Слушай, ты бы хоть удивился для порядка, спросил бы, какими судьбами, с чего бы вдруг, где Света... А?

Нечаев кинул на него недобрый взгляд исподлобья, но тут же попытался взять себя в руки, натянуто улыбнулся:

- Ну, значит, ты что-то такое просек...

- А ты молоток, - кивнул Мазур. - Ты, конечно, сволочь последняя, но ты все же - молоток. Безграничное изумление не лепишь, не возмущаешься даже особо... Сядь, в ногах правды нет...

Нечаев послушно уселся напротив. Взгляд его немножко блуждал, конечно, но все же он никак не производил впечатления раскаявшегося грешника. И особой удрученностью своим поведением от него не пахло.

- Чертов спецназ... - сказал он в пространство с некотором даже философским смирением.

- А ты думал... - ухмыльнулся Мазур. - Мы ведь умеем не только резать глотки журналом "Плейбой"... Помнишь, что говорил Федор Сухов? Война - это кто кого передумает... А может, и не Сухов, я толком не помню уже, но мысль глубоко верная... Понимаешь ли, Всеволод Всеволодович, я, конечно, не гений аналитики и уж никак не ас сыска, но со временем пора было выстраивать версии... Мне ведь живым остаться хотелось. И выиграть вдобавок. Так вот, я одно время был в полнейшей растерянности, как и Гвоздь. Я никак не мог узреть виновника, главный мотор дела, кукловода. Так, смутные контуры... От отчаяния, должно быть, в голову лезла самая что ни на есть шизофрения. И однажды мне вдруг пришло в голову: если поставить на вакантное место тебя вкупе со Светкой, все идеальнейшим образом укладывается... И никакой тебе головоломки. Я тщательнейшим образом воскресил в памяти, как она шла к тому поганому ларьку, пивко мне якобы закупать - он же за углом был, не видно его из вагонов, ну никак не видно... а она шла туда так уверенно, по компасу словно... И дальше все логично связывалось... Это ты и был - внешний фактор... Ты меня Гвоздю сосватал, ты с ним на пару удумал примочку с бедной заложницей... Ну, вы меня правильно просчитали, каюсь - никак не мог я ее бросить в грязных лапах... Почему он тебе так верил? Старые знакомые, а? Вы ж шантарские оба...

- Ну да, - сказал Нечаев почти спокойно. - Соседи даже. Ольховка, хулиганский райончик... Дружили когда-то. Потом разошлись, но пересекались иногда...

- И он тебе верил, - утвердительно сказал Мазур. - Как старому корешку. Все мы к старости чуточку сентиментальными делаемся... Хорошо придумано, Севочка, сначала твои мальчики хлопают его пешек, потом ты его убеждаешь, что единственный специалист, который может его из столь поганой ситуации вытащить - это наш отечественный Рэмбо, Кы Сы Мазур. И вы на пару мозгуете план, в полной мере учитывающий характер означенной Рэмбы и некий старомодный кодекс офицерской чести... Неплохо, Сева. Неплохо. Я не спрашиваю, откуда у тебя такие хваткие мальчики и кто они, сейчас меня это не интересует... Зато крепенько подозреваю, что через сестрицу Анюту ты у нас прямо причастен к тем труженикам лопаты, что археологические находки свои сдают не в музей, а на черный рынок... Каким-то боком ты и Ларочку подцепил, и, крепко подозреваю, господина Хлынова... А?

- И улик у тебя, конечно, полны карманы? - спросил Нечаев с улыбочкой. - Да неужели?

- Вот тут ты прав, - развел руками Мазур. - Нет у меня улик. И я, откровенно говоря, не представляю, как их добыть... Что же это ты, старого друга, соседа не пожалел?

- А что, от его смерти прогрессивное человечество многое потеряет? - пожал плечами Нечаев. - Уголовник, сволочь, пахан...

- Оно конечно, - задумчиво сказал Мазур. - Только, видишь ли... Скажу тебе по совести: Гвоздь, как к нему ни относись, личность яркая. Волк, конечно. Но ты-то - шакал...

- Слушай!

- А что? - невинно спросил Мазур. - Даже не шакал, крыса... На языке того социума, куда ты меня так неожиданно продал, такое поведение называется крысятничеством... - он ногой придвинул к себе "дипломат", открыл его и достал этюд. - Сева, это что, настоящий Леонардо да Винчи?

Он поразился перемене, происшедшей с собеседником - Нечаев уставился на застекленную картинку завороженно и тупо, словно птичка на змею, показалось даже, что его эмоции сродни оргазму. Чтобы Нечаев опамятовался, Мазур побыстрее убрал этюд в портфель и щелкнул замками.

- Сева...

- Ну да, - сказал Нечаев, мечтательно заведя глаза куда-то под потолок. - Эта дура, Томка, ничего не поняла, ее интересуют кони в любых видах, неважно, Леонардо их рисовал или уличный мазилка... Значит, Задуреев не врал по пьянке? У старухи осталось вот это? - он жадно смотрел на портфель.

Мазур кивнул.

- Это этюды Леонардо, - произнес Нечаев, словно девочке стихи декламировал. - А бронзовые лошадки - это Пьетро Монтичелли. Друг Леонардо, нечто вроде подмастерья. Ему, конечно, было до Леонардо как до Китая раком, но "круг Леонардо да Винчи" - само по себе нехилая товарная марка. Лошадок было двенадцать, по числу месяцев, модели для скульптур, которые Пьетро заказал какой-то вельможа. Скульптур Пьетро так и не сделал - то ли заказчик умер, то ли что-то еще помешало - а лошадок сохранилось на Западе всего четыре. Две в Лувре, две - в частных коллекциях. Эта четверка, что сейчас стоит у Томки, считалась тоже пропавшей с семьсот девяносто седьмого года. Тогда сгорел венецианский Арсенал - он только назывался так, а на деле был музеем... Революция, уличные бои, вторжение французов... Скорее всего, какой-нибудь лягушатник их и прибрал в мешок. А потом пришли немцы - то ли во времена франко-прусской, то ли в Первую мировую. Кто-то опять-таки был ценителем изящного. Ну, а потом - наши. В Германии тогда столько всего можно было нагрести...